Роберт Джонсон - МЫ: Глубинные аспекты романтической любви Страница 11

Если нам необходимо разобраться в том, что плохо в романтической любви, давайте выясним и что в ней хорошо. В своей чистейшей форме она является идеалом, несущим в себе огромную энергию, и, как всякий идеал, она содержит в своей глубине реальность. Такие идеалы становятся «окнами» в нашу душу; они позволяют нам увидеть существующую внутри нас реальность, то, как мы живем и чем являемся в действительности. Мы можем не понимать стоящей за идеалом истины, а можем лишь прожить ее на несоответствующем уровне своей психики, но истина все равно сохранится, чтобы обогащать нас и направлять к достижению целостности. Наша задача состоит в том, чтобы найти истину романтической любви и уровень, на котором эта истина может жить.

Очень трудно иметь объективный взгляд на роман. Такие попытки весьма болезненны, ибо мы боимся, что реальность уведет нас от любви, сделав нашу жизнь никчемной и холодной. Однако одна из основных потребностей современного человека состоит в том, чтобы научиться различать земную любовь, составляющую основу любых отношений, и романтическую любовь, представляющую собой внутренний идеал и путь во внутренний мир. Любовь не пострадает, если ее освободить от системы романтических верований. Престиж любви лишь укрепится, если ее отличать от романа.

Юнг как-то привел высказывание одного средневекового алхимика: «Только то, что разделено, может быть надежно соединено». Когда две вещи смешаны и запутаны, требуется их разделить, различить и распутать, чтобы позже они могли как следует синтезироваться. В этом состоит правильное понимание психологического «анализа»; анализировать – значит разделять запутанные нити внутренней жизни человека: смешанные ценности, идеалы, привязанности и чувства – так, чтобы впоследствии их по-новому синтезировать. Мы анализируем романтическую любовь не для того, чтобы ее разрушить, а чтобы понять, в чем состоит ее суть и где она встречается в нашей жизни. Анализ должен всегда предшествовать синтезу, чтобы способствовать жизни. Все, что разделено на части, должно быть снова соединено вместе.

Королева-колдунья смешала в своем зелье редкие, волшебные ингредиенты. Это были секретные травы, магические заклинания и волшебные силы. Бранжьена даже сказала, что королева смешала «не просто любовь, а любовь вместе со смертью». Мы все попробовали эту смесь и отправлялись в другой мир, опьяненные волшебным зельем. Мы все были любовниками, а теперь должны превратиться в алхимиков. Мы будем разделять вино на его компоненты, снимая заклятия с трав. Тогда мы увидим, какие страшные силы, активизирующие нашу способность и к человеческой, и к романтической любви, смешаны у нас внутри.

6. Зелье из трав

Ты всегда была смыслом моего существования;

Обожание тебя – моя религия...

...

Это история любви,

Которой нет равных;

Она заставила меня понять

Все хорошее и все плохое;

Она придала моей жизни свет,

Впоследствии погасший...

О, какой мрачной стала жизнь!

Без твоей любви мне жить не стоит.

Тристан до того, как он выпил зелье, – только рыцарь, убежденный в том, что выполняет перед королем свой долг. Он отправился за иноземной принцессой, добыл ее и теперь везет ее домой, к королю. Он надеется стать еще более знаменитым и завоевать еще большую любовь короля. Но, выпив этого странного вина, он стал смотреть в глаза Изольды так, словно «его терзали и раздирали на части». Весь его мир перевернулся, изменились все его ценности. До сих пор он был преданным вассалом своего короля, но с этого момента все его обязательства сгорели в пламени его страсти. Раньше его амбиции были направлены на то, чтобы стать прославленным рыцарем Корнуэльса. Теперь он готов поступиться всем, даже самой жизнью, ради одной ночи, проведенной в объятьях Изольды. Он слышит предостережения Бранжьены: «Это путь к смерти!» Но его разум и речь скованы страстью, и он может лишь ответить: «Что же, пусть придет смерть».

А что же Изольда? Она ненавидела Тристана, пока не выпила зелье. Он убил не только ее дядю, но и ее гордость, ибо завоевал ее, победил ее сердце, а затем ее предал. Но теперь, когда волшебное зелье распространилось по всему ее телу, она сказала: «Ты знаешь, что являешься моим господином и моим хозяином, а я твоей рабой».

Несмотря на то что эта сцена нам хорошо известна, поскольку мы переживали ее в своей жизни, в ней все-таки есть нечто странное. Тристан и Изольда «влюбились» друг в друга; мы бы очень удивились, если бы это случилось с кем-то другим. Они очарованы, намагничены мистическим полетом любви, существующей между ними. Они отделили и противопоставили своей человеческой сущности нечто иное; и это иное они видят сквозь чары волшебного вина. Их «любовь» – не обычная земная любовь, которая приходит по мере того, как люди все больше узнают друг друга. Символ нам говорит, что это любовь «магическая», «сверхъестественная», она не является ни личностной, ни добровольной, она приходит к любящим извне и овладевает ими против их воли. Это напоминает нам фразу, которую можно часто услышать: «Они влюблены в саму любовь».

Миф говорит о том, что романтическая любовь имеет те же черты, что и любовное зелье. Но любовное зелье одновременно является и естественным, и «сверхъестественным». Отчасти это вино и травы, которые имеют земную природу, символизирующую обычную человеческую сторону романтической любви. Но зелье изготовлено также при помощи магических заклинаний и колдовства. Что же в романтической любви может соответствовать этим символам?

Мы знаем, что в романе есть что-то необъяснимое. Обратившись к чувствам, которые бушуют внутри нас, мы понимаем, что это не просто стремление оказаться в обществе другого человека или сексуальное влечение и не та спокойная, ориентированная на партнера, совершенно не романтическая любовь, которую мы часто встречаем в стабильных браках или просто в ровных отношениях. Это нечто большее, нечто иное.

Влюбляясь, мы испытываем ощущение полноты, как если бы к нам вернулась отсутствующая наша часть. Мы ощущаем приподнятое настроение, словно внезапно поднялись над уровнем повседневности. Жизнь становится напряженной, порождая ощущение радости, экстаза и трансценденции.

В романтической любви мы ищем любовной одержимости, взлета в заоблачные выси, стремимся найти в своих возлюбленных окончательный смысл жизни и исполнение надежд. Мы заняты поисками ощущения целостности.

Если спросить, где еще мы можем найти все эти ощущения, мы получим удивительный и печальный ответ: в религиозном переживании. Когда мы ищем нечто большее, чем свое Эго, то есть когда мы заняты поисками совершенства, ощущения внутренней целостности и единства, когда мы страстно желаем подняться над рутиной и разобщенностью личной жизни к чему-то необычному и беспредельному, это и есть духовное влечение.

Здесь мы сталкиваемся с парадоксом, который нас поражает. Хотя вообще нам не следует особенно удивляться тому, что романтическая любовь связана с духовным влечением и даже с религиозным инстинктом, ибо мы уже знаем, как понималась куртуазная любовь в момент ее возникновения много веков назад. Мы считаем ее любовью духовной, любовью, одухотворяющей рыцаря и его даму и поднимающей их над обыденностью и приземленностью к переживаниям иного мира, переживаниям души и духа. Романтическая любовь началась как внутреннее странствие под воздействием духовного влечения; сегодня мы снова в романической любви бессознательно стремимся к такому же внутреннему странствию.

В символизме любовного зелья мы внезапно сталкиваемся с великим парадоксом и глубочайшим таинством нашей современной западной психологии. Мы ищем в романтической любви не только земной любви и человеческих отношений. Кроме этого, мы ищем в ней религиозные переживания и ощущение целостности. В этом состоит смысл магии, чар и сверхъестественной природы любовного зелья. Это уже совершенно иной мир, недоступный прямому восприятию. Это уже область психического, бессознательного. Это место, неизвестное нашему западному сознанию, где живут наши душа и дух. Душа и дух – психологические реальности, которые существуют в нашей психике независимо от нашего знания об этом. И там же, в бессознательном, живет Бог, независимо от способа его воплощения. Все, что существует «по ту сторону», в области бессознательного, Эго воспринимает как происходящее за пределами естественной человеческой реальности. Религиозное устремление и вдохновение означают поиск единой основы человеческой жизни, единство самости, живущей вне мира Эго, в бессознательном, в незримом просторе души и символа.

Таково значение этих символов в нашей истории, которое является тем заветным ключиком, открывающим путь к разгадке романтической любви.