Ирина Ремезова - Человек. Образ и сущность. Гуманитарные аспекты. Когнитология и гуманитарное знание Страница 9

Хинтикка формулирует эту мысль как мысль Гуссерля, отмечая, что эмпирический опыт не приходит к нам уже артикулированным категориально. Он структурируется посредством ноэтичес-кой активности. Мы налагаем формы на сырой материал опыта, что необходимо сделать для того, чтобы превратить опыт в опыт объектов с их качествами и отношениями. В редукционистском стремлении достигнуть ноэтических и хилетических (неартикулированных) слоев важную роль играют понятия «заключение в скобки» или «эпохэ», как метод получения непосредственного опыта. Таким образом, по мысли Хинтикки, из непосредственного опыта Гуссерлем исключаются повседневные материальные объекты. Гуссерль через непосредственный опыт открывает «концептуальную структуру» мира. Соответственно обычные объекты, такие как деревья, животные, люди, инструменты, должны восприниматься не в соответствии с их лежащими на эмпирической поверхности качествами, как исчерпывающими их действительную природу, а как неартикулированные, так называемые хилетические данные, смысловая природа которых еще должна быть сформирована. Если феноменологическая редукция выводит нас за пределы обычных объектов к непосредственному опыту, то затем этот непосредственный опыт артикулируется и для этого вводится понятие «конституция». Конституция должна иметь дело с процессами, посредством которых данное артикулируется в сознании человека, возвращаясь к уровню обычных объектов. Согласно Хинтикке, Гуссерль был уверен в том, что в непосредственном опыте материальные объекты не могут быть даны. В нем присутствуют только хилетические данные. Это сомнительное предположение и привело к постулату о «сырых» хилетических данных как основных составляющих опыта, тогда как Витгенштейн понял, что даже наиболее примитивный, необработанный опыт уже артикулирован категориально: он состоит из определенных целостностей – животных, растений, людей, полезных приспособлений, домов, гор, так же как из положения наших дел и событий. А это значит, что весь методологический аппарат Гуссерля становится ненужным, отпадет необходимость и в понятии «конституция». Овергард справедливо считает, что этот вывод о ненужности феноменологической редукции наносит удар по основам феноменологии Гуссерля23.

Очевидно, что вырисовываются две трактовки непосредственного опыта: трактовка Гуссерля и трактовка Витгенштейна. Гуссерль полагает что опыт в его целостности состоит из двух частей – сырых ощущений как непосредственно данных и их артикулирования ноэтическими средствами. В итоге путем конструирования «возникают» объекты в своей целостности. Витгенштейн же вслед за Хайдеггером считает, что человек непосредственным образом воспринимает целостные объекты – автомобиль марки «мерседес», а не по отдельности краски, запах бензина, шуршание шин и т.д. Вначале целое, а затем и его качества как части целого: вначале дом, а затем скрип дверей, цвет крыши, запах дыма из печной трубы и т.д.

Как оказалось, обе трактовки опыта имеют под собой реальные основания: это опыт обычного человека, на который опираются Хайдеггер и Витгенштейн, и опыт создателя сложных информационных систем, который предвосхищала феноменологическая конструкция Гуссерля.

На самом деле обычный человек воспринимает объекты в их целостности и оперирует их образами в своей мыслительной деятельности.

Физик, имеющий дело с механизмами воспроизведения и передачи образов реальности в информационных системах, оценивает опыт совершенно иначе. Для того чтобы воспроизвести образ реальности на телевизионном экране, он должен «разложить» его на составные элементы, которые затем синтезируются как единое целое. Составные части образа превращаются в электромагнитные волны и ретранслируются. В этом виде они принимаются приемником и синтезируются в образ целого, который и появляется на экране. Очевидно, что этот механизм восприятия, воссоздания и ретрансляции образа объекта в общих чертах соответствует той феноменологической схеме, которая была сформулирована Гуссерлем.

В информационной схеме, которая корреспондирует с феноменологической редукцией, исходные элементы опыта и образ, который создается из них, не имеют внешнего сходства. Этот парадокс не фиксируется обычным человеком, сидящим у экрана телевизора. Для него имеет смысл лишь результат, а не процесс, создающий этот результат. Для физика имеет определяющий смысл опыт превращения «невидимых» электромагнитных волн в «видимый» на экране образ. Оба опыта действуют в разных аспектах и поэтому могут полагаться объективными в своем специфическом смысле: для физика объективным является опыт, который обеспечивает превращение электромагнитных волн в видимый образ; для обычного человека объективным является опыт усвоения образного содержания и смысл информации, возникающей на экране.

Для философа здесь сохраняется вопрос: как эти два типа опыта соотносятся с определением истины? Не является ли один из видов опыта иллюзорным видением реальности?

Образ передает смысл. Но этот смысл не «вытекает» из электромагнитных волн.

Философский смысл этого явления обретает космологический характер. На самом деле, что представляет с точки зрения смысла астрофизика Вселенной? Астрофизики говорят о первоначальном взрыве Вселенной, объясняющем наблюдаемое рассеяние галактик, о возможном конечном состоянии Универсума как бесструктурной реальности, в которой все конкретное исчезает, о распадении структур материи в критических температурах. Если с астрофизической точки зрения мир не имеет человеческого смысла, то тогда как объяснить знание абсолютного смысла, возникающее у человека?

Воспринимая мир метафорически, человек воспринимает и смысл, который изначально заложен в метафоре Универсума. Но если мир – это продукт информационной игры, то тогда в нем возможны самые различные комбинации и формы этих комбинаций должны определять релятивность метафорических смыслов в отношении целого. Но если и жизнь человека есть продукт этой информационной игры, то в его сознании не может возникнуть истинного знания абсолютного смысла. Между тем такое знание абсолютного смысла возникает, возникает и представление о его истинности, поскольку оно оказывается «привязанным» к определенным эмпирическим явлениям и вещам. Компьютерная модель сознания, естественно, не может обеспечить решение таких вопросов, поскольку ответ на них дается индивидом на основе уникальности его собственного опыта: индивид «видит» реальность ответа «за» или «против» через призму собственной судьбы. Или он «знает», откуда происходит реальность смысла, а вместе с тем специфическое, уникальное складывание его судьбы, или точно так же он может на основе своего жизненного опыта утверждать, что смысла его бытия не существует, и это «знание» будет определять его отношение к жизни. Возможно ли объективное решение этой проблемы на феноменологической основе? Считал ли Гуссерль достаточным для прояснения этой проблемы сложившийся исторически контакт человека с миром или же он считал, что этот контакт продолжает носить экспериментальный характер и пока окончательного ответа быть не может?

Хинтикка склоняется к тому, что Гуссерль считает «сохранение» сложившейся формы человеческого обладания миром достаточным для определенных заключений и выводов.

Овергард же считает, что хотя сложившийся контакт является довольно определенным, он все еще нуждается в том, чтобы сделаться более понятным на определенном фундаментальном уровне24. Вопрос может быть сформулирован следующим образом: открывает ли человек объективно существующий смысл бытия или же он должен привнести смысл в мир и тем самым выполнить свою космологическую функцию?

Ответ на первую часть вопроса представляется очевидным: как можно открыть смысл в том, что «выносится за скобки»?

Как известно, для Гуссерля переход на феноменологическую позицию связан с преодолением «естественной установки» путем осуществления феноменологической редукции, а это включает в себя «заключение в скобки» опыта, основанного на естественном восприятии окружающей действительности. Однако вопреки очевидной логике Овергард утверждает, что Гуссерль полагал, будто «эпохэ» ничего не исключает из нашего взгляда на мир, а лишь помогает постигать явления. Ключевое значение «эпохэ» состоит в модификации нашего отношения к миру без аннигиляции, исключения или изменения чего-либо, что дано в естественной установке. Но если это так, то тогда теряет смысл «эпохэ». Ведь «эпохэ» – это исходная предпосылка построения «истинного» мира, а не простого «возвращения» к миру, данному в естественной установке.