Джон Гриндер - Черепахи до самого низа. Предпосылки личной гениальности Страница 12

Женщина: В нашем обществе место насмешки и презрения над неприемлемым поведением занимают моральные оценки. Мы часто слышим, как люди говорят: «Дети жестоки». На самом деле дети делают в точности то, что и в вашем примере, и все же детям внушают, что «жестоким» быть плохо.

Джон: Вам преложат обратиться к адвокату. Мой адвокат может на законных основаниях побить вашего адвоката.

Мужчина: Можно спросить? В этой ритуальной детской игре дети сами учатся, из поколения в поколение, или этой игре их учат взрослые?

Джон: Нет, дети учатся сами. Они самостоятельно устанавливают правила. Ричард?

Ричард: Это – важное различие. Я вырос в большой итальянской семье, и у нас взаимодействие между отцом и матерью было очень жестко структурировано. Однако после ужина мы делали то, что меняло эту структуру – мы музицировали. Оказывалось, что Отец теперь стал таким же, как и мы. Один из нас мог играть на барабане, другой – на гармонике, третий – на гитаре, четвертый – на фортепиано. В это время я учился тому, чему не мог научиться больше нигде. Это позволяло мне взаимодействовать с родителями совершенно иначе, чем в других ситуациях. Они могли пустить петуха, сбиться с ритма, так же, как и я. И все это звучало просто замечательно. Когда музыка заканчивалась, вступал в силу другой набор ролей. «Все. Пора спать». Именно так. И ритуал, религиозный ритуал, казалось, устанавливал рамку архетипов, так что Отец ассоциировался с Богом, а Мать – с Пресвятой Девой католической веры.

Джон: Что трудно было себе представить. Я имею в виду, что мой отец, может и плотник, но я ведь точно знаю, что моя мать не девственница, не так ли? (Смех)

Джуди: Музыка была той структурой, в пределах которой кибернетика семьи могла на время меняться.

Ричард: Разница была огромна. Как день и ночь. Когда музыка заканчивалась, весь этот пузырь лопался, и нужно было возвращаться в совершенно другой мир.

Джуди: И у вас возникало другое описание.

Ричард: О, да.

Джуди: Ничего не выходит из ничего.

Джон: По Грегори, каждое различие, которое мы обнаруживаем, предполагает двойное описание. У некоторых индейцев американских прерий есть метафора, описывающая это, – магический круг .

Если собрать людей в круг, положить в центр этого круга колчан или стрелу и попросить людей описать его с той тщательностью, о которой говорит Хайнлайн в Страннике в странных землях[10], то есть, попросить их описывать только то, что они видят в сенсорно определенных терминах, без оценок – все опишут стрелу по-разному. Заметьте, их описания будут разными только из-за геометрии ситуации.

Джуди: Они все имеют разную перспективу.

Джон: Каждый из них занимает разное положение в пространстве относительно стрелы. И как сказано в Семи Стрелах[11], если мы попросим их описать не реальный предмет, а что-то настолько эфемерное как, например, честность (и без того достаточно туманное понятие), различия в репрезентациях возрастут.

Джуди: Минимальная единица разума – различие. Откуда приходит новая информация? Она приходит из различия, точно так же как восприятие глубины приходит из слияния двух образов. Новый класс информации возникает из синтеза двух различных описаний. Одно из хорошо сформулированных условий, на котором мы собираемся настаивать в развитии личной гениальности: прежде чем начать действовать, нужно иметь, по крайней мере, два описания.

Джон: Вы упомянули о музыке. Вы использовали ее как пример второго описания системы семьи. Первым описанием была обычная жизнь. Вторым описанием – специфическая ситуация совместного музицирования. А третьим, как вы сказали, религиозная практика. И у вас было, по крайней мере, три восприятия структуры семьи. Религиозная практика, я думаю, была больше похожа на обычную структуру семьи, с точки зрения того, кто тут Бог, а кто – нет (смех). В традиционной культуре музыка почти всегда сопровождается танцами, а танцы и музыка – пением.

Женщина: Я думаю, различия между культурой и обществом состоят в том, что в культуре есть больше высших сил, которые определяют, что выгодно для членов племени. Это проявляется через правила, религию, табу и так далее. А в обществе все это недолговечно и существует до тех пор, пока живы его члены, И им приходится самим решать, что для них хорошо, в отличие от культуры, где это уже определено.

Джуди: Да. И вот что я об этом думаю: если поместить людей в какое-то окружение, им придется постоянно изменять свое поведение в ответ на требования этого окружения. Я имею в виду, что это происходит естественно, так ведь? И предположим, что у этих людей есть устное описание традиций, которое передается из поколения в поколение. В таком случае это описание трансформаций, через которые проходит информация, будет соответствовать изменениям, происшедших в племени в процессе совместной эволюции вместе с окружающей средой – оно будет современным. Оно будет иметь смысл, логически согласованный смысл. Но если вынести эту устную традицию за рамки человеческой неврологии и записать ее, сделать статичной, то ее придется постоянно интерпретировать. Она безнадежно отстанет от реальных обстоятельств данного времени и места.

Джон: В устной традиции нет никакого сознательного редактирования предыдущей традиции, потому что система хранения устной традиции – неврология ее носителей...

Джуди: ...она хранится в их телах...

Джон: ...А это значит, что по мере изменения окружающей среды или социальной организации второе внимание автоматически редактирует прежнюю устную традицию, чтобы она соответствовала фактическому состоянию дел – если только изменения происходят не слишком быстро.

Во второй ситуации, когда устная традиция больше не хранится в неврологии ее носителей, когда она выражена в письменном виде, вы можете, конечно, добиться большей точности. И через некоторое время произойдет нечто очень важное: фрагментация, расщепление. И возникнут две непримиримые позиции: фундаменталисты (смех), и реформаторы, утверждающие, что традиция устарела, и ее пора пересмотреть. И если вдобавок вы внесете все это в рамку, что данная традиция – священные скрижали, продиктованные неким высшим принципом... (смех)

Джуди: ...То вам придется создать специальные учреждения для защиты традиции, потому что кому-то придется решать, какое толкование традиции дозволено, а какое – опасная ересь. И так появляются учреждения, сознательно делающие то, что наши фильтры восприятия делают бессознательно. Ведь в устной традиции неврология делает обновления автоматически. Редактирование происходит естественно... (Пауза)... Жители Западной Африки часто говорят о «замыкании круга».

Джон: Если дети лишены общения с родителями их родителей, круг нарушается, и нарушается в обоих направлениях. Существует естественный союз между детьми и бабушкой и дедушкой. Каковы его преимущества – для обеих сторон? Во-первых, общаясь с бабушкой и дедушкой, дети понимают, при помощи второго внимания, как их родители стали такими, какие они есть.

Джуди: Это развивает второе описание того, почему родители живут так, как живут – понимание контекста их развития.

Джон: И номер два, настолько же важный: бабушка и дедушка испытывают омолаживающее влияние этих юных неврологий, в свою очередь, во втором внимании, делая собственные заключения об удивительном и чрезвычайно сложном окружающем мире. Вот такой омолаживающий эффект для старшего поколения. Это помогает бабушкам и дедушкам оставаться восприимчивыми к тем новым переживаниям, с которыми приходится иметь дело детям.

Женщина: Еще одно отличие культуры от общества – в культуре есть реальное переживание естественного физического окружения, оно включено в эту культуру, а не вынесено за ее пределы. А мой опыт в нашем обществе говорит, что у нас есть разделение между естественным окружением и социумом.

Джуди: Да, в нашем обществе эта петля разорвана. Давайте вернемся к первым поселенцам-пуританам. Когда они впервые прибыли на землю, ставшую теперь Соединенными Штатами, то не знали, как выжить в этом незнакомом окружении. Поэтому они стали строить небольшие крепости, форты, уничтожая внутри всю растительность и возводя стены. И за этими стенами они были в безопасности, а без них могли просто умереть. И если вы внимательно почитаете литературу того времени, то получите полное и красочное представление о «красных дьяволах». Но что достаточно интересно, «красные дьяволы» прекрасно жили в дикой местности и вовсе не умирали. И мало помалу стали появляться люди, которые покидали свои группы, уходили из фортов и присоединялись к индейцам. Другого пути не было. Индейцы ведь не приходили и не просились пожить в этих огороженных территориях (смех). И постепенно стали появляться люди вроде Даниеля Буна, которые могли жить в этой дикой местности, и возникла целая эволюция мысли от «красного дьявола» к «благородному дикарю».