Ролло Мэй - Смысл тревоги Страница 14

Читая настоящую главу, следует помнить об этой цели. Мы должны спрашивать себя, как то или иное исследование вписывается в целостную картину, иначе мы попадем в те же ловушки, в которые попадают многие ученые, занимающиеся исследованиями физиологии и работы нервной системы.

Реакция испуга

Сначала мы рассмотрим защитную реакцию, которая, хотя ее и нельзя назвать проявлением страха или тревоги, является их предшественником. Это реакция испуга. Особое значение для нас имеют исследования реакции испуга, проведенные Лэндисом и Хантом, поскольку они проливают свет на порядок возникновения в организме защитной реакции, тревоги и страха[118].

Если за спиной у человека внезапно раздается выстрел или на него воздействует еще какой-нибудь неожиданный и сильный стимул, человек быстро сгибается, резко вскидывает голову, моргает глазами. Все это и многое другое представляет собой «реакцию испуга» — примитивную врожденную реакцию, которая совершается непроизвольно. Именно она предшествует эмоциям страха и тревоги. Лэндис и Хант в своих исследованиях вызывали эту реакцию, используя пистолетный выстрел, и производили съемку, чтобы зафиксировать поведение человека в данный момент. Наиболее характерной чертой реакции испуга является сгибание тела, «что напоминает защитное поведение человека, «съежившегося» от холода»[119]. При реакции испуга человек всегда моргает, кроме того, шея обычно «вытягивается вперед, на лице появляется характерная мимика, плечи поднимаются и отводятся вперед, руки прижимаются к туловищу, сгибаются в локтях, ладони поворачиваются к туловищу, пальцы сжимаются, туловище движется вперед, сокращаются мышцы живота, сгибаются колени…. Эта базовая реакция не поддается контролю человека, она универсальна, она свойственна как неграм, так и белым, как детям, так и взрослым, а также приматам и некоторым высшим животным»[120]. Такая реакция, если рассматривать ее в неврологическом аспекте, подавляет высшие нервные центры, поскольку эти центры не способны столь быстро интегрировать полученные импульсы. Таким образом, можно сказать, что мы пугаемся прежде, чем узнаем, что же нам угрожает.

По своей сути эта реакция не является страхом или тревогой. «Лучше назвать испуг до-эмоциональной реакцией», — верно замечают Лэндис и Хант[121]. «Это мгновенная реакция на неожиданный интенсивный стимул, который требует от организма какого-то ответа, выходящего за рамки обычного. Она напоминает ответ на опасную ситуацию, но является мгновенной преходящей реакцией, намного более простой по своей организации и проявлениям, чем так называемые «эмоции»[122]. Эмоции в собственном смысле этого слова возникают после реакции испуга. Взрослые испытуемые в эксперименте Лэндиса и Ханта выражали такие вторичные поведенческие реакции (эмоции), как любопытство, раздражение и страх, уже после испуга. Исследователи полагают, что эти вторичные формы поведения являются «мостом между врожденными реакциями и появившимися в процессе обучения социально обусловленными и часто преднамеренными типами реакций»[123].

Представляет интерес и еще одно наблюдение, сделанное в этом исследовании: чем младше был ребенок, тем меньше вторичного поведения следовало за реакцией испуга. У ребенка в первые месяцы жизни за испугом следовало совсем немного вторичных реакций. «Наша работа, — пишут Лэндис и Хант, — показывает, что по мере взросления ребенок проявляет все больше вторичных поведенческих реакций… Плач, поведение типа «бегства», когда ребенок либо отворачивает голову от источника звука, либо разворачивается всем телом и уползает, — количество таких реакций растет по мере взросления младенца»[124].

Реакция испуга как до-эмоциональная реакция тревоги и страха позволяет сделать многие интересные выводы. Например, Лоренс Кюби видит в этой реакции «онтогенез тревоги». По его мнению, реакция испуга есть первый признак того, что между человеком и окружающим его миром существует разрыв. Эмбрион, по мнению Кюби, не может испытывать реакции испуга; в данном случае нет никакого интервала между стимулом и реакцией. Младенец и реакция испуга рождаются одновременно. Впервые появляется «разрыв» между человеком и его окружением. Младенец уже может чувствовать ожидание, смещение события в будущее, фрустрацию. По мнению Кюби, как тревога, так и мышление могут возникнуть только тогда, когда существует подобный «разрыв» между человеком и миром, причем сначала появляется тревога, а уже потом мышление. «Тревога в жизни человека связывает между собой реакцию испуга и возникновение всех процессов мышления»[125].

Согласно Лэндису и Ханту, реакция испуга принадлежит к тем формам поведения, которые Гольдштейн называл термином «катастрофическая реакция». Можно думать, что реакция испуга — это примитивная врожденная защитная реакция, предшественник эмоциональных реакций организма, которые позднее становятся тревогой и страхом.

Тревога и «катастрофическая реакция»

Для нас особенно важно познакомиться с представлениями Курта Гольдштейна, которые помогают понять биологические основы тревоги[126]. Гольдштейн создавал свои концепции, работая нейробиологом с различными психиатрическими пациентами, в частности, он имел дело с пациентами, страдавшими повреждениями головного мозга. Гольдштейн, возглавлявший в Германии во время Первой мировой войны большой психиатрический госпиталь, мог наблюдать многих солдат, у которых были разрушены отдельные участки мозга. Из-за подобных повреждений у таких пациентов была ограничена способность адекватно приспосабливаться к условиям окружающей среды. Эти солдаты реагировали на самые разные стимулы шоком, тревогой или защитными реакциями. Наблюдая за такими пациентами и за нормальными людьми, пребывающими в состоянии кризиса, мы можем лучше понять биологические аспекты динамики тревоги любого организма[127].

Основной тезис Гольдштейна гласит: тревога есть субъективное переживание живого существа, оказавшегося в условиях катастрофы. Организм попадает в условия катастрофы, где не может адекватно реагировать на окружающую среду и поэтому чувствует угрозу для своего существования или для ценностей, жизненно важных для существования. «Условия катастрофы» не всегда сопровождаются бурными эмоциями. Их может создать и просто появившаяся в голове мысль об опасности. Уровень интенсивности не играет здесь решающей роли, скорее это вопрос качества переживания.

Пациенты с повреждениями головного мозга, которых наблюдал Гольдштейн, использовали самые различные способы для того, чтобы избежать катастрофической ситуации. Одни из них, например, начинали навязчиво поддерживать вокруг себя порядок — с чрезмерной аккуратностью раскладывали свои вещи в тумбочке. Встречаясь с беспорядком (если, например, кто-то переложил на другое место их ботинки, носки и т. п.), они были не в состоянии адекватно отреагировать на подобное изменение, и у них возникала сильная тревога. Другие, когда их просили написать свое имя, выводили его в самом уголке листа; любое открытое пространство (или «пустота») представляло собой ситуацию, с которой они не могли справиться. Они избегали любых изменений окружающей среды, поскольку не могли адекватно оценить новые стимулы. Во всех этих случаях мы имеем дело с пациентом, не способным справиться с требованиями, которые предъявляет ему окружающий мир, пациентом, не умеющим применять свои основные способности. Нормальный взрослый человек, разумеется, в состоянии справиться со многими стимулами, но по сути своей проблема «организм в условиях катастрофы» остается такой же. Объективно при таком состоянии можно наблюдать нарушение поведения. Субъективным аспектом этого состояния является тревога.

Существует представление, что организм — это набор различных влечений, и когда на пути влечения встает препятствие, возникает тревога. Но Гольдштейн не согласен с подобной точкой зрения. По его мнению, у организма есть лишь одно стремление — стремление актуализировать свою природу[128]. (Обратим внимание на сходство между точкой зрения Гольдштейна и представлениями Кьеркегора о самореализации.) Основная потребность любого организма состоит в том, чтобы приспособить к себе окружающую среду и самому адекватно к ней приспособиться. Конечно, природа каждого организма, будь то человек или животное, отличается своеобразием. Каждый обладает своими способностями, определяющими, что же именно организм будет актуализировать и каким образом. Дикое животное может успешно актуализировать свою природу в естественной среде обитания (например, в лесу), но когда его ловят и сажают в клетку, животное не способно адекватно реагировать на ситуацию и начинает вести себя безумно. Иногда организм преодолевает разрыв между своей природой и окружающей средой, отказавшись от каких-то элементов своей природы. Так, например, дикое животное в клетке может научиться избегать катастрофической ситуации, отказываясь от своей потребности свободно перемещаться. Организм, потерявший способность нормально адаптироваться, может попытаться сузить окружающий мир до такой степени, чтобы в нем можно было адекватно использовать свои способности. Таким образом организм пытается избежать катастрофической ситуации. В качестве примера Гольдштейн приводит кошек из эксперимента Кэннона. Подопытным животным сделали операцию, в результате которой вышла из строя их симпатическая нервная система. В итоге кошки предпочитали оставаться около батареи, поскольку утратили способность адекватно реагировать на холод (и, следовательно, потеряли способность поддерживать свое существование в этих условиях).