Ирина Млодик - Карточный дом Страница 23

Вырастить в себе «другого» взрослого — поддерживающего в сложностях, помогающего проанализировать ошибки, умеющего утешить в горе, оберегать в беспомощности, гордиться силой, способного быть вместе в любых процессах — это большое, сложное, но возможное дело. Прожить непрожитое, пережить, отплакать, отзлиться за недополученное, перестать проецировать свои ожидания на других людей, на близких. Трудно выстроить качественно новое, если вы не осознали свое «старое». Можно латать крышу или шпаклевать трещины в стенах нашей психики, но что если проблема в самом фундаменте?

Разумеется, психика намного сложнее, чем то, что мы отражаем в попытках ее описать или изучить, но любой подход прибегает к таким попыткам и до какой-то степени они удаются. Важен каждый взгляд, поскольку он предлагает еще один фокус, еще один способ смотреть на то, что непостижимо. Ведь нам важно хотя бы находиться в процессе постижения.

Период конфронтации

В какой-то момент вы вместе со своим подопечным начнете все яснее видеть, как именно детские модели проявляются в его жизни, как именно они начинают ограничивать его, мешать ему жить. Начнете понимать, как клиент воздействует на мир с помощью своих адаптационных механизмов, чтобы получить желаемое, сколько сил он в это вкладывает и как именно переживает фрустрацию от неполучения.

Описывая метафорически: чтобы получить кусок мяса, который клиент, как ему кажется, не может добыть сам, ему приходится приводить в движение «вселенную», чтобы кто-нибудь в ней догадался о его желании и каким-то образом таки преподнес ему вожделенное мясо. Разумеется, при таком способе получать то, что нужно, нашего клиента всегда ждало много разочарований. И он, с одной стороны, привык, с другой — просто не умеет иным способом добывать себе мясо, к тому же все время вынужден переживать стресс и разочарование от неудачных попыток управлять миром. В детстве все происходило именно так.

В силу естественной детской беспомощности и зависимости от взрослых, чтобы получить что-то необходимое (внимание, любовь, сладкое, поддержку, признание), некоторым действительно приходилось приводить в движение «вселенную», состоящую из его взрослых, особенно пограничных взрослых. Потому что более здоровых можно было попросить напрямую, договориться, они часто и сами были внимательны, осознавая детскую зависимость и необходимость ее пережить, перерасти, помогая ребенку постепенно овладевать навыком самостоятельной «добычи мяса». В выраженно пограничных семьях никто не осознает детских потребностей и одновременной беспомощности, там не умеют вкладываться во взросление и обучение самостоятельности, ребенок как-то должен научиться всему сам, не просить, не докучать.

Но пока ты мал и не умеешь, ты вынужден как-то приспосабливаться. Если чего-то невозможно добиться контактным способом, а получить совершенно необходимо, то есть манипулятивные способы: заставлять вращаться «вселенную» в нужном тебе направлении. Быть добрым к маме так, чтобы она замечала и гладила по голове, быть незаметным для папы, чтобы не получать унизительных окриков и шлепков, так помогать бабушке, чтобы она всегда угощала конфетой и читала на ночь.

Для того чтобы отпала необходимость неосознанно «управлять миром» ради удовлетворения потребностей, клиенту (часто не без нашей помощи) важно увидеть, как именно он это делал, осознать эффективность этого способа в детстве и цену, которую он за это вынужден заплатить. Но так же важно увидеть неэффективность того способа сейчас, в настоящем, когда ты уже повзрослел и теоретически можешь сам добывать свое «мясо», но по привычке «вращаешь вселенную» (впрочем, со значительно меньшим успехом, поскольку теперь других взрослых много, их невозможно так досконально изучить, как своих близких, и они почему-то часто сопротивляются попыткам повлиять на них).

Отказаться от прежнего детского вынужденного всемогущества непросто, за много лет оно становится таким привычным, что цену, которую приходится платить за то, чтобы механизм этот худо-бедно работал, тоже осознать непросто. А цена — постоянное разочарование и ожидания от других, по-прежнему колоссальная зависимость при кажущемся всемогуществе. К тому же при отказе от прежних детских моделей предстоит прожить еще и сложную конфронтацию с родовыми посланиями, семейными установками, с привычным в себе и окружающей современной системе.

Это один из наиболее драматичных периодов в терапии. У пограничного клиента уже назрело отчаяние и нежелание продолжать «вращать вселенную», но еще совсем не освоен способ просто получать то, что тебе нужно. Это период потери веры, часто и сил, время отчаяния, сомнений, желания прервать или совсем прекратить терапию. Очень похожий на усталость перед прохождением перевала. Хочется все бросить, хотя путь назад точно больше, чем оставшиеся метры. К тому же в случае терапии он невозможен: уже не вернуть себе отрицание и благостную «невинность» незнания. Но как по-другому — пока не очень понятно, и решимости не хватает. Да и можно ли по-другому? Сомнения и тревога, отчаяние и страх двигаться дальше.

Непросто выдерживать и той, и другой стороне этот острый период потери веры, отчаяния, нелюбви к терапевту, к терапии и ко всему тому, что приводит клиента к необходимости отказаться от прежнего. Пусть надоевшего, сложного, мешающего жить, но такого знакомого, своего.

Это период яркой любви-ненависти к своим неврозам. Клиенты это описывают как: «Я ужасно устал так жить. Но как же я не буду так жить?». Расставание с иллюзиями происходит болезненно, веры в то, что можно жить по-другому, мало. Потому что никто, кого он видел вокруг, пока рос, так не жил. И с кого ему брать пример? Верить на слово вам? Ну вы-то, может, так и смогли и живете. Но у него-то точно не получится. Тревоги в этот период столько, что она часто не дает спать, не может быть переварена. Осознавать, что от меня зависит то, как я буду жить, очень страшно (иллюзия, что не от меня, а от других, постепенно уходит).

Вышеописанные периоды, кроме этапа знакомства и принятия решения о возможной терапии, могут пересекаться. Часто они не последовательны, а переплетены в ткани работы. Но период работы с детским материалом обычно все же предшествует периоду конфронтации.

Период депрессии, в которой вынужден находиться клиент, осознающий свои детские потери, сменяется тревогой в самом начале такого взросления, довольно высокой, а потом уже постепенно все более перевариваемой и естественной. Ибо, как нам говорят взрослые экзистенциалисты, тревога — наш вечный спутник при встрече с неизвестным, неопределенным, новым, соответственно, она наш спутник по жизни, если мы выбираем жить, а не бегать от жизни.

Преодоление этого перевала воспринимается как большое освобождение. Появляются силы, энергия, желания, возникает ощущение нормальной власти над своей жизнью и возможности стать ее автором.

Сложности, возникающие у терапевтов в этот период:

• Тоже может наступить кризис веры. Конечно, мы понимаем, что психика делает свое дело, и если мы в хорошем альянсе, то процесс идет. Но у каждого клиента настолько по-своему протекает каждый из этапов, что предугадать, когда мы вместе с ним подберемся к вершине и пройдем за перевал, очень сложно. Да и сколько их будет у каждого? Клиент может ждать чего-то от нас, мы от него. Но в какой момент произойдет качественное изменение в психике другого, никому не дано предугадать. Нам остается только быть устойчивыми, опираться на прежний опыт, разрешать нам обоим не знать, не быть уверенными, но оставаться друг с другом и идти. Это, мягко говоря, не самое лучшее время для смены терапевта. Если менять, то уж лучше до или после. В этот момент вы в очень важном месте. Крепитесь, дышите. Ругайтесь, сомневайтесь, конфронтируйте, выдерживайте. Вам особо некуда деться с этой тропы.

• Переполненность тревогой или виной. Когда клиент не может сделать нужный ему шаг или «мнется на пороге», он явно или неявно обвиняет в этом терапевта. А уж «пограничник» будет делать это наверняка. Конечно же, хочется обвинить именно терапевта в том, что ему еще не «похорошело», что он не женился или не развелся, не заработал, сколько хотел. Ведь признавать, что нужно самому делать шаги по жизни, а не ругать родителей, не обижаться на них и не ждать их просветления очень трудно, тревожно, и поэтому можно еще какое-то время «пободаться» с терапевтом, пообвинять его. Можно пытаться оставить себе надежду, что мир что-то сделает за меня, не я сам. Можно не хотеть взрослеть и сепарироваться.

Но на этом этапе уже полезно напоминать, что можно и подождать, конечно, и побыть со своей надеждой, и отложить сепарацию, но он, терапевт, уже не будет поддерживать ни отрицания, ни проекции, ни проективной идентификации, ни «простых» решений — «давайте выберем самого плохого и виноватого». Это время возвращения. Это время, когда «да, вы это снова делаете», «да, вы такой, да это больно (или радостно) признавать и не хочется (или отрадно) на это смотреть» и «да, это ваша жизнь, вам ею распоряжаться». Желание перенести ответственность на терапевта за собственные процессы очень понятно и объяснимо. Но взрослый — это тот, кто способен к авторскому ответу на ситуацию. Совсем не обязательно быть готовым к идеальному ответу, достаточно просто ответа, за который я «расписываюсь» в своем авторстве.