Лев Ительсон - Лекции по общей психологии Страница 158

Как уже рассказывалось в лекции XI, Жан Пиаже показал, что процессы классификации и сериации достигаются как раз с помощью определенных систем таких операций, или, как Пиаже их назвал, группировок, и отражают определенные их результаты.

Разъясним это немного подробнее. Обозначим операцию объединения множеств плюсом (+), а разъединения минусом (—). Обозначим равенство множеств (эквивалентность классов) знаком «=», неравенство знаком «5». Дополнение класса будем обозначать апострофом (например, Л'означает не-Л). Тогда простая классификация (А включено в В, В включено в С и т.д.) будет достигаться осуществлением над классами А и В системы операций, в которую входят:

1. Композиция (объединение данного класса с каким-то другим классом)

А + А’.

2. Инверсия (отделение от данного класса какого-то другого класса)

В-А’.

3. Тавтология (объединение данного класса с самим собой)

А + А.

4. Идентификация (отделение данного класса от самого себя)

А-А.

5. Ассоциация (объединение нескольких классов)

А + (А’+ В).

Отношение включения A Э В будет иметь место, если указанная система операций дает следующие результаты:

1 .А + А’= В.

2. В-А’= А,

3. А + А = А,

4 4_а = О

5. А + (А’ + ’В’) = (А + А*) + В’.

Так, предположим, что мы образовали отдельно два класса объектов: «воробьи» (А) и «птицы» (В). Как проверить отношения между множествами объектов, объединенных наименованиями в эти классы? Пропустим их через приведенную систему операций:

1.Композиция: «Воробьи (А) и не-воробьи (А ) = = птицы (В)».

2. Инверсия: «Птицы (В) без не-воробьев (А) = = воробьи (А)».

3. Тавтология: «Воробьи и воробьи = воробьи».

4. Идентификация: «Воробьи (А) без воробьев (А) = 0 (ничего).

5. Ассоциация: «Воробьи (А) и [не-воробьи (А ) и не-птицы (5)] = воробьи (А) и не-воробьи (А )] и не-птицы (В)».

Результаты получены те, которых требуют формулы. Значит, между множеством воробьев (А) и множеством птиц (В) имеет место отношение, описываемое включением соответствующих классов (A D В).

Пиаже показал, что и для других типов классификации, упорядочения, сериации и т.д. можно указать такие «контрольные» системы операций. Сопоставляемые множества предметов или явлений как бы пропускаются через эти системы операций и, в зависимости от результатов, определяется отношение соответствующих классов.

Разумеется, операции эти совершаются не физически над самими вещами, а «в уме», над значениями этих вещей. Ведь и в наших примерах мы оперировали значениями слов «воробей» и «птицы». Более того, сами эти операции фактически не сознаются. Сознается только их результат: «воробьи входят в число птиц», или лингвистическое выражение того же отношения: «воробьи — птицы».

Мы вообще, как правило, сознаем лишь результаты деятельности психики, а не саму эту деятельность. Потому что сотни тысяч лет для человека важны были практически только эти результаты, а не то, как их достигает мозг. Сознавания оперативных механизмов мысли не требовалось для успеха в приспособлении к окружающему миру и борьбе за существование. И это сознавание не возникало. Машина мышления оставалась за кулисами сцены, освещенной светом сознания, направляя оттуда движение появляющихся, переливающихся и исчезающих образов и мыслей, как замаскированный черным бархатом кукловод, за ниточки управляющий из темноты сложной и призрачной жизнью марионеток.

В общем это так же мало мешает человеку, как телезрителю то, что он видит лишь экран, а не все «потроха» прибора и их работу. Скорее, даже помогает. Но вот психологам, которых интересует как раз работа самих механизмов психики, скрытых от самонаблюдения, это свойство, конечно, не приводит в восторг.

Ничего таинственного и удивительного нет и в том, что отмеченные системы идеальных операций позволяют обнаруживать отношения реальных множеств объектов. Ведь сами эти идеальные операции суть не что иное, как отображения соответствующих практических действий над этими множествами объектов.

Например, композиция просто обнаруживает, что в множестве В («птицы») есть еще какие-то другие объекты, кроме объектов типа А («воробьев»). Инверсия подтверждает это (если убрать этих других, то останутся только воробьи). Идентичность и тавтология свидетельствуют, что А охватывает все объекты типа А (т.е. всех воробьев) и т.д. Итак, тавтологией и идентификацией установлено, что А охватывает всех воробьев, а композицией и инверсией установлено, что «все воробьи» составляют часть класса В — «птиц» (в него входят ведь еще и «не-воробьи»). Значит, все А входят в Д, но, кроме А, в В имеются еще и другие элементы (не-Л). Но это ведь и есть отношение включения!

Мы уже видели, что все описанные идеальные операции осуществляются с помощью действий соединения и разделения, объединения, отделения и замены, перенесенных в голову, т.е. превратившихся из действий над объектами (с помощью глаз и рук) в действия над значениями с помощью слов и языка.

Но ведь синтез, как мы видели, тоже вырос из практического соединения, а анализ — из разделения. Точно так же сравнение и обобщение оказались идеальным отражением практического объединения и установления соответствий (через замену), а абстрагирование — отделения.

Таким образом, классификация и систематизация могут рассматриваться как результаты применения тех же процессов синтеза — анализа — сравнения — абстрагирования — обобщения, но уже к множествам объектов, объединенных общим признаком (классам), а не к отдельным индивидуальным объектам.

Итак, механизмы классификации и систематизации оказываются едины сверху донизу, от образования классов до установления их соотношений, т.е. системы. Переход от объектов и образов к значениям и словам везде происходит через операции эмпирического анализа — синтеза — сравнения — абстрагирования — обобщения — называния.

Такое утверждение содержит, по-видимому, долю истины. Но оно еще слишком общо и поверхностно. Ведь и на образном уровне мы встречались с анализом и синтезом в облике дифференцировки и ассоциации. Там же мы имели случай познакомиться со сравнением и уподоблением в форме трансформаций и метафорических употреблений образов, а также с абстракцией в виде избирательности восприятия, а на уровне представлений — в виде синекдохи. И, наконец, обобщение нам встретилось на прецептивном уровне в форме генерализации, а у представлений — в форме схематизации.

Что же нового дают слова и выражаемые ими значения, кроме нового способа обозначения тех же представлений, их отношений и операций над ними?

Новое есть, и притом принципиально новое! Слова — не только сигналы определенных объектов или представлений о них. Слова закрепляют также в своих значениях определенные знания о реальности.

Что это за знания? Мы найдем их, если отвлечемся от предметов и явлений, которые обозначают слово, т.е. от его сигнальной стороны. Что остается после такого изъятия из слова его предметных значений, объектов, о которых оно сигнализирует? Пустой звук? Нет, остаются, как мы знаем, его лингвистические значения.

А что это такое — лингвистические значения? Это — определенное разделение действительности на предметы, действия, свойства, на «действователей» и «страда-телей» — объекты действия, на орудия действия и обстоятельства действия, на единичное и множественное и т.д.

Но ведь это — уже определенная гипотеза об устройстве мира, о структуре действительности. Это — установление в нем определенных всеобщих отношений — категорий.

Вот что является главным в переходе к знаковому уровню отражения: категориальное упорядочение и организация вселенной. Именно это делает возможными все процессы, которые ведут к формированию вербальных значений. Именно это отличает процессы семантической фильтрации — расчленение и связывание, отделение и объединение — на знаковом уровне о тех же процессов на образном, чувственном уровне.

Так, например, расчленение реальности на значимые элементы выступает уже не в виде дифференциров-ки структур ощущений, как на образном уровне, а в виде эмпирического анализа, т.е. характеристики объекта по категориям признаков (форма, цвет, величина, функции, назначение и т.д.). Аналогично, эмпирический синтез представляет связывание категориальных характеристик объектов (а не простое ассоциирование). Сравнение носит характер категориального сопоставления. Эмпирическая абстракция заключается всегда в отделении проявлений определенного категориального отношения, а не Просто селекции каких-то элементов восприятия или представления. Наконец, эмпирическое обобщение представляет объединение объектов на основе определенной категории общих характеристик, а не просто генерализацию по чувственной близости.

Короче, на образном уровне расчленение и связывание, отделение и объединение элементов реальности происходят на основе близости или отдаленности соответствующих впечатлений в чувственном опыте человека. Такие их формы называют дифференцировкой, ассоциацией, селекцией и генерализацией. На уровне вербальных значений те же процессы осуществляются на основе близости или отдаленности соответствующих категориальных характеристик объектов. Такие формы расчленения и связывания, отделения и объединения называют эмпирическим анализом, синтезом, абстракцией и обобщением.