Фабрика счастливых граждан. Как индустрия счастья контролирует нашу жизнь - Ева Иллуз Страница 11

самом деле не понимают такого сложного понятия, как счастье, и просто не умеют его оценивать, точно так же, как не умеют принимать рациональные решения? Эти вопросы, казалось, давали нужные ответы. Действительно, в конце 1980-х годов психологи Даниэль Канеман и Амос Тверски уже отстаивали идею о том, что люди ежедневно опираются на своего рода интуитивную психологию, которая заставляет их полагаться на набор неправильных, некачественных когнитивных искажений и предубеждений45. Эти исследования оказали огромное влияние на экономику и в конечном итоге принесли Канеману Нобелевскую премию по экономике в 2002 году. Во-первых, психологи и экономисты согласились в необходимости более точных методик, способных преодолеть чрезмерный самоанализ и объективно измерить чувства. Во-вторых, они подтвердили необходимость новых, специализированных экспертов по вопросам счастья, которые подсказывали бы людям путь к счастью и правильные стандарты, по которым им стоит оценивать свою жизнь.

Пытаясь объективно измерить такие понятия, как счастье, субъективное благополучие и гедонистический баланс между позитивным и негативным аффектом, психологи и экономисты в 1990-е годы совместно разрабатывали новые опросники, шкалы и методики. Оксфордский опросник счастья (ООС), Шкала удовлетворенности жизнью (ШУДЖ), Шкала позитивного аффекта и негативного аффекта (ШПАНА), метод выборки опыта (МВО) и метод реконструкции дня (МРД) — вот некоторые из наиболее известных примеров. Очевидно, что с помощью этих методик психологи и экономисты доказали две вещи: во-первых, что гедонистическое качество счастья имеет объективную основу, поскольку уровни счастья можно эмпирически сравнивать и точно измерять как функцию относительного количества удовольствия по сравнению с болью, поэтому его нельзя считать совершенно относительным; и во-вторых, что счастье — это вопрос частоты, а не интенсивности46. Интенсивность, однако, полностью не исключалась. Напротив, научная разработка того, какую роль она играет в счастье, и как объективно обосновать ее с помощью физических показателей, например, частоты сердечных сокращений, кровяного давления, потребления глюкозы, уровня серотонина, выражения лица и т. д., — открыла для психологов, неврологов и психофизиологов новое поле для исследований.

В 1999 году книга «Благосостояние: основы гедонистической психологии» под редакцией Даниэла Канемана и Эда Динера обобщит прорывы десятилетия в этой области47 и подтвердит взаимозависимость между психологами и экономистами. В работе рассматривалась, как предполагалось, фундаментальная взаимосвязь между понятиями счастья и пользы, она также обращалась к деятелям политики и призывала страны отслеживать уровни удовольствия и боли с помощью новых методик, которые могли бы дополнить уже существующие социальные показатели для оценки государственной политики. Это было основными идеями, которые Лэйард и область экономики счастья успешно продвигали в последующие годы.

Измеряемое, самоочевидное благо

В 2014 году множество людей увлеклось книгой сомнительного содержания, написанной экономистами во главе с Ричардом Лэйардом: «Процветание: сила психологической терапии». Книга доказывала необходимость увеличения государственных инвестиций в прибыльные, позитивные методы лечения, чтобы избавиться от чумы психических заболеваний, которая опустошает современное общество48. Даниэль Канеман одобрил эту работу и назвал ее «вдохновляющей историей успеха» с «убедительным посланием». Селигман тоже не поскупился на похвалу в ее адрес: «Это лучшая из написанных книг по государственной политике и психическому здоровью». Но в ней не было ничего нового: к моменту ее издания вопросы счастья и позитивного психического здоровья уже занимали важное место в политической повестке многих стран, включая США, Чили, Великобританию, Испанию, Австралию, Францию, Японию, Данию, Финляндию, Израиль, Китай, Объединенные Арабские Эмираты и Индию49.

Экономисты счастья и позитивные психологи стали играть в этом основополагающую роль с тех пор, как обе эти области начали набирать академическую и политическую популярность в начале 2000-х годов. Все остальное сделал мировой финансовый кризис 2008 года. После глобального экономического спада все больше стран, следуя советам психологов и экономистов, решили, что вполне могут использовать показатели счастья для проверки, чувствует ли население себя хорошо, несмотря на продолжающееся снижение объективных показателей равенства и качества жизни. Исследователи счастья ответили на опасения политиков, утверждая, что счастье является точной мерой ощущаемого и воспринимаемого гражданами благополучия. Таким образом, по сравнению с точными, объективными показателями экономического и социального прогресса вдруг стало казаться, что неточные, субъективные показатели, такие как счастье, могут предоставить более полную и настоящую картину общества. Если люди утверждали, что они счастливы, то беспокоиться не о чем — в конце концов, разве счастье не является реальной и конечной целью политики, более важной, чем справедливость или равенство?

Чили одной из первых присоединилась к этой инициативе, возможно, чтобы проверить, приносит ли «плоды» «доктрина шока»50 — кардинальное применение неолиберальных экономических и политических реформ, проведенных Аугусто Пиночетом по совету Милтона Фридмана и других чикагских экономистов. За ними последовали консерваторы Дэвид Кэмерон и Николя Саркози, которые приказали национальным статистическим бюро своих стран собирать информацию об уровне счастья людей. Идея заключалась в том, чтобы ввести валовый продукт счастья (ВПС) в качестве показателя, выходящего за рамки валового национального продукта (ВНП), и таких его дополнений, как «Мера экономического благосостояния», «Экономические аспекты благосостояния», «Индекс устойчивого экономического благосостояния» или «Индекс человеческого развития» — для измерения политической эффективности и национального прогресса. С 2008 года все страны, заинтересованные в счастье и положительном психическом здоровье, начнут постепенно внедрять инициативы такого рода, хотя и в разной степени.

Большинство этих стран присоединились, когда известные мировые институты и форумы начали рекомендовать счастье в качестве показателя национального, социального и политического прогресса. Одним из таких примеров является Организация Объединенных Наций, для которой Лэйард участвовал в создании ежегодного «Всемирного доклада о счастье» — глобального исследования счастья наций, проводимого в сотрудничестве с компанией «Гэллап Инк». В 2012 году ООН объявила 20 марта «Международным днем счастья», провозгласив «счастье и благополучие общепризнанными целями и стремлениями в жизни людей во всем мире», и принялась отстаивать «важность их признания в целях государственной политики» стран. Другим ярким примером является Организация экономического сотрудничества и развития (ОЭСР). Эта влиятельная всемирная организация, которая отслеживает экономическую политику и координирует статистику более чем тридцати самых богатых стран, выпускает свои собственные инструменты, базы данных и проекты, основанные на счастье, такие как «Индекс лучшей жизни» и «Инициатива лучшей жизни». Кроме того, в качестве консультантов ОЭСР выступает ряд исследователей позитивной психологии, экономистов по вопросам счастья и других ученых в этой области, включая Рута Винховена, Эда Динера и Бруно Фрея. С 2009 года ОЭСР настоятельно рекомендует национальным системам счетов принять индексы благополучия «для мониторинга и сравнения показателей стран, для руководства выбора людей, а также для разработки и реализации стратегий»51 в различных областях политики, таких как распределение государственных ресурсов, образование, городское проектирование, безработица или налоговые структуры. Такие важные