Сергей Степанов - Психологический тезаурус Страница 21

Комплекс неполноценности может выражаться и в преувеличении, акцентировании своей немощи, вплоть до «бегства в болезнь». Отчаявшись добиться признания со стороны окружающих, не имея возможности подкрепить свою самооценку реальными успехами и достижениями, человек порой начинает, сколь это ни парадоксально, упиваться своими неудачами, поражениями и даже болезнями. Более того, он может безотчетно провоцировать возникновение разных болезненных симптомов, чтобы хоть таким способом привлечь к себе внимание и вызвать сострадание близких.

По мнению Адлера, на основе комплекса неполноценности развивается невроз. Сталкиваясь с трудноразрешимыми проблемами, невротик и не пытается их решить, уклоняется от конструктивной деятельности. Он находит или создает свое собственное поле деятельности в воображаемом мире. Благодаря разнообразным уловкам невротик добивается «успехов» в этом воображаемом мире, что позволяет ему почувствовать себя выдающейся личностью. Он отдается во власть мании величия, принуждает окружающих считаться со своими прихотями, сосредоточившись лишь на своих – по большей части извращенных – представлениях и игнорируя чужие.

Адлер полагал, что истоки комплекса неполноценности надо искать в детстве. По его мнению, провоцируют возникновение комплекса, во-первых, разумеется, природное органическое несовершенство и ослабленность (дети со всевозможными нарушениями тут, в самом деле, оказываются наиболее уязвимы), во-вторых – дефекты воспитания, причем двоякого рода. К обострению переживаний неполноценности может привести как гипоопека, недостаток внимания и воспитательного влияния со стороны родителей, так и гиперопека – избыточное внимание и забота. А поскольку редкой семье удается достичь золотой середины между двумя этими крайностями, то и возникновение комплекса неполноценности у формирующейся личности – весьма вероятная перспектива.

На этих представлениях основывается индивидуальная психотерапия, а также педагогические рекомендации Адлера и особенно его последователя Р. Дрейкурса, попытавшегося сочетать идеи индивидуальной психологии с приемами психологии поведенческой.

Цель психотерапии по Адлеру – избавление человека от деструктивных последствий преувеличенного чувства неполноценности. Благодаря лечению, направленному на исправление ошибок воспитания, осуществляется пробуждение у человека чувства общности с другими людьми («общественного интереса»). Отказ от извращенных путей компенсации неполноценности, появление стремления к самоутверждению за счет заслуженного поощрения окружающими реальных достоинств и достижений человека означает движение в направлении душевного здоровья.

В наши дни, когда навязчиво насаждается неразумно позаимствованный извне культ индивидуализма, у многих встречает настороженное отношение само понятие «общественного интереса», введенное Адлером. А совсем нелишне было бы прислушаться к его словам, по сей день не утратившим актуальности: «Человек, который не интересуется своими собратьями, испытывает самые большие трудности в жизни и причиняет самый большой вред окружающим. Именно в среде подобных людей и появляются неудачники».

Каждому – по заслугам? [18]

Ассоциативная связь между добродетелью и благополучием, пороком и наказанием настолько прочна в нашем сознании, что когда на ум приходит одна составляющая такой пары, вслед за ней невольно возникает и другая. Поэтому удачу мы безотчетно расцениваем как вознаграждение достоинств, а разнообразные жизненные беды – как наказание за грехи.

Франц Хайдер

ВЕРА В СПРАВЕДЛИВЫЙ МИР — социально-психологический феномен, состоящий в глубоком безотчетном убеждении, что мир устроен гармонично, и каждый человек получает в жизни то, чего заслуживает своими личностными качествами и своим поведением. В мировой социальной психологии данное понятие получило статус научного термина и в качестве такового рассматривается во многих энциклопедиях и словарях. Как и большинство социально-психологических явлений, данный феномен в той или иной мере присущ практически каждому, однако человек неискушенный не отдает себе в нем отчета, вследствие чего возникают искажения в самосознании и межличностном восприятии.

Представьте себе такую весьма типичную для наших будней картинку. Проходя по переулку, вы замечаете неряшливого, неопрятного человека неопределенного возраста, который роется в мусорном баке. Какие чувства вы испытаете к нему? Вряд ли это будет симпатия. Своим видом, своим поведением этот человек демонстрирует крайнюю степень падения, жизненного краха и… своей полной никчемности. Будь он умен, порядочен, деловит, то и выглядел бы иначе и нашел бы более достойное занятие, чем рыться в помойке.

А может быть, в такое жалкое положение его привели какие-то непереносимые жизненные испытания? Но эту мысль почти любой из нас спешит отбросить, рассуждая примерно так. Моя жизнь – тоже не сахар, хватает в ней разных испытаний. Но я же их выдерживаю! И в отличие от этого ничтожества у меня есть дом, семья, какая-никакая работа, и всего этого я добился благодаря моим достоинствам. Правда, судьба могла бы быть ко мне и щедрее – ведь я заслуживаю большего. Но всё еще впереди! Когда-нибудь и на мой лотерейный билет выпадет джек-пот и компенсирует прошлые недостачи!

(Кстати, если вести речь о лотерее в буквальном смысле этого слова, то одним из движущих мотивов ее участников выступает именно вера в справедливый мир, в необходимость компенсации предшествующих недостач. При этом мы даже не отдаем себе отчета в глубоком аморализме этого предприятия. Ведь в чем его суть? Миллионы наивных обывателей, поддавшись на нереалистичные посулы, отдали свои деньги шайке жуликов, которые их бессовестно присвоят. Что может при этом означать мой выигрыш? Что жулики для придания видимости приличия свой афере маленькой частью украденного поделятся со мной, фактически сделав меня своим подельником. Порядочному человеку надо бы чураться этой авантюры, как чумы. Но почему же не иссякают очереди к лохотронам удачи? Каждому верится, что потеряют свои деньги лишь жалкие неудачники, а уж его-то судьба наконец вознаградит по заслугам. «Ведь вы этого достойны…» О том, что шальной выигрыш не заслужен, еще не заявил ни один «счастливчик»!)

Психологическое объяснение данного феномена интуитивно кажется вполне понятным. Вера в справедливый мир служит своеобразным защитным механизмом сознания. Если признать, что жизнь непредсказуема, полна случайностей, добродетель в ней не всегда бывает вознаграждена, а нередко бывает и попрана, то можно ли любить такую жизнь, строить светлые планы, лелеять надежды и ждать их осуществления? Если со мною, человеком безусловно хорошим, может ни с того ни с сего случиться что угодно, то где найти силы, чтобы это пережить? Нет уж, лучше поверить в мораль, активно насаждаемую нашей культурой посредством всевозможных назидательных историй – от детских сказок до поп-сериалов: добро обязательно побеждает зло, добродетель торжествует, а порок всегда бывает наказан. Характерно, кстати, что художественные произведения, в которых описывается нелепая гибель положительных героев – например, классический фильм 60-х «Беспечный ездок», – находят признание лишь у тонко чувствующей и мыслящей части аудитории, нигде и никогда не составляющей большинства.

Впервые «гипотеза справедливого мира» была высказана американским социальным психологом Мелвином Лернером в 1965 г. В ходе популярных в ту пору экспериментов по межличностному восприятию Лернер подметил закономерность, никому ранее не бросившуюся в глаза. В его опытах роли испытуемых произвольно распределялись экспериментатором, причем по условиям одного из опытов одни испытуемые получали от других наказание электрическим током – хотя и не опасное, но довольно болезненное и неприятное. В другой серии условия были сложнее: заранее объявлялось, что роли будут меняться, так что наказуемый и экзекутор поменяются местами. Лернера интересовало, как неприятности, доставляемые людьми друг другу, повлияют на их взаимную оценку.

В ходе последующих опросов выяснилось, что жертва, лишенная возможности «дать сдачи» и принужденная терпеливо сносить наказание, оценивалась по большинству личностных параметров весьма невысоко. В ситуации «восстановления справедливости» тот же самый человек заслуживал гораздо более высоких оценок, выглядел более симпатичным. Лернер заключает: «Вид невинной жертвы, лишенной возможности восстановить справедливость, побуждает людей принижать ее привлекательность, дабы как-то согласовать, привести в соответствие ее участь и ее качества».

Не потому ли нам так неприятен вид нищих, убогих, увечных, неизлечимо больных?

Кто-то, наверное, с негодованием отвергнет этот упрек. Что ж, если вид чужого несчастья вызывает у вас не презрение, а скорее сострадание, то значит такая психологическая особенность, как вера в справедливый мир, присуща вам в исчезающе малой степени, что, наверное, следует признать вашим достоинством. Американские исследователи Зик Рубин и Летиция Энн Пиплау, разработали специальную шкалу веры в справедливый мир, по которой это качество может быть измерено у любого человека. Впоследствии эта шкала была усовершенствована и детализирована. По результатам ее использования можно заключить, что вера в справедливый мир, подобно многим другим социально-психологическим характеристикам – таким, как, скажем, конформность или готовность к подчинению, – присуща разным людям в разной мере, хотя вряд ли найдется хоть кто-то, кто был бы ее абсолютно лишен.