Роберт Смит - История психологии Страница 110

Сам Хомский разрабатывал то, что он называл картезианской теорией языка: теорию, постулирующую существование универсальных, врожденных грамматических структур. Он предложил программу конкретных лингвистических исследований: найти универсальные грамматические структуры и проследить, как на их основе развились современные языки. Это стимулировало развитие области, хотя многие психологически ориентированные исследователи вскоре поставили под сомнение логическое и эмпирическое содержание программы Хомского, а некоторые даже считали, что пришедшая к нему так рано известность пагубно сказалась на развитии психолингвистики. Программа Хомского — картезианская лингвистика — сводила все языки к нескольким врожденным ментальным принципам, которые он и его последователи считали, в сущности, априорным содержанием разума. Ей противостояли другие программы, особенно изучение того, как дети в разных культурах фактически овладевают языком.

Пиаже и Хомский оказали большое влияние на англоязычную психологию, поскольку их теории легко переводились на язык эмпирических исследований и могли быть интегрированы в существующую англо-американскую науку. Хотя они расходились во взглядах на развитие речи, обоих больше интересовали структуры психического, чем наблюдаемое поведение или физиологические процессы. В 1960-е гг. западные психологи впервые познакомились с работами Выготского и других советских психологов, которые также обращались к стадиям развития и описывали их через внутренние психологические состояния. Все эти теории языка и развития, как и более общие рассуждения французских структуралистов, ставили под сомнение логику и вразумительность бихевиористского и физиологического объяснения человеческой речи, символических систем и поведения.

Кроме психолингвистики первостепенную важность для когнитивной психологии представляли компьютерные науки. В 1930-е гг. уже существовало несколько физических моделей вычислительных устройств; тогда же математики описали логику современного аналогового компьютера. Затем война сделала настоятельной необходимостью организацию функционирования огромных систем — таких как Манхэттенский проект и объединенные воздушно-морские боевые действия Великобритании против подводных лодок в Атлантике. Военными нуждами были продиктованы исследования коммуникации и передачи информации — в связи с разработкой радиолокационных установок и, позднее, радиоуправляемых ракетных комплексов. Это стимулировало развитие информатики (теории информации), изучающей логику представления, передачи и хранения информации. В конце 1930-х гг. английский математик Алан Тьюринг (Alan Turing, 1912–1954) разработал вычислительную машину — сначала в теории, а затем и на практике. Позднее он сформулировал вызвавший много споров критерий, на основе которого следует судить о том, обладает ли компьютер мышлением: можно ли, находясь в диалоге с невидимым собеседником, сказать, машина это или нет? В 1943 г. в статье Уоррена Маккалока (Warren S.McCulloch, 1899–1969) и В. Г. Питтса (W.H. Pitts) «Логическое исчисление идей, относящихся к нервной активности» (A Logical Calculus of the Ideas Immanent in Nervous Activity) отмечалось сходство между бинарной структурой логического вывода и нейронными сетями в мозге. Статья проложила путь упомянутым ранее исследованиям Хеб-

ба,и позднее на нее ссылались как на работу, показавшую логические принципы функционирования мозга, роднящие его с компьютером.

Тем временем огромные неуклюжие ламповые компьютеры 1940-х гг., сконструированные для получения, обработки и хранения большого количества информации, благодаря замене ламп на транзисторы стали более компактными. Математик из Массачусетского технологического института Норберт Винер (Norbert Wiener, 1894–1964) предложил объединяющие принципы для новой области, названной им кибернетикой, или наукой об «управлении и связи в животных и машине» [5]. На раннем этапе большая часть деятельности кибернетиков была сосредоточена на построении модели поведения человека перед экраном радара. В период Холодной войны и в США, и в СССР к исследованиям были привлечены блестящие умы и щедрое финансирование: от эффективности и совершенства систем передачи данных и управления зависело, поразит ли оружие цель. В то же самое время психологи и социологи начали применять техники обработки информации к своим собственным данным. Наконец, главное технологическое достижение — микрочип заменил микросхемы, сделав возможным массовое производство и продажу небольших и дешевых компьютеров, и это стало технической базой для широких преобразований в коммерческой, административной и частной жизни. О революционном характере этих перемен много говорилось, но и в начале XXI в. глубина их едва ли вполне осмыслена.

Теория информации, зримо воплощенная в компьютере, стала определяющей технологией — той, которая дает культуре ее основную, центральную модель исследования, структурирует то, как мы понимаем мир. Она оказала принципиальное влияние и на психологию. Когнитивная психология — это воображение компьютерного века, распространенное на психику. Слово «когнитивный» означало интерес к функциям получения информации, ее переработки и хранения, а значит, к управлению человеческими способностями.

В 1950-е гг. исследования мозга как центра организации и контроля активно развивались. К концу этой декады стал очевиден интерес к центральным процессам, которые игнорировал бихевиоризм. Об этом свидетельствовали книги Брунера, Гудноу и Остина «Исследование мышления» (A Study of Thinking, 1956) и Миллера, Галантера и Прибрама «Планы и структура поведения» (Plans and the Structure of Behavior, 1960). Видные экспериментальные психологи Джером Брунер (Jerome Bruner, род. в 1915 г.) и Джордж Миллер (George A. Miller, род. в 1920 г.) создали в Гарвардском университете первый исследовательский центр по когнитивным наукам. Когда эти известные психологи признали допустимым обращение к таким терминам, как «планы», в описании научения и деятельности, за ними быстро последовали и другие. За пределами США — например, в Англии, в Кембридже, ссылки на психологические процессы никогда не исчезали, и концепция переработки информации была усвоена быстро. К концу 1960-х гг. познание сменило поведение в качестве базового понятия в психологии, особенно в исследованиях восприятия и памяти.

Когнитивный поворот в психологии не просто воскрешал, казалось, давно забытые теории: в результате него возникли новые подходы, опирающиеся на достижения науки и техники XX в., такие как статистические методы принятия решений и обработки данных. Между 1940 и 1955 гг. многие экспериментальные психологи в США отождествляли статистику вывода, конструирующую его на основе массива данных, ни одна часть которого не является абсолютно точной, с научным методом как таковым. К 1955 г. в более чем 80 % экспериментальных статей, опубликованных в главных психологических журналах, для обоснования заключений авторов использовалась статистика. Размышляя о познании, психологи использовали аналогию со статистическими вычислениями, т. е. представляли сознание как своего рода блок вероятностного анализа. Когнитивные психологи находились под влиянием убеждения, что люди, как в 1940-е гг. сказал Брунсвик, действуют как «интуитивные статистики», например, когда они решают, что делать с практической проблемой, или пытаются вспомнить чье-то лицо. Это было ярким примером того, как метод или технология какой-либо науки становится ее содержанием. То же самое произошло, когда психологи решили, что мышление — это форма переработки информации, по аналогии со статистической обработкой.

Поворот от поведения к познанию означал нечто большее, чем смену терминологии и переход от наблюдений за периферийными явлениями к моделированию процессов, происходящих в головном мозге. Теория информации и компьютерные технологии предлагали новый способ понимания людей и ответ на вопрос о том, как психика соотносится с материей. Многие пошли по очевидному пути, сравнив мозг с компьютером Одной из причин сильнейшего влияния Хомского на лингвистику было то, что описанные им врожденные грамматические структуры можно было сопоставить с языками программирования. В 1960-е гг. американские специалисты по вычислительной математике Алан Ньюэлл (Allen Newell, 1927–1992) и Герберт Саймон (Herbert Simon, 1916–2001) начали изучать, как можно использовать компьютеры для решения логических и даже научно-исследовательских проблем, надеясь, что эта работа станет моделью того, как люди вообще решают проблемы.

С самого зарождения этой дискуссии и до начала XXI в. существовали глубокие расхождения во мнениях между учеными, которые заявляли, что люди — это компьютеры (хотя и сконструированные иначе, чем машины), и учеными, ограничивавшимися аналогией между компьютерами и людьми. Даже внутри первой группы имели место споры о том, какого рода компьютером является человек. Представители второй группы спорили о том, насколько далеко простирается аналогия между компьютерами и людьми. Конечно, в утверждении, что человек — это машина, не было ничего нового. Новым было описание человеческой организации не на уровне механических операций (hardware), а на уровне переработки информации, по аналогии с программным обеспечением (software). Вот почему ученые были так взбудоражены: их привлекало сходство, совпадение или даже тождество логических схем обработки информации в машине и в психике человека. Творческий подход к программированию позволял моделировать или воспроизводить, а следовательно, понять, объяснить и предсказать психологическую деятельность. Результатом стало появление активно развивающейся области исследований искусственного интеллекта.