Morphine queen of my vaccine. Контрол-фрик против перверзного нарцисса: Игра Престолов или жалкая созависимость? - Мария Петровна Казакова (undine_su_menulio) Страница 2

И так всегда: она мне что-то говорит, я киваю и делаю полностью наоборот. Она же меня никогда не слушает, потому что кто я такая, чтобы указывать ей, как жить.

И, всё же, как и в инь-ян, у нас есть крошечка общего: любовь к воде как к стихии, к вину, собакам, греческому, Индии, паблику "капризный ленгвист", шуткам в стиле "Кладбище тупых подкатов", пюре "Фрутоняня", сыркам Б.Ю. Александров и к ней самой. Мы обе стремимся к сверхчеловеческому: только я к сверхчеловеческой доброте, а она – к сверхчеловеческой интуиции. А ещё мы обе на какую-то мелкую и, казалось бы, незначительную фигню реагируем типа: "О Боже!!! Это знак СУДЬБЫ!"

Если бы не она, я бы никогда не поняла, насколько правдиво то, что никакой общей реальности не существует, у каждого из нас своя собственная реальность. Было время, когда моя реальность была мрачной, её – радужной, а через год всплыли неизвестные нам факты, и оказалось, что я могла бы со спокойной душой не мрачнеть, а она – не радоваться, потому что в реальности абсолютного большинства людей ситуация была совершенно иной, чем нам представлялось, и обе наши с ней реальности были, по сути, огромным мыльным пузырём иллюзий.

Она не хуже и не лучше меня, она просто – в корне, абсолютно – другая. Сначала я, по своей привычке, работающей для всех людей, видела в ней одни плюсы и ни одного минуса. Затем я стала видеть одни сплошные минусы и ни одного мини-плюсика. Теперь я забила на эти бухгалтерские подсчёты и просто наблюдаю за ней, как за снегом в стеклянном шаре на Новый Год.

Она забавная: может попросить всех своих друзей подтвердить, что она смешная, лишь бы я согласилась, а когда спустя полгода я говорю ей то же самое, может задумчиво зависнуть на несколько минут. Она может сказать обо мне кучу нелицеприятного во время встречи, а на прощание выдать такой комплимент, что зарядит меня энергией и верой в себя на все полгода.

В ней будто два человека: милая версия и evil версия – и от того, какая версия с нами сегодня, меняется даже её форма лица, носа, щёк. У милой версии хочется греться, как птичке под солнышком, в то время как evil версию хочется размазать по стене, как таракана. При этом лучше придержи язык, если хочешь сказать: "Ты сегодня такая милая", – потому что огребёшь недоумённым взглядом и безапелляционным ответом: "Я всегда вообще-то милая, это у тебя проблемы с восприятием."

Раньше я думала, что можно любить только её милую версию, а evil – это не настоящая она, а какое-то бездарное недоразумение, которое случается периодически, как снег в мае – вроде и знаешь, что такое возможно, но не очень хочется, да и вообще а вдруг пронесёт.

Только у меня недавно открылись глаза, что мои попытки были столь же разумны, как если бы кто-то, допустим, всегда бы ел только продукты с правой стороны холодильника, а с левой не ел, или если бы этот кто-то всю жизнь мыл и брил только левую подмышку, а правую оставлял бы грязной, вонючей, прыщавой и заросшей. Сомнительно звучит, не правда ли.

А ещё забавно, что когда она пытается специально напустить на себя evil или tragic (третья ипостась, редкая и патетичная), то выходит смешно и даже нелепо в своей постановочности, но при этом иногда она смеётся так, что ты невольно столбенеешь и думаешь: "Бля, кажется, я общаюсь с дочкой дьявола". Не случайно моей первой эмоцией к ней был страх ("and like a deer in the headlights I meet my fate"2, ёпта).

При этом, когда ей по-настоящему грустно, хочется перестроить весь мир, лишь бы она успокоилась, потому что её грусть каким-то невероятным образом заполняет атмосферу в комнате настолько, что становится трудно дышать, как если бы тебя зажали между двумя огромными слитками металла, а пространство между заполнили угарным газом.

Однако, время идёт, я мудрею, и сейчас я беру продукты с обеих сторон холодильника, и даже молоко из дверцы. И теперь, когда её evil выходит наружу, у меня больше не трясутся рёбрышки и больше не тошнит, а я be like: "Хэй, старая знакомая-незнакомка, как поживаешь? Чё планируешь творить в этот раз?"

Самое смешное, что мы никогда не были и не могли бы быть нормальными подругами, потому что как только одна другой рассказывает что-то типа "Смотри, у меня пижамка новая!" или "Вчера после тренажёрки заметила, что у меня новый прыщик, сходила в сауну – и как рукой смело!", то есть как только начинается типичная болтовня подружек, то у условной слушательницы тут же "???? нахрена ты мне это рассказываешь?" в глазах, и разговор терпит крушение.

Мы даже не soulmates, потому что рядом с soulmate ты чувствуешь себя очень спокойно, в то время как рядом с ней я не могу найти спокойствия, даже когда она спит – причём не только душевного, но и физического, потому что она часто швыряется наотмашь руками во сне. Как назвать наши хлипкие взаимоотношения – для меня до сих пор загадка из серии "Ещё древние греки задавались вопросом…".

Когда мы только начинали общаться, я думала, что не смогу многое пережить: например, не смогу вынести очередную смену её настроения, не смогу спать на соседних кроватях и не разговаривать, не смогу сакрализировать её, пока она сакрализирует кого-то, кто мне кажется туповатым ненадёжным мудаком, или не смогу каждый день ходить в университет полгода, зная, что её я там не увижу. Но я смогла.

На самом деле эти полгода были необходимы, чтобы избавиться от всей обиды на неё (и мироздание заодно) и оставить внутри себя по отношению к ней только свет. Сколько моего внутреннего ора в диапазоне от "Сука!!! Да я не посмотрю на неё никогда в жизни больше, пусть она хоть под землю провалится!!!" до "Если она не придёт, то день, считай, потерян, конечно" выдержали за два года окна троллейбуса,