Поль Реньяр - Умственные эпидемии

Поль Реньяр

Умственные эпидемии

Предисловие

Из всех атрибутов нашего духа мы, разумеется, больше всего гордимся своей свободой.

По мнению философов, человеку присуща свобода воли — он действует по собственному произволу; и из нравственной независимости людей вытекает их ответственность за совершаемые поступки. На этом основном принципе базируются все учения о наградах и наказаниях. Не следует, однако, полагать, что этот принцип является общепризнанным: теория свободы воли встретила отпор со стороны философской школы, пытавшейся доказать, что мы не свободны и что наша независимость может полностью проявиться лишь в весьма редких и исключительных случаях. Разве мы не подчиняемся физическим законам? Разве любое наше уклонение от их требований не влечет за собой и соответствующего наказания? Напротив, это — бесспорный факт, хотя он и выходит за рамки нашего предмета.

Физиологи обращают внимание представителей чисто психологической школы на то, как часто свобода воли встречает на своем пути препятствия. Если в течение одной только минуты кровь или кислород перестанут поступать к мозгу, разве этого будет недостаточно, чтобы все наше нравственное существо, т. е. сознание, ум, воля, рассудок и чувствительность моментально исчезли? Капля алкоголя или эфира достигает наших нервных центров — и этого достаточно для временного ослабления нашей рассудочной деятельности, для направления нашего ума в сферу диких идей, бессмысленных слов и совершения действий, в которых мы раскаемся, когда пройдет временное действие яда.

Все эти замечания, направленные против абсолютной нравственной свободы человека, несомненно, справедливы; но лица, их высказывающие, несколько завышают их значение. В действительности они относятся к патологическому состоянию, в которое впадает человек после того, как его интеллект перестает нормально функционировать. Разве можно утверждать, что люди вообще не обладают нравственной свободой, лишь на том основании, что ее утратили отдельные лица? Это все равно что утверждать, будто человек вообще лишен зрения и слуха, потому что иногда встречаются слепые и глухие.

Понятно, что таких грубых аргументов недостаточно, чтобы поколебать учение об абсолютной свободе воли. [1]

Даже в наших чисто психических проявлениях мы не бываем совершенно свободны, поскольку существует своего рода социальный миметизм, увлекающий нас. Ребенок воспитывается с помощью примера, он подражает родителям. В обществе люди подражают друг другу; и все эти условия подражания в совокупности составляют то, что принято называть уменьем себя вести. Сначала это делается сознательно, а впоследствии становится инстинктивным. Подражание может быть неудержимым, заразительным, внезапным и иногда даже опасным. Возьмите людей благоразумных, вполне владеющих собой, и соберите их вместе — при этом нельзя поручиться, что вследствие увлечения они не совершат действий и не примут решений, в которых каждый из них будет раскаиваться, оставшись наедине с самим собой. Опуститесь ступенью ниже, наберите первых попавшихся людей и образуйте из них толпу, и тогда вы увидите, до каких излишеств они будут в состоянии дойти. Эта склонность к подражанию была уже давно подмечена законодателями всех времен; вот почему везде существуют законы, направленные против массовых собраний.

В области идей более возвышенных именно влиянием подражания следует объяснять принятие внезапных решений, которые вовлекают в войну, революцию или возмущение целые нации, в то самое время, когда в них самих, по-видимому, царят полнейший мир и покой. История кишит подобными внезапными пробуждениями, вызванными небольшой группой решительных людей, увлекающих массу своим примером.

Наряду с подражанием добру встречается и подражание злу. В истории бывают моменты, когда целой нацией словно овладевает недуг и она утрачивает свободу воли. Эта сильно свирепствующая эпидемия затем потихоньку утихает и сменяется периодом спокойствия, который может продлиться более или менее продолжительное время. Существует и сумасшествие по подражанию. Наряду с физическими эпидемиями бывают эпидемии умственные. Сущность их всегда одна и та же, обстоятельства влияют лишь на формы эпидемий, которые обусловлены средой, первоначальным импульсом и окружающими условиями. Средневековые эпидемические сумасшествия основываются на том же принципе, что и наши, но, тем не менее, не похожи на них.

Я был занят изучением этих социальных недугов, когда почтенный декан парижского Faculte de Sciences, г-н Мильн-Эдвардс, предложил мне изложить перед Французской Научной Ассоциацией новейшие открытия в области нервной патологии.

Мой труд, разумеется, не может претендовать на полноту. Чтобы соответствовать последнему требованию, он должен был бы охватывать историю всех народов. Я выбрал для своих публичных лекций те умственные эпидемии, которые являются особенно характерными для каждой данной эпохи, и пренебрег некоторыми из них (например, алкоголизмом), потому что они слишком известны.

В моей работе мне очень помогли мои знаменитые коллеги. Профессору Шарко было угодно, во время моего пребывания в Сальпетриере, допустить меня до участия в его ежедневных работах; господа Жюль Луи, Мэнэ, Маньян, Бруардель и мои друзья Бурнилль и Шарль Рише сообщили мне свои личные наблюдения и материалы. Выражаю им за это мою искреннюю благодарность.

Публика большого амфитеатра Сорбонны удостоила мои лекции благоприятного приема. Не знаю, какая судьба ожидает книгу, в которой они собраны, но я был бы счастлив, если бы она смогла несколько расширить кругозор читателя на одну из интереснейших сторон человеческой жизни.

Сентябрь, 1886 год

XV, XVI и XVII века

ДЕМОНИЗМ ИЛИ КОЛДОВСТВО

В 20-й главе книги Левит есть фраза, неудачное толкование которой имело не менее пагубные последствия для человечества, чем самые смертоносные огнестрельные изобретения и самые ужасные войны: "Мужчина ли или женщина, если будут они вызывать мертвых или волхвовать, да будут преданы смерти: камнями должно побить их, кровь их на них".

Вот где следует искать начало великих преследований, мрачное изображение которых мне предстоит нарисовать перед читателем. Не знаю, какое впечатление произведет на него эта картина, но что касается меня лично, то мне кажется, что нет предмета печальнее того, изучению которого я посвятил себя и результаты которого намерен изложить в этой книге.

Эпохой процветания колдовства были Средние века и период Возрождения, и к этому же времени относится наибольшее количество ее жертв.

По-видимому, XV и XVI века особенно страдали этим ужасным недугом. В древности тоже верили в колдунов, но тогда в них видели существ, вдохновленных самими богами. Из боязни перед ними их окружали почетом и никогда бы не решились навредить им: в греческой и римской мифологии бог ада не находится во вражде с властителем Олимпа, он — его брат и союзник, и в случае надобности исполняет его приказания, поэтому и колдун — не воин враждебного стана, а вдохновляется одновременно обоими повелителями, потому и пользуется почетом.

В Средние века религиозные представления приняли иное направление: два почти равных существа оспаривают друг у друга власть. У Бога есть личный враг, которого Он мог бы уничтожить, но которого Он, тем не менее, сохраняет: Божество, по своей неизреченной справедливости, позволяет ему терзать человечество с тем, чтобы люди, противодействуя злому началу, укреплялись в добродетели. Это — первородный грех, стремящийся привлечь к себе души и вырвать их у Искупителя. Он борется, он противится своему владыке и уступает ему лишь в последней крайности. Древность создала Ормузда и Аримана. Средние века, увлеченные манихейством, хотя и не сознаваясь в этом, противопоставили Богу и его избранным Сатану с его несметными легионами.

Между двумя враждебными началами разгорается война. Они стремятся уравновесить свои силы: у Всемогущего есть ангелы и небесные полки, а у Сатаны — бесчисленные полчища демонов, имя которым легион. Рати его многочисленны. Кадры их образуются военачальниками, имена которых дошли до нас: Вельзевул, Асмодей, Магог, Дагон, Магог, Астарот, Азазель и Габорим. Это нечто вроде командиров когорт, у которых есть свои ассистенты, а за ними уже тянется громадная толпа демонов, борющихся с ангелами в рукопашную. У всякой души, наряду с охраняющим ее ангелом, есть и демон, внушающий зло. Ей предстоит сделать выбор между ними.

Обе стороны используют аналогичные приемы, вследствие справедливой терпимости Бога, предоставляющего своему врагу равенство оружия. Бог воплотил себя во Христе для спасения рода человеческого, а завистливый Сатана входит в наиболее слабые существа, овладевая ими при помощи их уст. Он уничтожает, их индивидуальность: таким образом, они становятся одержимыми. Во время припадков бешенства он даже вторгается в тела самых отвратительных животных, и только одна смерть может выгнать его оттуда, если не удалось изгнать его заклинаниями во имя неба.