Александр Цейтлин - Труд писателя Страница 22

Жадные до впечатлений дети рано обнаруживали интерес к зрелищам. Шекспир ребенком присутствовал на драматическом представлении в Ковентри; Гольдони с увлечением играл с марионетками. Характерно их богатое воображение и рано проснувшееся у них стремление к сочинению шутливых рассказов (Гёте называл это «Lust zu fabulieren»), к остроумному мистифицированию окружающих. Диккенс своими проделками внушил родным мысль, что он сумасшедший. Гоголь с детства отличался способностью к остроумной выдумке. Неистощимая любовь к мистификациям характерна и для юного Чехова. Она часто граничила у него с актерством. Некоторые будущие писатели в эти годы проявляли влечение к профессии актера. Гоголь и Писемский уже в детские годы превосходно играли комические роли, а Глеб Успенский мастерски представлял различные юмористические сценки.

Художник Федотов указывал, что основной фонд его творческих впечатлений сформировался еще в юности: «Все то, что вы видите на моих картинах, было видано и отчасти обсуждено во время моего детства». Это признание замечательного русского живописца могли бы повторить многие писатели. В сознании Диккенса сохранились впечатления его раннего детства — легкомысленный отец, многочисленные кредиторы, подробности семейной катастрофы, красочные подробности жизни обитателей долговой тюрьмы, которую Диккенс посещал ребенком. В детстве много пережил и перевидел и Глеб Успенский. Именно первоначальной поре своей жизни Гончаров обязан был формированием самого значительного поэтического замысла: при виде многочисленных в Симбирске фигур провинциальных помещиков и обывателей и их «беззаботного жития-бытия, безделья и лежанья» у этого «очень зоркого и впечатлительного мальчика» зародилось первое «неясное впечатление об обломовщине».

Стремление к самостоятельному творчеству обычно пробуждалось у писателя с самых ранних лет его жизни. Шести лет сочинил первые стихи Боккаччо. Семи лет Стендаль решил писать комедии, «как Мольер». Семи же лет создал первый стихотворный экспромт и Некрасов. На восьмом году жизни Пушкин задумал первую комедию. Флобер «начал марать» бумагу с одиннадцати лет. Двенадцати лет Пульчи сочинил первую поэму. Правда, наряду с этими случаями раннего (иногда даже феноменально раннего) творчества, у других писателей способность писать проявлялась только в отроческом или даже в юношеском возрасте. Так, Тассо с четырнадцати лет обнаружил в себе необыкновенные способности к поэзии. Шекспир принялся писать только в двадцатишестилетнем возрасте. Особняком среди писателей стоит Руссо, который только к сорока годам ощутил в себе писателя. Его пример, однако, не характерен для большинства художников слова.

Чаще всего молодые писатели пробовали силы в лирике: этот резко субъективный род творчества больше всего соответствовал их устремлениям. Молодое сердце жаждало поскорее выразить себя; к тому же лирический род творчества не требовал от начинающего писателя недостававшего у него жизненного опыта. Вот почему Бальзак до того, как обратиться к сочинению романов, писал в Вандомском коллеже бездарные поэмы. «Стихи без творчества» сочиняли в молодости Гончаров и Салтыков-Щедрин; с того же начинал литературную карьеру и Гаршин, который «писал стихи, иногда очень удачные, большей частью скверные, теперь бросил». Однако внимание молодых писателей не ограничивалось лирикой — от нее они обращались к эпической поэзии, к прозе и драме. Бальзак уже в литературной юности усвоил различные манеры письма, Беранже уже в эту пору «стал изучать все жанры поэзии и испробовал свои силы почти во всех формах стихов». Прошло довольно много времени, прежде чем Тургенев решил отдать себя прозе, а Островский окончательно убедился в том, что призван быть драматургом.

Первоначальные опыты писателя, как правило, носят резко подражательный характер. Так, в ранних стихотворениях Кольцова отчетливо обозначилось, с одной стороны, влияние эпикурейской музы Дельвига, а с другой — воздействие мещанского стиля «жестокого романса». Подражательный характер носили и ранние стихотворения Лермонтова, в которых так часто звучали перепевы Жуковского, Козлова и Пушкина. Григорович с громадным трудом пробовал преодолеть литературные воздействия, но все его старания на первый порах оказывались тщетными. После чтения «Разбойников» Шиллера молодой Григорович тотчас же принялся сочинять пьесу из итальянских нравов. Столь же подражательны и первые его опыты в прозе: «Сюжет не вырисовывался, и если приходил, то непременно напоминал «Хуторок» Кольцова или страдания маленького Оливера Твиста Диккенса...» «Чужое» в эту пору решительно преобладало над «своим».

Но и в этих подражательных замыслах все чаще обозначались попытки одаренного писателя освободиться от сковывающих влияний, обрести желанную самостоятельность. Так, уже в ранних опытах Лермонтова фигурирует новая, характерная для него, трактовка традиционного сюжета. В своем переложении «Кавказского пленника» он драматизирует сюжет пушкинской поэмы. «Пленник Пушкина не может любить черкешенку... и сожалеет об этом»; в отличие от него пленник Лермонтова «не хотел ее любить». Лермонтов резко изменил конец поэмы: «у Пушкина пленник счастливо достигает казачьей станицы, а черкешенка с тоски бросается в реку; у Лермонтова пленника убивает отец черкешенки, а сама она с отчаяния гибнет в Тереке»[32]. Точно так же в подражательных и эпигонских в целом стихотворениях сборника «Мечты и звуки» изредка уже мелькают зрелые некрасовские мотивы, звучат его характерные интонации, его дактилические окончания.

Молодому писателю предстоит многое. Он должен будет научиться рисовать людей во всем их конкретном своеобразии. Он должен будет отказаться от бесплодной, хотя и эффектной, выдумки, от выспренних сравнений и метафор. Он должен будет овладеть искусством глубокого психологического анализа, чуждого рационалистическим трафаретам. Он должен будет стать тонким наблюдателем окружающей его действительности и в то же время истолкователем ее самых сложных и загадочных процессов.

Шаг за шагом определяет молодой писатель свои «несовершенные зачатки». Он мало-помалу находит свои любимыё жанры, отказываясь от того, что чуждо его таланту. Бальзак оставляет мысль писать трагедии, Беранже столь же решительно порывает с «христианскими идиллиями» в духе шатобриановского «Гения христианства», которым он прежде так увлекался. Этот внутренний рост молодого писателя происходит тем интенсивнее, чем больше решительности проявляет последний к своим ранним «пробам пера». Все великие художники слова проявляли эту величайшую требовательность к себе. Бальзак уничтожал ранние романы, написанные им для рынка под различными псевдонимами. Флобер радовался тому, что не издал свои юношеские произведения: «Как бы я краснел теперь!» Как сообщает наблюдавшая Льва Николаевича А. А. Толстая, «литератор пробивался в нем довольно медленно, и он долго не доверял своему великому таланту».

Следует особенно подчеркнуть положительную роль влияния, которое оказывали на молодых писателей их идейные друзья и наставники. Белинский многому научил в начале 40-х годов таких начинавших в ту пору свою деятельность писателей, как Герцен, Гончаров, Тургенев, Григорович, Некрасов, Щедрин, Достоевский. В особенно счастливом положении оказался Мопассан: его литературным воспитанием руководил такой опытный мастер слова, как Флобер. С исключительной настойчивостью заставлял он своего ученика работать, приучая его к произведениям большого размаха, требующим продолжительного времени и упорного творческого труда.

Найти наиболее адекватную форму переживаниям — не в этом ли состоит задача всякого писателя? Однако пройдет много времени, прежде чем молодой поэт, беллетрист и драматург вполне овладеет этой способностью. Пушкин уже в первом печатном произведении замечает: «Хорошие стихи не так легко писать», — этому искусству он будет учиться всю свою творческую жизнь. Особенно поучителен в этом плане пример молодого Достоевского; вспомним его неустанные беседы с братом о достоинствах Гомера, Шекспира, Шиллера, Гофмана или уроки, которые он еще в юности давал брату о значении поэтической формы, а также его призывы к выдержке. «Идеи смолоду так и льются... Лучше подождать побольше синтезу». Как немногие из молодых писателей своей поры, Достоевский понимал определяющее значение продолжительного труда («Все, что написано сразу, — все было незрело»), как немногие, стремился он к достижению высот художественной выразительности: «Я хочу, чтобы каждое произведение мое было отчетливо хорошо». Все эти указания и требования сохраняли актуальность на протяжении многих десятилетий и нисколько не утратили ее в наши дни.