Дмитрий Соколов - Любовные реки, семейные берега (Архетипические сюжеты семьи и рода) Страница 14

При таком подходе чувство вины – это не личное дело, это функция жизнеобеспечения семьи, один из мощнейших факторов ее объединения и целостности.

(Я аж ежусь, насколько это должно не понравиться многим из любезных моих читателей).

Вина в товарно-денежном эквиваленте

Вина вообще – очень интересный товар, магический по характеру и убийственно сильный в реальности. С нею, как и с деньгами, операции проводятся по совершенно разным правилам в зависимости от количества: малую вину обслуживает одна логика, большую – другая.

Чувство вины с точки зрения системы Рода – это долг перед «общаком» за забранные ресурсы. Если я родился и вырос, то мой долг не так чтобы очень велик, и когда я рожаю своего ребенка и довожу его «до кондиции», то этот долг в основном выплачен, и чувство вины меня терзать не будет. Если я что-то нарушил по ходу жизни, то существует риск вырастания долга. Если я делаю аборт, я забираю у Рода душу, и долг растет. Пять абортов – долг растет. Если я «получил жизнь» за счет жизни кого-то из Рода – долг растет. Например, если моя мама получила серьезные травмы при моих родах. Или если отец воровал, чтобы меня содержать, и его посадили. Или если я девочка, в мои полгода мама забеременела мальчиком и сделала аборт, а больше мальчика никогда не родила.

(Я знаю, что с точки зрения «нормальной» логики в этих случаях никакой личной вины быть не должно, и многие даже психотерапевты вам скажут, что и говорить тут не о чем – «это уж вы, батенька, напридумывали». Как (мне недавно рассказывали) с точки зрения этикета существует икота и как с ней обращаться, есть кашель и как с ним обращаться, есть речь – и про нее много всего надо понимать – а больше никаких звуков от человеческого организма не предусмотрено, и их, с точки зрения этикета, нет. Почувствуйте: просто нет, и делать по их поводу ничего не надо. Так и с чувством вины: с точки зрения здравого смысла и индивидуальности ее может не быть, но вот только человек слишком часто значительную часть жизни проводит в состоянии, когда вина есть, а вот здравым смыслом не пахнет. Силы у них при прямом противоборстве сильно не равны.)

Итак, когда человек из «общака» берет немного, то и вина не сильно велика, и долг может быть нормально выплачен. Говоря этим банковско-бандитским языком, проценты сильно не нарастают. Семья в определенном смысле и представляет из себя такую буферную систему или такой как бы очень богатый банк, из которого можно много брать, куда можно много класть, и не беспокоиться, что вклады пропадут, или что кредиты надо отдавать немедленно. Взятое у одних может быть отдано другим (например, их детям), десять лет – не большой срок, и так далее. Это при «нормальных» раскладах, пока задействованных ресурсов не очень много.

Но если тобою взято много, или если ты многое из семейных потерь взял на себя, или если на тебя «повесили» многое (все это, как ни странно, де факто синонимы), то чувство вины может становиться большим, и тогда проценты набегают такие, что расплатиться возможности нет. Или, во всяком случае, так кажется участникам этой веселой игры. Цена смертей очень высока, конечно; и если у тебя нет полного алиби, что в смерти человека из своей семьи ты никак не виновен (а очень часто этого алиби нет и быть не может), то ты можешь отхватить большой кусок вины.

Вина и любовь, похоже, выполняют похожие функции противоположными способами. Чем в семье больше любви, тем менее там нужна вина; и наоборот.

Общая ответственность

В этой схеме надо прописать еще одну переменную, как бы характеристику физического поля: в Роду существует Общая Ответственность. Ее никто не хочет, но ее все несут.

Ответственность, по идее – нечто вроде кармы, это универсальный принцип взаимосвязанности событий. Это принцип, по которому любое движение вызывает некий ответ – и это, конечно, слышно в корне слова «ответственность» – ты отвечаешь, мир отвечает.

Личная ответственность каждого из нас – это переменная постоянная и неудалимая. Сожрал не то – отравился, посмотрел не туда – загрузился, сказал начальнику не вовремя комплимент – он в тебя влюбился. Это понятно.

Общая ответственность предусматривает, что важные для тебя последствия несут не только твои поступки, но и поступки окружающих людей. Ты вел машину правильно, а врезался в тебя кто- то неправый – но последствия аварии настолько же твои. В этом смысле у ответственности воистину нет границ, и сеть небесной кармы бесконечна.

Но. Имеет смысл говорить о поле повышенной ответственности. По аналогии с электромагнитным полем: оно тоже, в принципе, бесконечно, но на большом расстоянии от источника становится настолько слабым, что им можно практически пренебречь. Так и тут: существует определенное поле, в котором отдельные частицы (люди) настолько близки друг к другу, что поведение одних сильно влияет на других. Вот одно из самых сильных таких полей и называется семьей или Родом.

Я не виноват, что меня родили, что мой прадедушка был алкоголиком, а у моего сына плохие зубы. Но – я несу ответственность за это. Это слишком касается меня, моих чувств и силовых линий моей жизни. Я не виноват ни сном ни духом в абортах, которые делала моя мама, в ранении моего деда на войне, в огромном количестве вранья, в котором участвовали мои предки-коммунисты. Но я несу ответственность за это, потому что я – частица в общем поле. Не учитывать этих влияний (а я привел совсем не самые важные) не возможно. Я отвечаю на эти воздействия ближайшей окружающей среды, на многие из них – всю жизнь отвечаю, и так моей Эге хочется иногда из всего этого выйти, только выйти некуда. Широка ячейка небесной сети, но никто не ускользнет, как элегантно выражались древние китайцы.

Это я, конечно, зарисовал трагический сюжет для продвинутых индивидуальностей. Они-то продвинутые, а связанные с ними их родные – задвинутые. А карму приходится делить. Обидно, понимаешь.

Замещение

Идея замещения мне кажется самой простой из всех понятий о семейной структуре. Кажется, это вполне допускается обычным здравым смыслом. В общем виде она заключается в том, что один член семьи может замещать другого. Вернее сказать, что в семьях могут существовать определенные «функции», роли, которые не должны оставаться вакантными, и если они пустуют, то первый, кто под эту роль походит, должен ее занять. Примеров можно привести множество: например, в семье с умершей молодой матерью ее младшая сестра или старшая дочь, с очень большой вероятностью, будут стараться заменить ее на благо остальных членов семьи. Это достаточно видимое и сознательное замещение, и оно происходит постоянно, в такой или не в такой драматической форме, потому что в нормальной семье людей обычно больше, чем базовых ролей. Старшие братья и сестры могут «замещать» родителей (для этого вовсе не обязательна родительская смерть) для своих младших, для них тех же родителей могут замещать братья или сестры самих родителей (дяди и тети) – и так далее.

Замещение может играть временный характер, но, тем не менее, вызывать мощные эмоции. Думаю, что эта идея «родовой логики» довольно легко понятна, но я все же расскажу одну не совсем обыкновенную историю, прежде чем разовью эту идею в менее понятные и более спорные области.

Малыш и Карлсон

Один самый обыкновенный мальчик из Стокгольма, который был самым младшим в своей семье, и которого окружающие поэтому так и звали привычно: Малыш! – этот мальчик как-то разговаривал со своей мамой и волновался, а не придется ли ему. «Ну, мама, я же донашиваю за своим братом его рубашки и брюки, и вот его пижаму, и велосипед; а когда он вырастет и женится, то вдруг он умрет, и тогда мне нужно будет жениться на его жене?» Мама успокоила его, сказав, что от жены старшего брата она его избавит (интересно, какие у нее были фантазии при этом? Удавка? Яд?) Не знал Малыш, что у древних (и не очень) евреев все именно так и обстояло: если брат погибал, то другой брал себе (скорее, «на себя») его жену.

Ну, не знал и не знал. Он тогда много чего не знал.

Прошло где-то семнадцать лет. Старший брат Малыша Бесси работал уже полуважным начальником в полиции, а сам Малыш учился на четвертом курсе медицинского факультета. У его старшего брата уже была жена, он уже с ней развелся и теперь охотно и с удовольствием ухаживал за актрисами музыкального театра. Романы его были короткие и красивые, и Малышу напоминали бутылки с вином или шампанским, которые также в изобилии водились у брата. В смысле, пока Малыш рассматривал наклейки на бутылках, они ему нравились гораздо больше, чем когда ему наливали содержимое. Он эти вина друг от дружки почти не различал. Но нельзя не отметить, что ему все это нравилось: и вина, и актрисы, и полусветская болтовня; и он любил бывать у Бесси, хотя с его учебой это получалось не часто.