Лев Ительсон - Лекции по общей психологии Страница 130

Какова эта структура? Чтобы ответить на этот вопрос, приглядимся, что есть общего в «конструкции» любых представлений. Если отвлечься от таких изменчивых признаков, как содержание образов представлений, степень их яркости, полноты, отчетливости и т.д., то неизменным общим останется, по-видимому, одно. Все они изображают предметы в пространстве, имеющими определенную форму, сохраняющимися или превращающимися друг в друга во времени и т.д. Отсюда видно, что образный интеллект отражает объективные пространственно-временные свойства реальности иначе, чем сенсомоторный интеллект: не через систему двигательных схем, а через способы конструирования представлений и формы их движения. Так, например, схема пространства, т.е. то, что предметы имеют протяженность трех измерений, отражается на уровне образного интеллекта тем, что конструируемые им представления переживаются как протяженные. Аналогично, причинно-следственные связи, или наличие общих свойств, или функциональные связи предметов отражаются на образном уровне в связи соответствующих представлений, точнее, смене соответствующих представлений, их следовании друг за другом.

Соответственно, в отличие от сенсомоторного интеллекта, образное мышление позволяет обнаруживать и устанавливать общие связи реальности, а также использовать их для взаимодействия с реальностью, уже не через практические операции над вещами, а через идеальные операции над образами. Поэтому, если мощным проявлением сенсомоторного мышления является то, что мы называем навыками, мощным проявлением образного мышления является то, что мы называет воображением.

Но какова внутренняя, психологическая структура этого процесса?

Исследования, проведенные у нас в лаборатории аспиранткой К.К. Григорян, позволяют предположить, что механизм этого процесса имеет трехзвенный характер. Первым его звеном является определенный стимул-раздражитель. Это может быть внешний воспринимаемый объект — предмет, или изображение, или ситуация, или действие. Это может быть и внутренний раздражитель. Например, определенное чувство, потребность и т.д. Это, наконец, может быть символический сигнал, например слово. Чтобы дать толчок внутренней деятельности психики, указанный стимул должен отразиться в ней. Отражение это никогда не является полным, или, точнее, не всегда отражаемые стороны стимула являются для психики равнозначными. Поэтому при отражении психикой выделяются, вычленяются, оказывают наибольшое воздействие только некоторые стороны, свойства или аспекты стимула. Соответственно, это первое звено можно назвать этапом диссоциации стимула и его отражения.

Какой бы внешний или внутренний стимул ни действовал, он вызывает к жизни, активизирует всю систему связанных с ним в прошлом возбуждений. Говоря психологическим языком, он как бы оживляет, извлекает из запасников памяти весь прошлый опыт, в котором так или иначе встречался этот раздражитель. Вот это второе звено можно назвать этапом рединтеграции.

Как правило, эта рединтегрированная совокупность опыта, связанного с какой-то стороной данного раздражителя, не осознается полностью. Возможно, просто в связи с малым объемом сознания. Ведь, как известно, наше сознание способно одновременно удерживать не более 7±2 смысловых единиц одновременно. Это приводит к тому, что автоматически из всей громадной массы информации, имеющей отношение к данному стимулу, вычленяется, пропускается в сознание, высветляется только какая-то незначительная часть, какой-то участок. Соответственно, третье звено механизма образного мышления можно назвать этапом дезинтеграции (вычленения).

Это отмечал уже Павлов, называя такое явление «группированным представительством». Оно заключается в том, что в памяти испытуемого в ответ на стимул всплывают не отдельные слова и образы определенных предметов и явлений, а более или менее широкие области его прежнего опыта, из которых уже как вторичные выдвигаются конкретные названия или образы (Роговин).

Представить себе это можно примерно так. Стимул — слово «нога» вызывает прямо или через представление о ноге оживление всех следов прошлых возбуждений, связанных с этим словом или представлением. Иначе говоря, в мозгу активизируется как бы весь прошлый опыт человека, в котором встречалась нога. Здесь и все ситуации, в которой встречалась нога (футбол, ходьба). Здесь и предметы, которые связаны с ногой (сапоги, валенки, носки). Здесь и предметы, входящие в общий род с ногой (конечности, руки) и т.д., и т.п. Из всего этого богатства опыта в сознание, однако, пропускается только какое-то небольшое число элементов (например, только образы валенка, ботинка, носка). И тогда мы говорим, что ассоциациями к «ноге» являются «валенок», «ботинок», «носок».

Какие же именно элементы восстановленного, ре-динтегрированного опыта вычленяются, высвечиваются сознанием? Анализ показал, что это — обычно тот ряд представлений, который воплощает, иллюстрирует определенную объективную связь. Так, в приведенном примере, из всего опыта, связанного с ногой, мозг отобрал и выдал «на гора» только представления о вещах, связанных с ногой пространственной смежностью, т.е. надеваемых на ногу, принадлежащих к ноге. А у другого человека тот же самый стимул может вызвать другой ряд образов. Например, вычленить преимущественно элементы, связанные с функциями ноги (ходьба, ползающие животные, едущие автомобили, игра в хоккей, игра в футбол и т.д.). Но в силе останется главное: как правило, вся цепь возникающих ассоциативных образов подчиняется какому-то одному принципу, т.е. обычно иллюстрирует, воплощает одну-две определен* ных связи явлений.

Не об этой ли трехзвенной структуре образного мышления косвенно свидетельствуют наблюдения художников и писателей о том, как создаются их произведения и художественные образы?

Так, живописец Делакруа сравнивал природу и отражающий ее опыт человека со словарем, в котором художник ищет слова для своей поэмы, а фантазия — «не-вольная работа души» (т.е. образное мышление) избегает или отбрасывает в воспоминаниях все то, что не отвечает идеям произведения. Благодаря этому «великий художник сосредоточивает свой интеллект при помощи устранения бесполезных и нелепых подробностей. Его могучая рука располагает и подбирает, добавляет и отбрасывает, исправляя нужные объекты как принадлежащие ему, как его собственность; в своих владениях он приглашает вас на праздник, им устроенный».

Этот процесс вычленения и последовательного репрезентирования отдельных элементов из общей рединтег-рированной психикой ситуации можно отчетливо наблюдать на очень многих художественных произведениях. Простейшим и очень ярким примером может служить, например, стихотворение Лермонтова «Ветка Палестины». Задав этой ветке вопрос, где она росла и где цвела, поэт затем начинает перечислять возможности:

«У вод ли чистых Иордана Восточный луч тебя ласкал,

Ночной ли ветр в горах Ливана Тебя сердито колыхал?

Молитвы ль тихие читали,

Иль пели песни старины,

Когда листы твои сплетали Салима бедные сыны?

И пальма та жива ль поныне?

Все также манит в летний зной Она прохожего в пустыне Широколиственной главой?»

Здесь ассоциации, вызываемые у поэта «веткой Палестины», представляют как бы последовательные вычленения различных возможных линий раскрытия ре-динтегрированного этим стимулом опыта.

Некоторым подтверждением излагаемой гипотезы могут служить опыты, которые проводились у нас в лаборатории. Они заключались в том, что у испытуемых умышленно формировали определенный кругобразочв, которые должны были служить таким промежуточным звеном, опосредующим ассоциации. Например, испытуемым давалась для тщательного запоминания какая-нибудь сложная картина. Через некоторое время, уже в другой обстановке, с ними проводился ассоциативный эксперимент. При этом в качестве стимулов время от времени давались отдельные детали, имевшиеся на «установочной» картине, и фиксировались образы, которые они вызывали. Оказалось, что значительная часть этих образов относилась к кругу тех, которые имеются на картине, хотя сами испытуемые при этом картину не вспоминали и даже не подозревали, откуда и почему у них возникли такие ассоциации. Причем подтверждалась та же закономерность. Если первый ассоциативный образ выделял какую-то связь или стоял в определенном отношении к исходному стимулу, то остальная цепочка образов в большинстве случаев находилась к исходному стимулу в том же самом отношении.

Обычно, при наблюдении промежуточного этапа ре-динтеграции не замечают, потому что сам испытуемый его, как правило, не сознает. Внешне все выглядит так, как будто определенный частный стимул влечет за собой определенное частное представление. Например, черный — белый, нога — валенок и т.п. Таким образом, весь мозг представляется как склад, в котором лежат образы стимулов и подвешенные к ним цепочками ассоциации.