А. Славская - Основы психологии С. Л. Рубинштейна. Философское обоснование развития Страница 16

С. Л. Рубинштейн осуществляет свой критический анализ, обнажая остроту и сущность сложившейся и в мировой, и в отечественной психологии проблемы с самого начала статьи, еще до обращения к работам К. Маркса, что свидетельствует о наличии уже сложившейся у него философской концепции и о его убежденности в ее методологической пригодности для разрешения кризиса психологии. И кратким «диагнозом» этого анализа является вывод, что решение проблемы должно заключаться не в отрицании деятельности при абсолютизации сознания, и не в отрицании последнего при абсолютизации первой, и не в их механическом синкретическом синтезе, а в том, как понимать сознание и, соответственно, деятельность, и в том, что является основанием их связи.

Именно с позиций четко сформулированной проблемы он и приступает к анализу и выявлению того, что именно из марксовой концепции является значимым для психологии и для преодоления ее кризиса.

Очень характерно то (на что особенно не обращалось внимания при анализе этой статьи), что становится очевидным при сопоставлении данной статьи с другой, написанной фактически четверть века спустя, – это обращение С. Л. Рубинштейна преимущественно к ранним рукописям К. Маркса. В статье, опубликованной в томе «Принципы и пути развития психологии» (1959), это обозначено прямо в самом названии статьи как основная ее тема. В работе 1933 г. это преобладание обнаруживается только в тексте (и в соответствующих сносках).

Лишь осмысляя статью 1959 г. о ранних рукописях К. Маркса и особенно примечания к ней, можно понять, насколько идеологически опасным было такое обращение даже в конце 1950-х годов. Об этом свидетельствует тот факт, что советские философы (за единичным исключением) обходили ее молчанием. Но парадоксально то, что в 1930-х годах – первого идеологического прессинга психологической науки – это было безопасно в силу железного занавеса, отгородившего СССР от всего мира и, соответственно, от всех критиков, ревизионистов марксизма и антимарксистов, которые в значительной степени опирались на ранние рукописи Маркса. О них советские психологи в те годы попросту не знали, и потому ранние рукописи Маркса, бывшие еще задолго, до 1950-х годов предметом различных интерпретаций зарубежных авторов, не являлись предметом обсуждения российских психологов и политиков.

Для существа дела важно понять и то, в связи с чем С. Л. Рубинштейн обращается к этой работе. Именно в ней речь идет о человеке, которому принадлежит сознание и который осуществляет деятельность, т. е. об основании связи сознания и деятельности. В 1950-е годы Рубинштейн открыто вводит категорию человека как основание своей философской концепции, поскольку ее утратил советский марксизм и неадекватно интерпретировал антимарксизм (и, собственно, философская антропология, имеющая, казалось бы, его своим основным предметом изучения). В 1930-х годах Рубинштейн пока вводит проблему человека как основание связи сознания и деятельности, поэтому понятие человека используется в тексте на равных основаниях (без уточнения их различий) с понятием субъекта и личности.

Однако совершенно очевидно, что понятие субъекта употребляется в связи с задачей преодоления его гегелевской интерпретации как субъекта сознания и одновременно на основе уже созданной в ранних рукописях концепции С. Л. Рубинштейна в противовес гегелевской онтологической концепции человека как бытия субъекта, обладающего и сознанием, и деятельностью, и отношением к другому человеку как субъекту. Оно употребляется и в контексте проблемы субъекта, поставленной и решенной уже в статье 1920-х годов как проблемы самодеятельности и взаимодействия субъекта и объекта, в которой решалась как задача инициации деятельности субъектом, так и обратного воздействия самой деятельности (и ее результатов) на его дальнейшее развитие.

Благодаря этим философским основам в концепции С. Л. Рубинштейна 1920-х годов им «прочитывается» образная мысль Маркса о психологии, для которой пока закрыта книга, которая должна стать ее содержанием как реальной науки, – «книга человеческих сущностных сил, чувственно предлежащая перед нами человеческая психология» (Маркс, Энгельс, 1956, с. 594).

В статье С. Л. Рубинштейна о роли трудов К. Маркса для психологии были решены две фундаментальные проблемы. Как отмечала К. А. Абульханова, он сумел извлечь из преимущественно социально-философского и политэкономического наследия К. Маркса именно те идеи, которые были адекватны требующим решения задачам психологической науки. В отличие от психологов, пытавшихся применить к психологии даже учение о классовой борьбе, Рубинштейн сумел извлечь из целостной политэкономической концепции Маркса именно понятия сознания, деятельности, труда, опираясь на свою философскую концепцию субъекта деятельности.

Второй – была проблема реконструкции сложившейся к этому времени психологической науки на новой основе. Эту проблему Рубинштейн начинает решать в данной статье, формулируя в качестве этой основы новый методологический принцип единства сознания и деятельности, на данном этапе преимущественно раскрывая в этом единстве роль последней как ключевой для психологии.

Решение этой второй проблемы он предложил в двух формах – в создании изданных в 1935 г. «Основ психологии» и в начавшихся под его руководством эмпирических исследованиях, которые должны были послужить проверкой и доказательством операциональных возможностей этого методологического принципа. Е. А. Будилова отмечает, что «большие циклы исследований проблем общей психологии, опирающиеся на методологический принцип единства сознания и деятельности, внесли много новых фактов, показали разнообразие и многосторонность связей психики и деятельности» (Будилова, 1985). С. Л. Рубинштейн раскрывает следующие связи: 1) между субъектом и его деятельностью; 2) между деятельностью и ее продуктами; 3) между объектом (как предметом деятельности и продуктами – результатами деятельности субъекта) и развитием субъекта; 4) между осуществлением деятельности субъектом «в процессе перехода в объект» (там же) и его формированием, а также развитием всего «богатства его чувственности», «природы», т. е. психологии (Рубинштейн, 1935).

С. Л. Рубинштейн решает целую совокупность проблем, касающихся соотношения:

1) философского понимания деятельности и социального, политэкономического;

2) понятий деятельности и труда;

3) понятий труда в политэкономии К. Маркса и труда конкретного индивида (для психологии личности);

4) деятельности и труда личности;

5) понятий субъекта, человека, личности.

Другая важнейшая характеристика деятельности дается в связи с понятием личности. Это связь деятельности с личностью есть характеристика ее общественного характера – ее детерминации социальными условиями, в которых она осуществляется. Поэтому в своих рассуждениях С. Л. Рубинштейн переходит от философских абстракций к изложению от первого лица: «…когда я объективируюсь в своей деятельности…»; «это относится не только к моей практической деятельности» и т. д. Этот переход не случаен. Здесь речь идет об уровне личности, т. е. о психологическом уровне анализа, о конкретной форме бытия человека.

Это разнообразие понятий, категорий и их связей чрезвычайно важно для раскрытия сложной системной характеристики принципа единства сознания и деятельности. И в нем особенно важен переход от категории человека и субъекта к понятию личности, поскольку, кроме философской и в силу этого абстрактной характеристики категории сознания, кроме его социально-философской характеристики как общественного, важно его онтологическое определение, т. е. реальная принадлежность личности и в качестве ее собственно сознания, и в качестве чувственности, психического. Без этого был бы невозможен переход Рубинштейна от философского уровня, социально-философского (у Маркса) к уровню психологическому, что и составляло его задачу и тему статьи.

Благодаря понятию личности С. Л. Рубинштейн осуществляет решение и другой задачи – критики и преодоления позиции целого авторитетного направления психологии – французской социологической школы Э. Дюркгейма, Л. Леви-Брюля, которая как будто стояла в стороне от кризиса, состоявшего в противопоставлении сознания деятельности, а по существу, отрывая и противопоставляя сознание как социальное психическому как индивидуальному (идеологию – психологии), тем самым отрицало его принадлежность личности и невозможность раскрытия его связи с ее деятельностью.