Ханна Эванс - Мама Мальчишек. Уроки выживания среди мужчин Страница 15

– Бедная мамочка, – говорит Непоседа, занимая позицию перед первой же подходящей елкой. – У тебя ведь нет такого краника, как у нас, правда? Тебе приходится садиться и писать из попы!

– Хм, – туманно комментирую я, не желая преподавать урок женской физиологии прямо здесь и сейчас. И приплясываю на месте, прикидывая варианты.

Отец Мальчишек бросается на помощь.

– Тебе нужно в туалет? – с энтузиазмом спрашивает он и лезет в свой рюкзак с припасами. – Я знал, что когда-нибудь это пригодится!

Я смотрю на предмет, который он мне протягивает: это пластиковая воронка, формой подозрительно напоминающая мини-член.

– Ты, должно быть, оставила ее в рюкзаке после нашего марафона по горам, помнишь?

Я киваю. И действительно вспоминаю.

– Shewee, – усмехалась моя подруга по команде, вручая мне столь вызывающий подарок. – Этот аксессуар необходим, когда прижмет сходить по-маленькому там, наверху! Если мы не можем победить мальчишек, так давай хотя бы присоединимся к ним!

Картина коммунального мочеиспускания не вызвала у меня приятных ассоциаций, и я вежливо улыбнулась, поблагодарив подругу. Неудивительно, что я так ни разу и не воспользовалась пластиковым пенисом, поэтому Shewee вернулся в свою коробочку. Где и пребывал в забвении. И вот теперь явился снова.

Я оглядываю предлагаемый протез, благодарю супруга за заботу… и в одиночестве отправляюсь в долгий обратный путь домой, в туалет.

Может, я и чувствую себя комфортно в мужской одежде и даже счастлива в своем образе, но Shewee – это уж чересчур.

• деталь Лего;

• карточку покемона;

• ракушку;

• конский каштан;

• сопливый носовой платок;

• мраморные шарики (от одного до трех);

• крошки от сухарей;

• один носок;

• пластырь (новый);

• пластырь (использованный).

Что такое свитер?

Предмет одежды, надеваемый сыном, когда маму трясет от холода.

Урок 6

Путешествие с мальчишками – это квест!

Поначалу мы решили, что это отличная идея.

– У меня скоро отпуск, – сказал Отец Мальчишки, просматривая воскресным вечером свой вечный спутник – ежедневник. – Мы могли бы отправиться в путешествие en famille, по-семейному, так сказать. Куда бы тебе хотелось поехать? На несколько дней в Корнуолл? На недельку в Уэльс? Разумеется, – кивнул он в сторону плетеной колыбельки, где, вскинув руки, словно капитулирующий солдат, лежал его первенец, – в этом году мы не можем себе позволить что-то совсем уж экстремальное.

Я задумалась на мгновение.

– Давай, – размечталась я, видимо вдохновленная его галантным франгле и легкомысленным отношением к недавнему рождению ребенка, – рванем во Францию! – и с восторгом посмотрела на мужа.

– Во Францию? – переспросил он, растерянно или испуганно, я так и не поняла. Уместно было и то и другое.

– Да, во Францию. Мы могли бы на неделю арендовать le gîte[3] где-нибудь на юге, где теплее, чем в Англии. Только подумай… cafés, круассаны… немножко vin rouge[4]… Было бы так здорово куда-нибудь вырваться, и Разумник с удовольствием сменит обстановку!

С таким же успехом я могла бы предложить неделю сафари в саванне. Муж уставился на меня, пытаясь решить, то ли это шутка, то ли я действительно помешалась после родов. Кажется, он остановился на последнем.

– Ты серьезно? Ты правда хочешь проделать весь этот путь до Франции с двухмесячным ребенком?

– Почему бы и нет? Мы можем взять машину, сесть в Портсмуте на паром. Ты же сам всегда говоришь, когда мы ездим в Девон, что наш Разумник – великий путешественник. Стоит автомобилю набрать скорость, как он отрубается, и его пушками не разбудишь!

Разумник сладко потянулся; колыбелька заскрипела.

– Но Девон всего в трех часах езды, это тебе не шестьсот километров в другом часовом поясе! – заметил Отец Мальчишки.

Однако даже он понимал, что лучше не спорить с новоиспеченной мамашей, которая уже закусила удила.

– Хорошо-хорошо, – сдался он. – Во Францию так во Францию.

Справедливости ради надо заметить, что Париж мы проскочили без всяких затруднений.

Позднее утро. Мы на ногах… страшно подумать, сколько времени, и даже после нескольких эспрессо оба чувствуем, что выдохлись. Я с трудом удерживаю глаза в открытом состоянии и читаю карту, Отец Мальчишки подавляет зевоту, онемевшими руками удерживая руль. Кажется, сейчас для него и багет стал бы тяжкой ношей.

Между тем наш сын, проспавший до самого Ле-Мана, по-видимому, решил, что перевыполнил норму.

Он объявил о своем пробуждении так, как это может сделать только младенец.

– Уа-а-а-а-а! – примерно вот так. – Уа-а-а-аа-а-а-а!

Я с надеждой улыбнулась Отцу Мальчишки:

– Он снова заснет через минуту, как всегда… Это он просто здоровается.

Непрерывные вопли Разумника подсказали мне, что приветствовать родителей – вовсе не конечная цель его усилий. Еще десять минут по автостраде – и его протесты как будто начали стихать.

– Я остановлюсь на следующем aire[5], – попытался перекричать его отец.

– Наверное, он просто проголодался, – крикнула я в ответ, поглядывая на часы. Хотя нет, если верить «Книге», рановато. – Возможно, это все из-за морского воздуха – нахлебался на пароме! – с фальшивой жизнерадостностью выдвинула я следующую версию.

Мой пьяный от недосыпа рулевой кивнул с горькой ухмылкой.

Некоторое время спустя мы снова в пути. Ребенок накормлен, мочевые пузыри опорожнены, все в порядке. Отец Мальчишки запускает двигатель. Ребенок открывает рот.

– Уа-а-а-а-а-а-а! – снова заявляет он. – Уа-а-аа-а-а-а-а-а!

Отец Мальчишки смотрит на меня, чуть приподняв брови.

– Наверное, он просто устал… через секунду заснет.

Брови поднимаются еще чуточку выше. К сожалению, одновременно с уровнем шума.

Я сверяюсь с картой.

– Еще один aire в двадцати километрах, – робко замечаю я.

Мой муж («чья-это-была-идея-но-я-слишкомустал-чтобы-спорить») вздыхает, выжимает педаль газа, и наш «Ситроен» трогается с места.

– Хорошо, – говорю я решительно спустя еще полчаса, после остановки, которая обходится нам в шестнадцать евро. – Его переодели, он поел, отрыгнул. Сейчас ему просто нечего требовать.

Пристегнув сына ремнем в его автомобильном кресле, я нагибаюсь, чтобы поцеловать его пушистую макушку. Он отвечает мне самой очаровательной улыбкой, которая может растопить даже мои опустошенные груди. Я усаживаюсь на свое место, Отец Мальчишки поворачивает ключ в замке зажигания.

Такое впечатление, будто легкие младенца и зажигание соединены одной цепью, потому что Разумник орет громче, чем сам двигатель.

– Уа-а-а-а-а-а-а-а! – предсказуемо затягивает он. – Уа-а-а-а-а-а-а-а-а!

Отец Мальчишки корчит гримасу, хватается за руль и готовится стартовать, несмотря ни на что.

– Сейчас бы уже были в Корнуолле, – вздыхает он.

– В самом деле? – отзываюсь я. Иногда лучше довольствоваться малым.

– Нам все равно надо будет вскоре заправиться, – бормочу я на выезде из Тура, с радостью поглядывая на индикатор топлива, показывающий половину бака, и с надеждой – на моего теряющего терпение партнера.

– Спи всю дорогу, так ты ему говорила, – ворчит он. – А я предлагал, пусть часа три поспит… но не тринадцать! – Я чувствую, как сгущаются тучи его гнева.

– Я подкормлю его немножко, пока ты будешь заправлять машину, хорошо? – притворно улыбаюсь я.

Ладно, слепое подчинение режиму дня иногда оказывается контрпродуктивно.

– Да, и не забудь, что тебе нужен sans plomb[6]… – напоминаю я.

Мне не слышно, что он рычит в ответ, но предполагаю, что это слова признательности с высокой оценкой моих лингвистических навыков.

Становится тихо.

– Вот так, – успокаиваю я малыша, когда он поворачивает головку и смотрит на меня, отвлекаясь от своей персональной бензоколонки. – Так лучше? Ты сегодня голодный писающий мальчик, да… может, это как раз тот самый скачок роста, о котором пишут в пособиях.

Он моргает, надувает свои и без того круглые щечки. Кряхтит. Я кладу на плечо салфетку из муслина, поднимаю младенца и держу его вертикально, поглаживая спинку. Он отрыгивает – не сказать, чтобы тихо, вот так: уэр-р-р-р!