Лев Ительсон - Лекции по общей психологии Страница 127

Наконец, еще одним типом связи объектов, которая может породить смежность их представлений, оказались логические связи, т.е. логические отношения рода и вида, соподчинения, отнесения к классу и т.д. Например, стимул «скрипичный ключ» у некоторых испытуемых вызвал образ музыкального инструмента, музы-канта-исполнителя, дирижера. Картина «Святой Себастьян» дала реакцию: череп и кости, крест; блокнот и ручка, книги, конторка, лектор; интерьер дворца — карета, дама в корсете, шпаги, шляпа с перьями, фонтаны и т.д. Распределение между этими типами связи оказалось следующим. Предметная смежность (в пространстве) — 50%; смежность действий (во времени) — 16%; смежность свойств (сходство) — 34%; смежность логическая (категориальные связи) — 7%.

Другие сотрудники нашей лаборатории К.К. Григорян, J1. Шеплова, Б. Ермолаев обнаружили, что основой связи представлений чаще всего является функциональная связь их объектов. Например, между деятелем и производимым действием, между действием и его объектом, между действием и его результатом, причиной и следствием, средством и целью и т.д. Кроме того, часты связи типа «ситуация, в которой встречается представляемый объект», «предмет, имеющий данный признак», а также логические связи типа «общее — конкретное», «целое — часть», «действие — результат», вид — род» и пр.

Все эти исследователи были правы. Потому что отмеченные ими объективные отношения действительно могут являться основой и причиной соответствующих связей и трансформаций образов представлений. Но и все они неправы, потому что не только отмеченные ими отношения могут явиться основой движения представления.

А какие еще? Ответ здесь будет таков. В основе движения и взаимопревращения представлений могут лежать любые связи представляемых объектов.

Итак, не только образы представлений отражают определенные свойства предметов, явлений и ситуаций. Само течение представлений, сам переход одного представления в другое тоже отражает определенные стороны реальности. Он, этот переход, отражает определенные связи и отношения представляемых вещей, явлений, ситуаций. Следовательно, течение образов, их движение, их смена и трансформации являются способами отображения определенных объективных связей реальности. В том числе таких невидимых, непосредственно неощутимых отношений, как, например, сходство и различие, эмоциональная насыщенность и личное значение, функциональная связь и причинно-следственное отношение, логическое отношение и т.д.

Нетрудно заметить, что движение и трансформации образов выполняют здесь функции мышления. Они отражают связи и отношения реальности, связи и отношения своих объектов. Но делается это иначе, чем на привычном для нас уровне словесно-понятийного мышления. Понятийное мышление выделяет само отношение, отделяет его от объектов и закрепляет с помощью слова в особом знаке. Образное мышление отображает ту же связь, так сказать, наглядно, чувственно, ставя сами образы в соответствующие отношения. Поэтому образное мышление тоже дает определенное познание свойств и связей действительности, позволяет ориентироваться в ней и решать практические задачи. Недаром десятки тысяч лет человечество обходилось этим мышлением и даже ухитрялось объяснять для себя вселенную в форме мифов и религий. Ведь понятийное мышление — сравнительно очень недавнее приобретение человечества. Ему от силы 4—5 тысяч лет. И сегодня еще овладение им связано для человека со значительными трудностями.

Как показывают исследования психологов, овладение понятийным мышлением в полном смысле этого слова, по-видимому, происходит у ребенка только к 12— 13-летнему возрасту. Есть все признаки, что до этого ребенок опирается при познании действительности и ее отражении в основном на представления и образное мышление. Более того, даже у взрослого современного челочка понятийное мышление функционирует пока чаще всего, лишь опираясь на образное («понять» для человека зачастую означает «суметь представить себе»). По крайней мере, это справедливо для тех случаев, когда у человека еще нет необходимых понятий о соответствующих сторонах действительности или они еще «плохо работают», а человеку требуется познать эти стороны действительности для вполне реальных целей его деятельности. Тогда эта задача решается им с помощью образного мышления.

Именно в таком положении невежды, не имеющего никаких научных понятий об объективных свойствах реальности, находился первобытный человек. У него не было, разумеется, ни понятия силы и энергии, ни понятия скорости и пути. Тем более, он не мог ни написать формулы полета стрелы из лука, ни иными способами отобразить сущность баллистической траектории. Это было бы уже мышление понятиями. Но тем не менее первобытный дикарь прекрасно мог представить, как он натягивает стрелу. Как она летит. Как она попадает в зверя. Более того, мышечно он мог себе представить, с какой силой нужно натянуть стрелу и как направить лук, чтобы стрела долетела, например, вон до того дерева.

Иначе говоря, те же самые связи, которые мы выражаем формулой баллистической кривой, первобытный человек познавал и осознавал в форме образов, т.е. представлял себе, как все это происходит. Разумеется, такое отображение было значительно грубее, поверхностнее, менее обще и несравненно менее точно, чем познание в понятиях, а тем более соответствующих математических формулах. Но, тем не менее, для тоже довольно грубых и поверхностных, чисто практических нужд неандертальца или кроманьонца такого познания было вполне достаточно.

Таким способом уже сотни тысяч лет тому назад человек мог отображать и познавать связи действительности и руководствоваться этим знанием в своей деятельности и поведении. Но способ, которым он это делал, был иным, чем тот, которым пользуется сегодняшняя наука. Это была смена образов того, что есть, и их переход в образы того, что будет, или того, что хочется, чтобы было, или наоборот, чего бояться.

В соответствии с природой своего познания первобытный человек не только регулировал свою деятельность, но и выражал свои знания, т.е. объяснял действительность через привычные образы, знакомые по опыту. Сейчас мы называем такие объяснения мифами. Так, например, объяснением землетрясения для японцев был миф, что в глубине Земли сидит огромный паук, который опутал Землю паутиной, толщиной в канаты. И когда он время от времени начинает трясти эту паутину, скалы раскачиваются и земля трясется. Точно также еще совсем недавно для крестьянина объяснением грома и молнии было то, что Илья Пророк мчится на колеснице и высекает искры из небесной тверди. Здесь опять, как видите, выражена связь, существующая между громом и молниями. Но выражена она не в научных понятиях, а в образах. При этом объяснить, понять означает свести эти явления к образам привычных, знакомых человеку из его опыта явлений и действий.

Сейчас мы относимся к мифам, как к безвредным и занимательным вымыслам; как к сказкам, красивым, поэтичным, иногда трогательным, иногда страшным, но сказкам. Совсем иной характер имели они для первобытного человека. Для него образы мифа были непосредственным воплощением сущности окружающего мира и он относился к ним с такой же верой, как к самим образам, в которых был воплощен миф. Значение мифа казалось ему таким же реальным, бесспорным, как существование тех предметов, тех явлений, тех ситуаций, образы которых использовались в мифе. «И мы, как и древний человек, можем назвать мелкие белые тучи барашками, другого рода облака — тканью, душу и жизнь — паром, но для нас это только сравнение, а для человека в мифическом периоде сознания — полные истины. До тех пор, пока между сравниваемыми предметами он сознает только несущественные разницы, пока, например, тучу он считает, хотя и небесными, божественными светлыми, но все же барашками; пока пар, в смысле жизни все-таки, несмотря на различие функций, есть тот же пар, в который превращается вода» (А.А. Потебня).

Впоследствии этот объяснительный принцип образного мышления из мифологии стал основой религии и вместе с нею сохранился до сегодняшнего дня.

Более близкий к нам источник знаний о структурах образного мышления —это исследования развития мышления у маленьких детей. Общий вывод из этих исследований сводится к тому, что на уровне образного мышления главную роль играют не логические структуры вывода типа дедукции или индукции, а особый способ умозаключений, который получил название трансдукции (Штерн). Суть этого способа заключается в том, что вывод делается на основе внешнего, чувственного, наглядного сходства предметов и их образов, т.е. непосредственных аналогий.

Вот типичные образцы таких трансдуктивных умозаключений из многочисленных случаев, собранных К. Чуковским.

— Индюк — это утка с бантиком.