Владимир Леви - Как воспитывать родителей или новый нестандартный ребенок Страница 13

Первый возраст упрямства

Иногда что-то подобное заметно уже и у годовалых. Очаровательный покладистый малыш вдруг превращается в злостного капризулю.

Отвергается любое предложение, приказ или просьба; на любой вопрос почти автоматически отвечает «нет», «не хочу», «не буду», «не дам»…

Может вдруг совсем перестать говорить, начать снова делать в штанишки, отказывается от горшка или сидит по часу. Все, что запрещают, стремится делать как бы назло или желая проверить, действительно ли запрещается. Шлепки и окрики действуют слабо, терпения не хватает…

В это время оголтелые воспитатели, не понимая, что происходит, могут натворить много бед.

Начинают серьезно наказывать, бить, ломать человека в самом его начале…

А происходит вот что: одно из первых опробований Программы Нет. Ребенок начинает пока еще неосознанно утверждать свое «Я».

Бросает свой первый вызов миру. Учится быть своевольным, отказывать, поступать несмотря и вопреки…

Естественно, это самообучение производится с избыточностью, с издержками - как всякая тренировка!…

Бывают дети, у которых «возраст упрямства» начинается с первого крика и не кончается никогда - негативисты, строптивцы. (И антиподы их тоже встречаются, о них дальше…)

Но обычно уже где-то около четырех перед нами снова милейшее маленькое чудовище, изо всех сил желающее жить с нами в согласии, слушаться, радовать нас, искренне огорчающееся, когда это не получается…

Не пугай ребенка

Вот сейчас тебя собака съест. Отдам тебя дяде (милиционеру, доктору…)! Машина задавит. Простудишься, заболеешь. Будешь трогать пипку - отвалится, и умрешь.

Трудно потом освободить ребенка или бывшего ребенка от разрушительного влияния таких заботливых предостережений. Даже если тут же забудется, внушение сделает свое дело, подсознание его вспомнит… Страх, ужас, ненависть проснутся в другое время, в другом месте…

Не вселяй страх, не плоди ужастиков, в жизни их и так хватит…

Не пугайте малыша,

от него уйдет душа,

убежит в подземный сад,

не найдет пути назад…

Станет взрослым и больным,

будет сам себе чужим,

и от счастья убегать,

и своих детей пугать,

слышите?…

Второй возраст упрямства

Где-то между 5-7, иногда ближе к 8-9 годам. Все то же утверждение самости, та же Программа Нет на другом уровне. «Мама, ты говоришь неправильно, дядя Саша знает лучше тебя!» «Папа, ты сам ничего не умеешь!…» «Бабушка, ты противная, ты бы умерла поскорей!» «Не буду надевать эту майку, не нравится она мне, никто не носит такие, и вообще жарко!…»

Плохое настроение, усталость, предвестие болезни?… Вполне возможно. Надо, однако, знать, что всякое скверное состояние выводит наружу подавляемые побуждения. Ведь как раз в это время начинает стремительно наступать на ребенка чудище обло-озорно-стозевно-и-лайяй по имени Необходимость.

Игрушки уступают место учебникам, маленький раб садится за парту… И снова, снова и снова приходится доказывать старшим - а главное, себе самому - что ты можешь быть если не распорядителем, то хоть совладельцем своего «Я»; что кроме «надо», бесконечного «надо», есть и право на «хочется»…

Положение между тигром и крокодилом: недожмешь «надо» - не состоится ни настоящая учеба, ни настоящая личность; пережмешь «надо» - все то же самое плюс…

Накаты упрямства и всеотрицания будут происходить всякий раз, когда ребенок будет чувствовать себя ущемленным в своих маленьких, но тем более драгоценных правах; когда самооценка его будет ставиться под угрозу; когда будет подавляться его стремление к самостоятельности; когда будет скучно; когда взрослые будут давить, не догадываясь о своей тупости, не догадываясь о непонимании…

Не случается ли, что мы ведем себя с ребенком как самозарядный автомат, не давая себе времени не то что подумать, а просто увидеть, что происходит?

Научимся выдерживать паузы: ориентация, а потом реакция. «Лучше ничего не сказать, чем сказать ничего». Дети не уважают суетливость. Некоторая медлительность старших всегда действует внушающим образом.

Быстрее давай! Ну что ты застряла! Опять возишься! А ну, марш за уроки, сию минуту! Садись есть, немедленно! Все, кончай, спать пора, сколько можно! Домой, сейчас же!…

Примерно каждый второй из детей по тем или иным причинам не справляется с темпами, требуемыми со стороны взрослых, и примерно каждый десятый явно медлительнее остальных. Это может быть связано и с какой-то болезнью или задержкой развития; но, как правило, это дети совершенно здоровые и, более того, часто весьма одаренные. Таким увальнем, неуклюжим недотепой был и маленький Пушкин, и маленький Эйнштейн. «Тихая вода глубока». Им нужно быть медлительными: в свое время догонят и перегонят. Ребенок - не автомат.

Правильно (примерно до пятилетнего возраста):

Вот эту башню достроим, ну а потом… Скоро я начну считать до десяти, и когда досчитаю… (позвоню в колокольчик, хлопну в ладоши…)

После пяти-шести:

Скоро спать (садиться за уроки, идти домой), приготовься… У тебя еще ровно 11 минут… Поздравляю, сэр, ваше время истекло. Точность - вежливость королей…

Если необходимость вынуждает к немедленности, твердо и решительно, но обязательно весело и жизнерадостно - приказываем! Если, как часто бывает, начинает препираться и торговаться («Ну сейчас… ну еще немножко…»), не вступаем в препирательства, повторяем приказ более властно или применим мягкое насилие: обнимем и уведем.

Такие ситуации повторяются ежедневно, не так ли? Есть, следовательно, возможность поэкспериментировать…

И у взрослых не все внушения реализуются сразу, большинство требует какого-то срока для проторения.

Не понимает, сопротивляется, а потом вдруг все как надо, само - когда перестают давить…

Веревка в доме повешенного

- Пожалуйста, не вцепляйтесь, как клещ, в его (ее): страхи, неуспеваемость, плохое поведение, привычку, болезнь, проблему…

Почти постоянный припев в моих обращениях к родителям так называемых проблемных детей.

- Как?! Вы что, требуете, чтобы я внушил(а) себе безразличие к своему собственному ребенку?!

- Нет. Не так поняли. Я прошу вас не обращать внимания только на это. Я прошу вас относиться спокойно только к (болезни, проблеме), а не к ребенку.

Понимаете разницу?…

Ребенок - не привычка, не болезнь, не проблема. Ребенок - ребенок.

- А это пройдет?…

- Никакой гарантии.

- Понимаю. Я должна сделать вид, прикинуться…

- Не прикинуться, а проникнуться…

Не доходит… Что уж просить не говорить о веревке в доме повешенного…

Знаешь ли, все у тебя хорошо, если б не родимое пятно, все замечательно, только это родимое пятнышко, понимаешь ли, портит картинку, ну ничего, мы его выведем, жизнь прекрасна и удивительна, жить мешают только родимые пятна, но это не страшно, не падай духом, пойдем в химчистку…

Хотел как лучше, а вышло…

В следующий раз полезет - дай ему как следует, - учил отец» - Вот так, по-боксерски, или вот так, самбо. Понял? Надо уметь за себя постоять, надо быть мужчиной. Если он сильнее тебя или много их, хватай палку или кирпич. Ясно? А если еще раз распустишь нюни, я тебе еще не так… (Указал на ремень.)

Так было внушено девятилетнему Толику, мальчику нежному и робкому, бороться с обидчиками только собственными силами и подручными средствами. По-мужски. И так один из его обидчиков, девятилетний Андрей, остался навсегда инвалидом, или, как говорили раньше, кривым: в результате удара палкой в лицо потерял глаз.

«Но я же не говорил ему: бей палкой в глаз, - оправдывался отец на суде. - Я не учил его бить палкой, да еще острой, а только… Ну, махнуть разок, чтоб пугнуть… Кто же знал…»

Я кому говорю?

На Пятачке, после розыгрыша следующей сценки всем присутствовавшим предложили объяснить поведение Ребенка, его мотивы.

На пляже отец велит 10-летнему сыну: - Сними рубашку.

Сын, ничего не говоря, делает отрицательный жест.

Отец настаивает: - Сними, жарко.

- Не жарко.

- Да сними же, тебе говорю, весь вспотел.

- Не хочу. Не сниму.

- Я кому говорю! - Отец грозно нахмуривается и хватает сына, тот упирается, начинается сцена насилия…

После игры разгадывали возможные мотивы упрямства: сын толстоват, нескладен, стесняется своего тела, не хочет сравнения - не в его пользу; боится какой бы то ни было обнаженности, потому что окружающие чересчур зорки, а у него есть одна постыдная тайна: не желает загара, считает, что белый цвет благороднее - «бледнолицый брат мой»; хочет утвердить свое право быть собой хоть на таком маленьком пустяке…