Мария фон Франц - Кошка. Сказка об освобождении фемининности Страница 11

Как известно, архетипы имеют вековую историю. Юнг в какой-то мере попытался изложить историю христианства в своем эссе об Иове,[30] читая которое, можно увидеть, что архетипы констеллируются, развиваются, стареют, становятся своей противоположностью. Это целая драма, которая продолжается на протяжении веков и тысячелетий. И можно сказать, что некоторые архетипы исчезают. Когда-то они играли важную роль, но теперь утратили ее. Люди потеряли к ним интерес. Постепенно они забываются.

Существуют и другие архетипы, которые формируются, развиваются — иначе говоря, стремятся к своей реализации. Они вызывают интерес, порождают новые идеи. Сколько времени популярные фантазии будут амплифицировать популярный образ, столько же времени он будет востребован. Спонтанный процесс амплификации помогает раскрыть характерные черты нового времени, но если архетип стареет или исчезает, то в учении остается лишь то, что было известно ранее. Оно перестает приносить плоды, оно больше не вдохновляет людей на поиски новых идей.

Итак, то, что в нашей сказке Дева Мария оказывается «где-то там», в коллективном бессознательном, во дворце, и олицетворяет правителя, доминирование которого вызывает преклонение и вместе с тем ощущение жути, означает, что этот архетип все еще пребывает в процессе развития, находясь за горизонтом коллективного бессознательного. Например, интересно отметить, что после провозглашения папой римским догмата об Успении Пресвятой Девы Марии часть католических пасторов захотели вступить в брак, а также появились женщины, которые пожелали стать пасторами. Забавно, что ни одно из этих движений не апеллировало к догмату об Успении, хотя для любого психолога эта связь очевидна.

Почему бы этим пасторам не сказать: «Поскольку Пресвятая Дева Мария вступила в брачные чертоги, значит, на Небесах совершилось бракосочетание. А вы не идете в брачные чертоги и ничего для этого не делаете». Пасторы хотят жениться. Это желание соответствует архетипу. И почему бы женщинам не сказать: «Теперь мы хотим быть пасторами. Мы хотим быть допущенными в святая святых». Здесь существует явная психологическая связь, которую никто не замечает, но можно увидеть, как активизируется архетип, даже если люди ничего об этом не знают. Они не понимают, почему одним из них вдруг захотелось жениться, а другим стать пасторами. А причина заключается в развитии фемининного архетипа в коллективном бессознательном, которое происходит и по сей день. И тогда внезапно возникают странные движения среди людей, которые совершенно не осознают истинных причин своих действий.

Взглянув на это со стороны, можно увидеть, что эти люди ведут себя в полном соответствии с тем, что происходит в коллективном бессознательном. И феминистское движение тоже. Все эти движения имеют общие глубинные причины, хотя на первый взгляд у них между ними мало общего. Но, повторяю, если исследовать глубинные процессы, происходящие в коллективном бессознательном, можно наблюдать в миниатюре, что же действительно происходит в глубинах коллективной психики. И тогда человеку уже не страшны бурные волны поверхностной полемики — например, о том, должны ли женщины быть пасторами или следует ли пасторам жениться. Все это поверхностные волны, вызванные процессами, протекающими на самой глубине океана коллективного бессознательного. Однако очень важно стремиться выйти на поверхность этого фемининного образа. А если почитать сказки, можно узнать о реальности, стоящей за этим образом.

Итак, Пресвятая Дева Мария живет во дворце, а это значит, что сказка не уведет нас дальше эпохи христианства (может быть, не дальше, чем в средние века), а также что она связана с процессом, который и по сей день протекает в коллективном бессознательном.

Королева подплывает к дворцу, и кто-то сообщает ее служанкам, что здесь живет Дева Мария. Служанки боятся войти во дворец, поэтому королева входит туда сама, и, увидев яблоню с золотыми яблоками, решает одно из них сорвать, чего бы ей это ни стоило. Она говорит: «Если я не достану хотя бы одно из этих яблок, я умру». Служанки пытаются украсть одно яблоко, но у них ничего не получается. Тогда королева серьезно заболевает, ибо страстно желает получить яблоко. Служанки стараются изо всех сил, и наконец, им удается украсть яблоко и принести его королеве. Съев яблоко, та сразу ощущает свою шестимесячную беременность.

Такой поворот сюжета можно назвать уникальным. Обычно в сказках бывает так: съев волшебное яблоко, женщина становится беременной. Но в той сказке она не становится беременной, вкусив золотого яблока. Она только ощущает или осознает, что беременна, причем находится на шестом месяце. Поэтому ребенок, скорее всего, был зачат королем, и с этой точки зрения все нормально, ибо он является законным. Но королева не осознает этого. Она беременна и в то же время не беременна. Только после того, как королева съела яблоко и ее вырвало, она осознает это, но большая часть срока уже позади. Перед тем как начать исследовать этот странный и уникальный мотив — прежде я никогда не сталкивалась с подобными мотивами, — мне хочется обсудить символический смысл яблони.

Первая аналогия, которая приходит в голову, — очевидная ассоциация из христианской мифологии с райским Древом познания добра и зла, которое не называется яблоней, но христиане знают, что это была именно яблоня. Сорвав яблоко, Ева тем самым дала человечеству возможность осознать неизбежность смерти. Жизнь становится реальной, лишь если она ограничена смертью.

Другая всемирно известная яблоня — это дерево с золотыми яблоками, растущее в саду Гесперид. Эти яблоки тоже были украдены. Сад Гесперид находился на западе, где заходило солнце, а это направление связано с движением к смерти и входом в бессознательное. Яблоки Гесперид, в отличие от райских яблок, были золотыми, как и в нашей сказке. Согласно некоторым версиям мифа, это дерево было свадебным подарком Гере от Матери-Земли. В том, чтобы достать золотые яблоки Гесперид, состоял одиннадцатый подвиг Геракла; причем это был единственный подвиг, когда он использовал хитрость: чтобы достать золотые яблоки, ему пришлось обмануть Атласа. Таким образом, смерть и возрождение привносят ощущение осознания и познания.

В скандинавской мифологии у богини Идунн[31] были золотые яблоки, которые омолаживали богов и в результате те жили вечно. Именно на остров Авалон, где росли яблоки (слово apple происходит от бретонского слова aval), в конце своей жизни направился король Артур, а вовсе не к себе на родину. Именно яблоко раздора помогло мне впервые осознать ценность конфликта — конфликта, вызванного наличием смерти вместе с познанием. Ириду, богиню разногласий и раздоров, не пригласили на празднование свадьбы на Олимп. Поэтому она бросила золотое яблоко, сказав при этом: «Самой прекрасной». В итоге на это яблоко остались три претендентки: Гера, Афина и Афродита. Зевс умыл руки и протянул яблоко Парису, сыну Приама. Отец сослал юношу пасти овец, ибо ему сказали, что Парис навлечет беду на Трою. Парису пришлось выбирать самую прекрасную богиню. Гера обещала наделить его огромной властью, Афина — сделать победителем в войне, а Афродита пообещала ему в жены самую прекрасную женщину на свете. Он выбрал Афродиту, которая впоследствии помогла ему похитить у Менелая его жену Елену, что послужило причиной Троянской войны. В этом мифе происходит дифференциация разных фемининных качеств, и в результате конфликта и появления яблока раздора сознание несколько проясняется.

Мне хотелось бы сначала остановиться на этой очень странной связи яблока со страной мертвых, так как мы уже обнаружили такую связь с кораблем и кораблекрушением. Но сейчас выясняется, что корабль и яблоко в существенной мере символизируют смерть. Очевидно, они связаны с проблемой плодовитости; появляются дети — женщина хочет иметь ребенка — и смерть уже не за горами.

В процессе анализа у беременных женщин можно обнаружить много фантазий о смерти и очень сильный страх смерти. Естественно, не следует забывать, что вплоть до начала XIX века очень многие женщины умирали при родах. А если почитать биографии мужчин, живших в XVI, XVII и XVIII веках, то можно увидеть, что обычно они бывали трижды женаты и имели около пятнадцати детей, поскольку в те времена не было противозачаточных средств. Женщины все время рожали детей и часто умирали при родах или быстро теряли здоровье и старели из-за постоянной беременности и родов. Поэтому рождение и смерть были для них архетипическими событиями и вместе с тем конкретными проблемами. Я до сих пор отмечаю, что многие современные женщины, особенно во время первой беременности, испытывают сильный страх и у них развиваются фантазии о смерти. Но повторяю: это только круги на поверхности воды, отражающие протекание более глубоких процессов. Даже если роды проходят прекрасно, нет никакой реальной опасности и женщины их отлично переносят, все равно в их сновидениях присутствует странный мотив смерти. Происходят такие процессы, словно должна умереть девственница или незамужняя женщина, не имеющая связи с мужчинами, а вместе с тем роды для женщины являются ее собственным возрождением. После них она уже становится совершенно иной, не такой, как прежде. Она очень изменяется, проходя через процесс смерти-возрождения — на символическом уровне и вместе с тем через реальную опасность смерти.