Андрей Ваганов - Жанр, который мы потеряли. Очерк истории отечественной научно-популярной литературы Страница 9

Таблица 2.5

Все эти ставки установлены для Москвы, для Петербурга же к ним прибавляется еще 50 %».[72]

Подготовка оригинальных научно-популярных произведений, как видим, ценилась по высшему разряду и приравнивалась к научным и художественным текстам. Так что заниматься научпопом было, помимо всего прочего, еще и выгодно с экономической точки зрения. (Для сравнения: в 1919 году было установлено 35 категорий зарплаты для государственных служащих, от рядового конторщика до народного комиссара; соотношение между самой низкой и самой высокой зарплатой составляло 1:4 – 1200 рублей и 4800 рублей.[73])

И тем не менее Блоха, с его пергюнтовскими страстями, понять можно. В научном и научно-популярном книгоиздательстве в начале 20-х годов прошлого века отсутствовало главное – система.

В этот период в стране существовали в основном четыре вида издательских организаций: государственные, профессиональные, кооперативные и частные. Так, в 1921 году Союз кооперативных издательств устроил выставку своих изданий с 1917 по 1921 год. Вот совсем не полный перечень тех из них, которые представили на этой выставке научную и научно-популярную литературу: «Научное книгоиздательство», «М. и С. Сабашниковы», издательство З.И. Гржебина, «Кооперация», «Наука и школа», «Начатки знаний», «Огни», «Право», «Альконост», «Петрополис»… Забавно, что издательство «Образование» представило на выставке сразу два своих издания: Эрнст Мах – «Популярно-научные очерки» и Рамзай-Оствальд – «Научно-популярные очерки». (Можно сказать, последние отголоски синонимической вольницы для обозначения научпопа…)

Еще раньше, в 1920 году, Научное химико-техническое издательство (Н.Т.О.В.С.Н.Х.) организовало несколько серий изданий (с целью «дать химико-технические основы народного хозяйства»): «Основы науки (Курсы для высшей школы)»; монографии по химико-технологическим и химико-экономическим вопросам; химико-технические справочники («русский Chemiker Kalender, русский Blucher»…); руководства по общей, аналитической и технической химии («на подобие Dammer’a, Abeg’a и т. п.»)… Не была забыта и «Научно-популярная серия».[74]

В издательстве «Наука и школа» продолжалась серия «Введение в науку». (Для примера: одна из книг этой серии – «Мусульманский мир» академика В.В. Бартольда.[75])

Комиссия по изучению естественных производительных сил России при Академии наук, знаменитая КЕПС, «организовала под редакцией академика А.Е. Ферсмана и Е.В. Ереминой серию кратких научно-популярных очерков, содержавших статьи-сводки научных сведений о природных богатствах России. Вышли: А.Д. Стопневича “Минеральные воды”, В.И. Масальского “Хлопок”, Е.Ф. Лискуна “Животноводство” и Ф.Ю. Левинсон-Лессинга “Платина”».[76]

Центральный научно-технический клуб профсоюзов в Москве начинает издавать журнал «Наука и техника». «Журнал ставит себе целью в ряде статей и обзоров ознакомить как рабочую, так и всю трудовую интеллигенцию с достижениями русской и иностранной мысли. В № 1 находим статьи: О. Ерманского “Под знаком организации”, акад. А.Е. Ферсмана “Завоевания науки”, Сванте Аррениуса “Великая проблема энергии”, проф. Т.П. Кравеца “Три мировые субстанции (материя, электричество, энергия)”, инж. Я. Гольберга (Я. Златогорова) “Автомобиль и его роль в современном транспорте”, М.А. Блоха “Наука и промышленность”, инж. В.А. Петрова “Русские изобретения за последние годы” и ряд кратких сообщений и заметок».[77]

Этот отнюдь не полный библиографический список научно-популярных изданий впечатляет даже сегодня. Напомню, речь идет о временном отрезке с 1919 по 1922 год. Выпуском научно-популярной литературы занимались, как минимум, несколько десятков издательств. И еще неизвестно, как выглядели показатели их деятельности в количественном выражении по сравнению с современными. Но… «Никакой руководящей идеи или программы в деятельности этих частных изданий уловить нельзя, и наряду с многими весьма хорошими книгами попадаются такие издания, что удивляешься не издательству, ее выпустившему, а тому, что, очевидно, есть определенный спрос на такую книгу, – отмечает цепким взглядом хронического библиофила М.А. Блох. – Если мы поинтересуемся тем, что составляет главное содержание работ за последнее время, то приходится отметить любопытное явление, что появляются на свет издания, может быть, очень ценные, но вовсе не так необходимые. И для научного работника, живущего на своем скромном бюджете и привыкшего с уважением относиться к книге, представляется иногда совершенно непонятным тот успех роскоши, который приходится отметить. Именно роскошная книга, художественная книга, находит наибольшее распространение. Для иллюстрации сказанного отметим только издание «Петрополис» («Портреты Анненского» – цена 100 миллионов рублей!), издание «Аквилона», «Альконоста», «Эпохи» и т. д. ‹…› В России положение научной книги всегда было тяжелым, и в самые легкие годы печатания неоднократно приходилось с удивлением отмечать, как далеко нас опередила Германия, где частные издательства имели возможность реализовать такие специальные издания, которые в России никогда бы не могли рассчитывать на большой круг читателей».[78]

Этот вывод вроде бы подтверждает и свидетельство М.В. Муратова: «После революции 1917 года преграды, мешавшие распространению книги, пали, и сразу же всевозможные общественные организации стали вести продажу книг в более или менее значительных размерах. Всероссийский земской союз закупает в это время на сотни тысяч так называемую политическую литературу, главным образом для продажи на фронте. В том же направлении ведут работу Союз городов, партийные организации, советы рабочих и солдатский депутатов, и т. д.»[79]

Книжный репертуар в то время действительно был чрезвычайно политизирован. Причем уже в 1918 году это был в значительной мере монопартийный репертуар. «Вместе с процессом обобществления печатного дела изменяется и самое содержание книги, ею приобретается все более и более утилитарный и партийный характер, – отмечает В. Славская. – При этом 1918 год опять-таки является переломным в смысле объединения политической литературы под знаком коммунистической партии в противоположность партийной дробности этого рода литературы в 1917 году.»[80] Издательская статистика, приводимая Славской, неумолима на сей счет (см. табл. 2.6 и 2.7).

«Так завершается процесс обобществления печати – путем образования общественной инициативы, а затем и перевеса ее над частным предпринимательством; преобладания в ней коммунистического направления и, наконец, совпадения коммунистической литературы с официальной, – пишет В. Славская. – “Толстые” книги почти совершенно исчезли с нашего книжного рынка; небольшая, по преимуществу политическая, брошюра – таков обычный распространенный тип современной книги».[81]

Таблица 2.6. Партийная принадлежность издаваемых книг в 1917–1918 годах

Но русский социалистический читатель быстро, судя по всему, «наелся» политикой. «Очень скоро выяснилось, что по большей части наспех изданная “политическая литература” мало удовлетворяет население, а когда интерес к политической жизни стал падать, спрос на нее почти совсем прекратился, и она превратилась в книжную заваль, – не без удовлетворения подчеркивает Муратов (напомню, практический специалист по книжной торговле. – А.В.). – Вместе с тем оказалось, что есть большая потребность в другой книге: в то время как политическая литература лежала без движения, охотно покупались популярно-научные и сельскохозяйственные книги, беллетристика, классики и т. д.»[82]

Таблица 2.7. Партийная принадлежность периодической печати в 1917–1918 годах

Оригинальное объяснение такой аполитичности русской «читающей массы» дает Николай Рубакин. «Книгам из отдела наук политико-социальных больше других не счастливится среди русских читателей, – пишет Рубакин. – В этом нельзя не видеть некоторых особенностей русского читающего интеллигента. Он как-то привык относиться к окружающей жизни, если так можно выразиться, как бы с одной стороны: то он интересуется вопросами этическими, а все прочие не ставит ни во что, то интересуется вопросами экономическими, и тогда вопросов политических уже почти не признает. Такое хождение вокруг да около, такие односторонние поиски “начала всех начал” – одна из характерных особенностей русского читающего интеллигента, стремящегося отыскать “истинный корень вещей”».[83]

Возможно, впрочем, все гораздо проще. К 1920 году начинает сказываться эффект усталости нормального человека, обывателя, от политики, явный «износ» внимания к политической риторике. Как показывает история XX века, повышенный интерес к политическим событиям, а следовательно и к политической литературе, имеет циклический характер с периодом 4–6 лет.