Джеймс Твайман - Эмиссары любви. Новые Дети говорят с миром Страница 23

В пещере оказалась темень совершенно непроглядная, и после первых пяти метров я включил фары. Но все, что я пока видел, была дальняя стена пещеры. Затем появился поворот, и я осторожно двинулся вдоль стены направо, с той же осторожностью, с какой начинающий воришка сует руку в чужой карман. Мои глаза от волнения заливало потом, и я даже сказал себе, что напрасно так вцепился в руль. Я постарался расслабиться и сделал глубокий вдох. Чего доброго, еще приступ клаустрофобии хватит, прямо посреди пещеры. Но не успел я окончательно пасть духом, как впереди уже показалось отчетливое светлое пятно.

Последний поворот налево, и я увидел выход, приблизительно метрах в десяти. В общем-то и по самой пещере я проехал от силы метров пятьдесят, не больше. Но мне почему-то казалось, что за моей спиной остался не просто темный туннель. Это была своего рода инициация, испытание на то, готов ли я идти до конца этим путем. Вот почему отец Ансельм не сказал ни слова о туннеле. Теперь, преодолев эту преграду, я словно сделал первый шаг в совершенно новый мир. И местность выглядела куда более приветливой, и даже небо стало каким-то более ярким.

Хотя, как оказалось, дело было не только в моих ощущениях. Первые цветы, которые давно отцвели по всей округе, здесь еще сохраняли свою весеннюю свежесть. Казалось, что они, обитатели окрестных зеленых холмов, высыпали мне навстречу. Я же неспешно катил вверх по пологому подъему. Еще миля — и я оказался в очередной маленькой деревушке, но здесь уже решил сделать остановку и осмотреться повнимательней.

Прямо передо мной была вроде как таверна. Человека три посетителей сидели во дворике и с глубоким изумлением смотрели на меня. Один из них даже снял свою соломенную шляпу, прошелся ладонью по голове и что-то сказал своему соседу. Не сомневаюсь, по моему адресу — а как иначе? Что ж, я развлек их, теперь они должны удовлетворить мое любопытство. Я двинулся в их сторону, отряхивая на ходу пыль со штанов и рубашки.

— Кто-нибудь из вас говорит по-английски? Ни слова в ответ.

— Я ищу монастырь… где-то рядом должен быть… Мо-нас-тырь, понимаете?

Похоже, один из них узнал знакомое слово и показал на холм в противоположной стороне от деревни.

— Там монастырь? — переспросил я, протягивая руку в том же направлении. Он кивнул, и я облегченно вздохнул. Значит, я на месте. Да я и так чувствовал это, всем своим сердцем. Казалось, Дар толкает меня в спину, чтобы я не задерживался, а шел вперед. Вот он, долгожданный миг. Я забрался в машину и поехал в направлении холма.

Через милю заросшая травой тропа стала шире и снова превратилась в нормальную грунтовую дорогу. А потом я услышал звук смеха где-то впереди себя, детского смеха, и через пару секунд мне открылось такое, отчего перехватило дыхание. Вначале я увидел монастырь. Древнее двухэтажное строение довольно внушительного вида занимало почти всю вершину холма. Перед монастырем был луг, и на лугу резвилось не меньше сотни детей, игравших в различные игры.

Судя по всему, они были разбиты на определенные группы: одни играли в футбол, другие прыгали через скакалку, еще одна группа была целиком поглощена игрой лимбо. Неподалеку стоял вместительный автобус, и мне оставалось только гадать, как он-то сюда пробрался. Должно быть, к монастырю ведет еще одна дорога, решил я, без противотанковых рвов и надолбов, не такая, как моя. Надо полагать, отец Ансельм все-таки направил меня самым непроходимым из всех мыслимых путей. Но какое это теперь имеет значение!

Я заглушил двигатель и пошел туда, где играли дети. Главное, я таки добрался сюда, а все остальное осталось в прошлом. Между детьми прогуливались несколько женщин, внимательно наблюдавших за всем, что происходило на лугу. И еще я заметил немолодого мужчину, судя по всему водителя автобуса, который курил, прислонившись к своему автобусу. А потом я увидел и троих монахов, облаченных в рясы и шляпы, они тоже внимательно наблюдали за детьми и время от времени заносили что-то в записные книжечки, которые держали в руках. Монахи расположились по разным краям поля, каждый наблюдал за своей группой. Меня то ли никто пока не заметил, то ли не обратили внимания. Все внимание было направлено на детей и на их игру. Похоже, это здесь важнее всего.

Я подошел к монаху, что был ближе всего ко мне, и сказал:

— Простите, но вы, случайно, не говорите по-английски? Меня сюда прислал отец Ансельм…

Монах даже вздрогнул от удивления и посмотрел на меня явно испуганными глазами. Я был уверен, что он ожидал увидеть кого-то другого, кого меньше всего хотели здесь видеть, от кого можно было ожидать большой беды. Потом его взгляд смягчился, и он лишь отрицательно кивнул головой в ответ. Заткнув свой блокнот за обшлаг застегнутой на все пуговицы рясы, он прокричал что-то монаху, что был шагах в двадцати от монастырских ворот. Тот немедленно бросился бежать и вскоре исчез за воротами. «Мой» монах жестом дал понять, чтобы я оставался на месте и ждал. Он не смотрел уже так испуганно, но удивление все же читалось в его взгляде.

Спустя минуту молодой монашек появился в воротах с другим монахом. Тот был постарше, и одет не в такую рясу, как остальные, серого, а не коричневого цвета. Они шли не торопясь, старший скрестил руки на груди, спрятав ладони в просторных рукавах рясы. Дойдя до края поля, молодой монах вернулся на свое прежнее место наблюдать за детьми, прыгавшими через скакалку. Он вытащил блокнот и снова взялся за свои записи. Ну а старший монах, ни на секунду не сводя с меня взгляда, шел ко мне через луг, на котором, как ни в чем не бывало, продолжали играть дети. Наконец мы оказались лицом к лицу друг с другом.

— Вы спрашивали кого-то, кто говорит по-английски. — Его тон был строг и не предвещал ничего хорошего. — Чем могу помочь?

— Надеюсь, что сможете, — ответил я как можно приветливей. — Я американский писатель, и меня направил сюда отец Ансельм… или, правильнее будет сказать, он показал мне на карте, как к вам добраться. Я ищу этот монастырь уже долгое время. Мне кажется, вы можете оказать мне помощь, найти одного мальчика…

Он подозрительно посмотрел на меня. Казалось, даже его коротко остриженные черные волосы зашевелились, так напряженно он думал.

— Вы говорите, это отец Ансельм сказал вам, как нас найти? — переспросил он. — А почему, по-вашему, он сделал это?

— Потому что поверил мне… той истории, что и привела меня сюда, — ответил я. — Это очень любопытная история, и, думаю, вам она тоже покажется небезынтересной.

Он, не отводя взгляда, молча смотрел на меня, смотрел долго, и от волнения у меня даже сердце заколотилось в груди. Потом задумчиво поводил носком ботинка по земле, вынул ладони из рукавов и жестом показал, чтобы я шел за ним.

— Меня зовут брат Маттиас, — представился он на ходу. — Я прожил здесь уже немало лет, и все это время было посвящено работе с детьми — такими, как те, что вы видите вокруг нас. Хотя у меня такое чувство, что вам уже известно о детях.

Он вдруг остановился и снова пристально посмотрел на меня.

— Чувствую, вам не нужно объяснять, кто мы и что мы здесь делаем.

Я только молча стоял и глядел в его глубокие черные глаза. Тогда монах снова повернулся и подвел меня к монастырским воротам.

Мы прошли через широкий вход на монастырский двор. Налево располагалось длинное здание, двухэтажное, из камня. Несколько деревянных лестниц вели на второй этаж, а просторный зал выходил прямо во двор, а не закрывался стеной. На втором этаже виднелось множество деревянных дверей, которые, предположительно, вели в маленькие комнатки, вероятно кельи монахов. На первом этаже тоже было несколько дверей, наверное для каких-то общих помещений. Направо же была церковь, по виду довольно древняя, с глубоко посаженными оконницами и резными изображениями святых. Но в целом здание выглядело довольно обычным, без вычурности, как можно было ожидать. Брат Маттиас провел меня в церковь, а оттуда вывел в маленькую часовню, расположенную позади нее. Поцеловав два пальца, он коснулся оклада старинной иконы, висевшей высоко на стене.

— Наша святыня, — сказал он мне, не отводя взгляда от потемневшей доски. — Эта икона у нашего ордена уже более пятисот лет и неотлучно находится в церкви с самого момента ее возведения. Она наша покровительница, наша возлюбленная матушка. Поэтому хочу попросить вас — все, что мы с вами собираемся сказать друг другу, первым делом вверим ее попечительству. Давайте преклоним колена перед ее образом и попросим, чтобы она приняла нас таким образом, каким наши труды будут более всего угодны нашему Благому Господу.

Брат Маттиас опустился на колени, и я последовал его примеру. Он оглянулся на меня, и я, сам не зная как, понял, что в этот момент следовало склонить голову. Наверное, минут пять мы стояли так, не говоря ни слова, в полном молчании. Я последовал его совету и стал просить Деву Марию принять нас и вести к Свету. Вот я здесь, в этой далекой стране, но теперь ждать оставалось недолго. Я был уверен — не закончится день, как я увижу Марко, если, конечно, он здесь, в монастыре, а не где-то еще. Но он был здесь, каким-то образом я чувствовал и это тоже.