Галина Бедненко - Греческие богини. Архетипы женственности Страница 18

Взрослая женщина, идентифицирующая себя с Корой, часто ведет себя как маленькая девочка, эгоистичная и непосредственная, достаточно беспомощная в быту и нарочито наивная, безответственная в личных отношениях и даже откровенно невоспитанная. Во внешнем поведении она вполне может выбрать маску — обычно детскую — Красивой куколки (и тогда мы видим налет неразвитой Афродиты), Девочки-вундеркинда (с гримом юной Афины) или даже Озорного сорванца (с отображением Артемиды). Такая дама может притягивать грустного Внутреннего Ребенка других людей своим внешним отыгрыванием детской роли, но для нее самой дело обстоит совсем иначе.

Она Ребенок лишь внешне, внутренне же остается лишь неразвитой, инфантильной взрослой женщиной с потребностями, которые присущи уже взрослому человеку, но и с нереализованными, неудовлетворенными (такого голодного не накормишь) желаниями ребенка[85].

Пытаться компенсировать себе эту недостачу женщина, идентифицирующаяся с Корой, может путем поддержания зависимых или даже симбиотических отношений с сестрой или матерью или создания новых отношений такого рода с мужем или ребенком. При этом от мужа может требоваться играть для нее роль доброй матери, обеспечивать материально, заботиться о том, чтобы кто-то вел хозяйство (иначе он — злобный тиран, и вот Кора уже примеряет маску Жертвы), от ребенка же — быть вечным источником бескорыстной и нерассуждающей любви.

Кора-Персефона умеет и любит создавать вокруг себя иллюзорный мир, и близкие люди обычно находят в нем свое место.

Однако роль непосредственной и «детской» Коры легко спутать с игривой Афродитой или возвышенной Гестией. При анализе и интерпретации видимого или происходящего стоит иметь это в виду.

Роль Коры — неразумной и послушной девы — зачастую поддерживается искусственно в патриархатном обществе[86]. Предпочтение сыновей видно невооруженным глазом, и их свобода часто противопоставляется неволе дочерей. Приведем стихотворение известного китайского ученого III века нашей эры Фу Сюяна:

Горько, право, родиться женщиной,

Трудно представить себе что-либо более низкое!

Мальчики могут открыто стоять

перед распахнутыми воротами,

С ними обращаются как с божествами

с момента их рождения.

Их мужской дух может быть усмирен

лишь четырьмя морями,

Десять тысяч миль они проходят, побеждая бурю и пыль.

Но девочку растят без радости и любви,

Никто в семье о ней не заботится по-настоящему.

Когда она вырастет, ей приходится

прятаться во внутренних покоях,

Покрывать голову, не смотреть в лицо другим.

И никто не прольет слезу,

когда она уходит из дома, выйдя замуж,

Все ниточки, связывающие ее с родней, разом обрываются.

Наклонив голову, она старается скрыть свои чувства,

Ее белые зубы закусывают алые губы.

Теперь она должна кланяться и стоять на коленях

бесчисленное множество раз,

Смиренно вести себя даже со служанками и наложницами.

Любовь ее мужа так же далека, как Млечный путь,

Но она обязана следовать за ним,

как подсолнух за солнцем...[87]

А вот как описывает нравы своего детства и юности[88] А. Лабзина, происходившая из русских мелкопоместных дворян XVIII века:

«Я же о себе скажу, что моей собственной воли нимало не было: даже желания мои были только те, которые угодны были моей милой почтенной матери. Я не помню, чтоб я когда не исполнила ее приказания с радостью. За то была ею любима, хотя она и не показывала часто больших ласк; но уж зато столько я ценила ее ласки, когда она меня ласкала за сделанное какое-нибудь доброе дело: у меня от радости слезы текли, и я целовала руки своей матери и обнимала колени ее, а она благословляла и говорила: "Будь, мое дитя, всегда такова"»[89].

Даже после замужества, перейдя из-под власти родителей во власть мужа, женщина часто оказывалась игрушкой, недостаточно осознающей себя и не имеющей собственной воли и права голоса, или же пленницей (в полном соответствии с развитием архетипа Коры-Персефоны). Вот как описывает начало своего замужества[90] А. Лабзина:

«...Муж мой и за слезы на меня сердился и говорил: “Теперь твоя любовь должна быть вся ко мне, и ни о чем ты не должна больше думать, как об угождении мне; ты теперь для меня живешь, а не для других”[91].

В более простой среде девушек также могли выдавать замуж очень рано, сразу по достижении половой зрелости:

«Они в основном ощущают себя предметами в игре, в которую играют мужчины. Ухаживание было небрежным. Женщина выходила замуж рано, в 14 лет, а мужчина женился только после того, как устроится в жизни, иногда в возрасте от 30 до 40 лет»[92].

Идеал послушной дочери и кроткой невестки сохранился в традиционных обществах до наших дней. Еще совсем недавно на Кавказе было так (напомним, что речь идет об уже замужних женщинах[93]):

«В первое время, до рождения дитяти, обычай требует от них... величайшей скромности. Так же, как и у армян, молодая супруга может говорить только с мужем; даже с родителями и сестрами она объясняется лишь знаками... Самое незавидное положение в семье занимает младшая невестка[94]...

Невестка не говорит ни с кем из родных мужа, кроме детей, и даже с мужем в присутствии детей. До рождения ребенка, а в иных местах даже до семи лет своего замужества невестка ходит с закрытым лицом и говорит со всеми мимикою... Равно черкешенка даже после нескольких лет замужества и рождения детей в присутствии свекра была вынуждена объясняться с окружающими знаками. Только еще через некоторое время, после поднесения ей подарка и устройства специального обеда «она приобретает право говорить по мере надобности»... В разговоре с мужем[95] жена не смеет смотреть ему в глаза, а обязана опускать взоры»[96].

Впрочем, здесь мы видим нарочитое и осознанное превращение молодой женщины из Коры в Безмолвную Жертву. Вернуться в «мир живых» она может лишь в роли Матери (и то не сразу, а после рождения мальчика... или когда он вырастет).

Итак, мы видим, что искусственное внешнее подавление женщины, ограничение, заточение в роли послушной Коры приводит к превращению ее в Жертву, чья участь тем ужаснее и печальнее, чем меньше у нее возможности выразить другие стороны своей души, а в нашем видении мира — остальные архетипы.

Зато идентификация с архетипической стадией Жертвы встречается достаточно часто. Обычно в таком случае добровольному «заточению» предшествовало некое «похищение», похищение части души. Но со временем роль стала привычной и удобной. И мы уже касались этой темы, повторяться нет смысла. Много силы и власти эта роль не дает, кроме как над домашними, когда женщина становится центром всего происходящего в семье («больная мама», например, или «преданная[97] жена»). Или же это женщина, обрекающая себя на печальное одиночество, в полной неспособности что-либо изменить и без особых надежд на будущее партнерство. В этом всегда есть определенная безысходность и «мертвенность».

Примеры идентификации со стадией Царицы Подземного мира встречаются во множестве. На протяжении последних полутора столетий таковы многочисленные «демонические женщины», осознанно использующие этот образ в реальной или выдуманной жизни декадентки начала XX века, пытавшиеся превратить свою жизнь в произведение искусства. Очень ярко описал это в очерке «Конец Ренаты» Владислав Ходасевич:

«Да, здесь жили особой жизнью... Здесь пытались претворить искусство в действительность, а действительность в искусство. События жизненные, в связи с неясностью, шаткостью линий, которыми для этих людей очерчивалась реальность, никогда не переживались как просто и только жизненные: они тотчас становились частью внутреннего мира и частью творчества. Обратно: написанное кем бы то ни было становилось реальным, жизненным событием для всех. Таким образом, и действительность, и литература создавались как бы общими, порою враждующими, но и во вражде соединенными силами всех, попавших в эту необычайную жизнь, в это «символическое измерение». То был, кажется, подлинный случай коллективного творчества»[98].

Как и для мужчины-Аида[99], для женщины, которая идентифицируется со стадией Царицы-Персефоны, значимым является ощущение собственной тайной власти над людьми или обстоятельствами, обретенной в результате манипуляций — с использованием своей красоты и сексуальной привлекательности или магических способностей.

Путь развития

Путь развития архетипа Коры-Персефоны, в отличие от остальных богинь, достаточно очевиден. Это либо путь традиционной женской инициации — уход от матери к супругу через преодоление страха перед новой и незнакомой жизнью, либо путь страдания и исцеления (иногда оба пути пересекаются).