Марк Бурно - О характерах людей Страница 13

Демонстративные (истерики) – всегда вечные дети (юноши) неустойчивостью, капризностью своих чувств (легкочувствием), сравнительным легкомыслием, пылкой образностью, стремлением «выставляться», быть в центре внимания, склонностью к бессмысленному упрямству от высокой внушаемости, к юношеской картинной пессимистичности. Потому и нетрудно (обычно!) расположить к себе такого человека, сердитого за что-то на нас, восхитившись им в том, в чем, действительно, возможно искренне сказать ему это доброе. И тогда многие из них мягчают, добреют, даже те, в ком ясно проглядывает чувственно-хищное.

Так часто клянут демонстративных, смеются-потешаются над ними. Но ведь многие из них приносят людям прекрасные (в том числе и целебностью своей) театральные, эстрадные, поэтические, живописные радости, освежают вечной детскостью, учат живым подробностям чувственной жизни, замечательным именно своей несерьезностью-незрелостью. А дефензивные демонстративные (истерические) женщины способны на сцене жизни на незаурядное самопожертвование ради повседневного спасения тяжелого алкоголика-мужа или душевнобольного родственника, если, конечно, знакомые, близкие постоянно восхищаются их небывалым подвигом, редким терпением и т. д.

Неустойчивый характер (неустойчивый психопат)

Характер, родственный демонстративному (истерическому) более или менее сложной, тонкой природной незрелостью. Классически описан также П.Б. Ганнушкиным (1933).

Существо неустойчивого склада – в той же «пожизненной» инфантильности (точнее, ювенильности – вечной «юношескости»), но с преобладанием душевной неустойчивости в переживаниях и поступках, порожденной детски-юношеской поверхностностью мышления, чувствования наряду с юношески обостренным сексуальным влечением. Здесь нет истерически-демонстративной холодности, стервозинки – есть мягкость, задушевный лиризм.

Незрелость эту не следует путать с мнимой незрелостью некоторых аутистов или психастеников. Она проявляется, например, в том, что хрупкий телом, здоровьем аутистический интеллигент жалеет, что не догнал ограбивших его бандитов, чтобы просто посмотреть им в глаза. Или психастенический научный сотрудник жалуется начальству, что по причине скудной его зарплаты жена стала посылать его на рынок, заставляет крутить на кухне мясорубку, чистить картошку, и у него теперь меньше времени дома для работы за письменным столом. Это скорее беспомощность-непрактичность отрешенных, но духовно сложных людей, беспомощных перед реальной, грубой жизнью.

Истинная незрелость все же сказывается, прежде всего, в детской недоразвитости исконных человеческих чувств: чувства родного к своим детям, элементарной тревоги за близких и т. п. К примеру, когда взрослого человека трудно затащить посмотреть хоть раз на маленького ребенка, который от него родился. Или глянет, но нет отцовского желания увидеть сына вновь, даже детский страх этого при возможном романтически-поэтическом переживании по этому поводу (см. известные воспоминания в таком роде Анатолия Мариенгофа о Есенине: «Роман без вранья»). Причем сердце, действительно, по-есенински не лжет, поскольку легко верится в собственную ложь. Это и побуждает неустойчивых искренне оправдывать, иногда даже красиво обосновывать всякое свое непристойное или сомнительное желание и тут же выполнять его. Подобное поведение, переживание нельзя назвать естественным (синтонным), поскольку естественность, даже примитивная, естественна (натуральна) в своих материнских, отцовских и других инстинктивных, исконно теплых человеческих чувствах.

Слабая способность неустойчивых сдерживать свои желания, руководить ими, при живой чувственности, вечно юношеской остроте влечений объясняет высокую податливость таких людей, особенно в молодости, к пьянству, наркотикам, воровству, бродяжничеству и т. п.

Побуждают к этому и расстройства настроения в виде хандры по поводу несбывшихся романтических надежд, по поводу старения организма, которое так расстраивает уже в молодости: «Все прошло. Поредел мой волос» (Есенин). Когда у душевно достаточного сложного человека нет глубинной, духовной зрелости, единственной ценностью навсегда остается чувственно-романтическая молодость и главным переживанием – переживание ее увядания. Это переживание может быть и по-есенински прекрасным.

Романтичность как склонность-умение приукрашивать действительность, являть в ней некую свою позу может быть аутистической (поэт Жуковский, художники «Мира искусств»), синтонной (Кипренский, 3. Серебрякова), демонстративной (Энгр, Делакруа, Брюллов, Семирадский, Бунин) и лирически-неустойчивой (Есенин). Последняя всегда теплая, грустная, но в известной мере внешняя, «выставочная», без аутистической концептуальности и сангвинической естественности-цельности. Эта нестойкая мягкая театральность может пьянить своими чувствительными, юношески-лирическими красками. Она не содержит в себе истерической изощренно-картинной прохладной чувственности и действует детски-шемящей незащищенностью, трогательно-искренней языческой дружбой с Природой, дружбой, возможной лишь в беспомощном образном детстве.

Смешанные (мозаичные) характеры

Циклоид может быть психастеноподобным, истерик – шизоидным (аутистоподобным), аутист – сангвиноподобным. Вообще разновидности характера могут быть всякоподобными, но это подобие есть лишь «наслоение» на исконное характерологическое «ядро».

О смешанном (мозаичном) характере, думается, следует говорить, когда смешиваются кусками сами ядра, радикалы. Смешиваются же они вследствие патологического нарушения, просто грубых особенностей природной закладки характера или вследствие какого-то повреждения (механического, инфекционного, интоксикационного, радиационного) этой закладки в утробе матери или в младенчестве, то есть еще до того, как в самых общих чертах сложился характер к двум-трем годам жизни.

Мозаика характера творится болезненным процессом (шизофреническим, эпилептическим и т. д.) и в зрелые годы. Нередко во всех этих случаях какой-то характерологический радикал, не являясь ядром личности, все же преобладает над теми радикалами, с которыми перемешивается.

Грубоватый характер (в патологии – органический психопат)

Природу его составляет, чаще всего, врожденная органическая закладка – органическая (анатомическая) огрубленность тела, мозга и, значит, души. Грубоватый – это и значит в широком смысле органический.

Сюда относятся, видимо, многие описанные П.Б. Ганнушкиным (1933, 1964) «антисоциальные психопаты» и «конституционально-глупые». В прошлом веке Б. Морель называл этих людей дегенератами (вырождающимися) – см. об этом у Ю.В. Каннабиха (1929). Органических психопатов классически описала Г.Е. Сухарева (1959).

Органическая огрубленность тела обнаруживается в необычно низком (ниже 120 см) и необычно высоком (выше 195 см) росте (карлики и гиганты), в асимметрии, разнообразных неправильных формах тела: так называемый башенный череп, ягодицеобразный череп, резкое преобладание мозгового черепа над лицевым, так называемый седловидный нос, массивная нижняя челюсть, многоярусные зубы, «ухо фавна», ладьевидная грудь, добавочные рудиментарные молочные железы, врожденное ороговение кожи, чрезмерная волосатость, чрезмерная мускулистость и т. д. Подробно об этом у Х.-Б.Г. Ходоса (1984).

Отдельные, единичные подобные особенности могут быть рассеяны в телах разных характерами людей (особенно у психопатов). Здесь же присутствует типичный «букет» таких особенностей. Эти «признаки вырождения» (по-старому) у одних имеют зловещую, безнравственно-гангстерскую окраску, у других овеяны деревенской добротой.

Органическая душевная огрубленность в психопатических случаях сказывается в грубоватой возбудимости-взрывчатости, слабой способности сдерживать свои примитивные желания-порывы (бестормозность). Эта неуравновешенность не менее тяжела оттого, что порою такой инертный человек долго раскачивается; зато, раскачавшись, нескоро успокоится.

В личностной картине здесь перемешиваются разнообразные радикалы, но все они огрублены; в мышлении, переживаниях нет тонкости, стройности, а есть недисциплинированность, неряшливость, вязковатость. Эмоции нередко ходят тут ходуном, грубо вытесняя из сознания неприятное, выставляя таких людей, особенно в состоянии душевной взволнованности, нелепыми дураками, некритичными к своему глуповатому поведению, неприличным анекдотам в обществе. Злость, сердитая авторитарная напряженность, всегдашняя у напряженно-авторитарного (эпилептоида), подозрительность, обидчивость чередуются здесь с простодушием, глуповатой беспечностью, благодушием.

Нередко такой человек от преобладания в данный момент (по настроению) того или иного радикала представляется то глупым, то властно-жестоким, то тревожно-робким. Но патологической слабости обобщения, то есть клинического малоумия (олигофрении) здесь нет. По временам он душевно собирается и производит впечатление человека весьма интеллигентного, чтобы вдруг, вспылив, опять удивить своей «слабоумной» выходкой, подтвердив то, что обычно говорят о нем: «умный, умный, а дурак». В голове порою каша («в огороде бузина, в Киеве – дядька»), навязчиво-некритически пристает в поезде к незнакомым пассажирам с нетактичными вопросами об их жизни, а наряду с этим не только дом топором построит, но и телевизор починит.