Брене Браун - Стать сильнее. Осмыслить реальность. Преодолеть себя. Всё изменить Страница 18

Мы все «плетем заговоры» и сочиняем, и зачастую последствия кажутся незначительными. Но я сомневаюсь в этом. Я считаю, что со временем придумывание может стать разрушительным подходом, а иногда и одной выдумки достаточно, чтобы подорвать наше чувство собственного достоинства и навредить взаимоотношениям.

Самые опасные истории из тех, которые мы сочиняем, – те, что преуменьшают наше достоинство. Мы должны восстановить правду о достоинстве любви, незапятнанности и креативности.

Достоинство любви. Многие из участников моего исследования, которые прошли через болезненный развод или расставание, испытали чувство предательства или имели опыт сложных отношений с семьей, говорили о том, что реагировали на боль историей о том, что они недостойны любви: историей, которая ставит под сомнение вопрос о том, достойны ли они того, чтобы быть любимыми. Возможно, это самая опасная выдумка. За последние тринадцать лет я четко усвоила: то, что кто-то не хочет или не может любить нас, не означает, что мы вообще недостойны любви.

Духовность. Участники исследования, которые поделились историями стыда в отношении религии, имеют мало общего, поэтому конкретности в этой области исследования не обнаружилось. Однако есть один важный момент, который стоит отметить. Более половины участников, которые рассказывали о преодолении стыда в своих историях веры, также смогли найти стабильность и исцеление через духовность. Большинство из них сменили свои церкви или убеждения, но духовность и вера остались важной частью их жизни. Они считают, что стыд возникает из земных, человеческих правил и норм и социальных/общественных ожиданий религии, а не личных отношений с Богом. Наши истории веры надо защищать, и мы должны помнить, что ни один человек не может судить о нашей духовности или написать историю о нашем духовном достоинстве.

Творчество и способности. В книге «Великие дерзания» я написала: «Я уверена в том, что стыд присутствует в школах, по крайней мере, потому, что 85 % участников исследования стыда могли вспомнить случай из своего школьного детства, который был настолько постыдным, что полностью изменил их восприятие себя в качестве ученика. Еще сильнее меня тревожит, что примерно половина воспоминаний были тем, что я называю «творческими шрамами». Участники исследования могли вспомнить конкретный инцидент, когда им сказали или указали на то, что они не являются хорошими писателями, художниками, музыкантами, танцорами или вообще творческой личностью. Это помогает объяснить, почему гремлины обладают такой властью над людьми, когда дело доходит до творчества и инноваций». Как и в случае, когда речь идет о духовности и о том, достойны ли мы любви, мы должны заботиться и лелеять свои истории о собственной креативности и творческих способностях. Если мы не подходим под некий стандарт достижений, это еще не означает, что у нас нет талантов, которые мы можем подарить миру. Тот факт, что кто-то не видит ценности в том, что мы можем создать или чего достичь, не изменит ценности наших достижений или нашего достоинства.

Готтшалл утверждает, что заговорщическое мышление «не означает, что мы глупые, невежественные или сумасшедшие. Это рефлекс настоятельной потребности мышления, запрограммированного на истории, в значимом опыте». Он продолжает, говоря, что в конечном счете «теории заговора» используются нами для объяснения неприятных событий.

Готтшалл пишет: «Для заговорщического сознания проблемы никогда не случаются просто так», и все сложности человеческой жизни приводят к придумыванию теорий, которые «ищут утешения в простоте».

Его вывод о заговорщическом мышлении на социальном уровне отражает некоторые проблемы на личном и реляционном уровнях. Готтшалл утверждает, что для «теоретиков заговора» неприятные вещи случаются не из-за сложных абстрактных исторических и социальных переменных. Они происходят потому, что «плохие люди стараются помешать нашему счастью. И вы можете бороться и, возможно, даже победить плохих людей, если сможете прочитать подтекст истории».

В ходе своих исследований я обнаружила, что то же самое можно сказать о сказках, которые мы сочиняем для оправдания стереотипов, объяснения ссоры с супругом, неодобрительного взгляда начальника или поведения ребенка в школе. Мы сочиняем истории, которые объясняют, кто за нас, а кто против, кому мы можем доверять, а кому нет. Заговорщическое мышление основывается на страхе, потребности самозащиты и нашей нетерпимости к неопределенности. Когда мы достаточно часто зависим от историй самозащиты, они становятся нашей историей по умолчанию. И мы не должны забывать, что рассказ – мощный инструмент интеграции. Мы начинаем вплетать в свою жизнь эти ложные истории, и в конце концов они искажают то, кто мы есть и как строим отношения с другими.

Попадая в поток такого бессознательного сочинительства, мы продолжаем то и дело спотыкаться об одну и ту же проблему и перестаем подниматься после падения; мы просто придумываем разные версии одной и той же проблемы в наших отношениях, то есть «ставим историю на повтор». Бертон объясняет, что наш мозг любит предсказуемость. Он пишет: «В сущности, отлаженные шаблоны стимулируют мозг к тому, чтобы сочинять ожидаемую историю».

Люди, которые внедрили в свою жизнь практики подъема после падения, смогли понять ловушки своих первых историй, в то время как участники, которые продолжали страдать от проблем, казалось, застряли в этих рассказах. Хорошая новость заключается в том, что никто не рождается с исключительной способностью понимать, что истории эти придуманы, и никому понимание не сваливается как снег на голову. Чтобы достичь понимания, приходится практиковаться. Иногда на протяжении многих лет. Эти люди поставили себе цель осознавать и старались, пока не получилось. Они увидели свои выдумки и ложные истории.

Выявление выдумок и ложных историй

Чтобы выявить эти первые истории и сделать из них выводы, необходимо применить второй инструмент интеграции – творчество. Наиболее эффективный способ повышения осведомленности состоит в том, чтобы записывать свои истории. Ничего особенного. Целью здесь является записать то, что Энн Ламотт называет «отвратительный первый набросок», или сокращенно ОПН (можете заменить на «мусорный первый набросок», если вам нужен термин, чтобы обучить процессу подъема детей). Совет Ламотт из ее замечательной книги «Птица за птицей» (Bird by Bird) – это именно то, что нам нужно:

Мне и большинству моих знакомых писателей творчество дается нелегко. Единственный способ начать писать – это набросать слабый, ни на что не годный черновик. Эти первые наметки похожи на детский лепет: просто выплескиваешь на бумагу все, что вздумается, даешь себе волю. Ведь никто этого не увидит, а внятную форму можно придать и потом. Сперва лучше выпустить наружу ребенка, который сидит в каждом из нас, и дать ему выговориться. Если он захочет, чтоб один персонаж обозвал другого говяшкой, – пусть. Все равно никто не услышит. Если дитя ударится в эмоции, слезливость, мелодраму – ничего страшного. Пусть все выльется на бумагу, потому что на этих безумных нескольких страницах могут потом обнаружиться перлы, каких не создать рациональным, «взрослым» методом[12].

Я гарантирую, что вы встретите нервную и закатывающую истерики пятилетнюю Брене почти во всех моих первых представлениях, как это и было в случае на озере Трэвис. Наши рациональные, взрослые версии самих себя – успешные лжецы. А вот пятилетние тираны, живущие в нас, – это те, кто может сказать, как все есть на самом деле.

То, что вы пишете, не должно быть гладким и приятным рассказом. Это может быть список на маленьких листках или один абзац в дневнике. Просто запишите его. Нашей целью является искренность, и поэтому мы должны рассмотреть себя полностью, разобрать по полочкам, когда мы пишем свой ОПН. Иногда мои ОПН ограничиваются всего лишь шестью предложениями.

История, которую я придумала:

Мои эмоции:

Мое тело:

Мои мысли:

Мои убеждения:

Мои действия:

История – это творчество, так что, если у вас есть друг или просто кто-то, кому вы доверяете и кто готов вас слушать, вы можете рассказать ему историю, описанную в черновике, но письмо всегда является более мощным инструментом. Джеймс Пеннбейкер, исследователь из Университета Техаса в Остине и автор книги Writing to Heal («Письмо как способ исцеления»), сделал важные и увлекательные открытия о значимости экспрессивных записей в процессе исцеления. В интервью, размещенном на сайте Университета Техаса, Пеннбейкер объясняет: «Эмоциональные потрясения затрагивают каждую часть нашей жизни. Вы не просто теряете работу, вы не просто разводитесь. Эти моменты влияют на все аспекты человеческого существа: на финансовое положение, отношения с другими людьми, восприятие себя, отношение к жизни и смерти. Написание помогает сосредоточиться и организовать опыт». Пеннбейкер считает, что, поскольку наш мозг постоянно пытается понять то, что происходит с нами, расшифровка сложного и неприятного опыта делает наш опыт «постижимым».