Мэдсен Пири - Железные аргументы. Победа, даже если ты не прав Страница 26

Тем, кто все еще противится ядерному разоружению, следовало бы ближе ознакомиться с последствиями термоядерного взрыва. Глазные яблоки вытекают, а человеческая плоть испаряется на огромных расстояниях от эпицентра!

(Такой argumentum ad metum можно усилить с помощью фотографий, фильмов, имитаций ожогов и чего угодно, что может отвлечь аудиторию от основного вопроса: увеличит или уменьшит ядерное разоружение вероятность всех этих последствий?)

Робинсону ни за что не справиться с решением такой проблемы. Ведь иначе это будет значить, что он умнее всех нас!

(Именно. Зависть никак не повлияет на результаты его работы, однако вовремя вставленный софизм ad invidiam может убедить людей не верить в них.)

Секрет применения софизмов этого рода очень прост. Потратьте немного усилий, чтобы изучить эмоциональную предрасположенность вашей аудитории, и используйте выражения, рассчитанные на то, чтобы пробудить необходимую эмоцию. После того как вы в достаточной степени подогреете ее средствами красочного описания, направьте ее на фактический вопрос, который вас интересует. Далеко не всякая аудитория окажется способной сразу же отключить поток своих эмоций. Скорее всего, ваши слушатели позволят чувствам затопить область, обычно предназначаемую для разумного суждения. Не имеет значения, будете вы обращаться к их страху, зависти, ненависти, гордости или предрассудкам; собственно, вы можете прибегать ко всем этим вариантам по очереди. Можно взывать к гордости за свою расу, класс или нацию, пробуждая зависть к другим, — до тех пор, пока не станет уместным применить доводы ad оdium.

Argumentum ad modum заслуживает отдельного упоминания, поскольку его мишенью является стремление людей к постепенности. Аудитория может быть весьма уязвима в этом отношении, когда пытается действовать рассудительно. Люди часто ставят знак равенства между разумностью и самоуспокоенностью, считая, что если нечто допускается в должных пропорциях, то оно имеет больше шансов оказаться справедливым. Так же, как и argumentum ad temperantiam, призывающий к среднему пути между крайностями, софизм ad modum апеллирует к одной из наиболее древних истин, которая рекомендует умеренность во всем. Эту тонкую уловку, уводящую слушателей прочь от разумных действий, всегда следует сопровождать увещеваниями наподобие:

Давайте будем действовать разумно.

(Апелляция к эмоциям, бьющая прямиком по стремлению людей к самоуспокоенности.)

Софизм sentimens sиperior очень хитер. Его странный посыл — что эмоции являются лучшим проводником, нежели разум, — обладает чрезвычайной притягательностью для интеллигентной аудитории. Интеллигентные люди нередко боятся, что их сочтут чересчур холодными из-за того, что они так много используют рассудок. Они не хотят показаться эмоционально неполноценными, ввиду чего зачастую оказываются легкой добычей для любого оратора, который сумеет уверить их, что они не менее тонко чувствуют и обладают неменьшей способностью к любви и состраданию, нежели кто-то другой (который к тому же немного зануда). Это позволяет им пребывать в заблуждении, что они приняты в общее стадо, а вовсе не стоят в стороне от него. Наконец они с радостью отказываются от разума, платя эту цену за свой входной билет в человеческую расу.

Под воздействием seпtimens superior человек может легко попасть в ловушку и согласиться отбросить свою прежнюю тщательно продуманную позицию, после того как его заверят, что он любит человечество не меньше других (отрицание этого едва ли будет засчитано за пригодный ответ). Толпу удобнее водить за нос на сентиментальном поводке — мне редко доводилось видеть международное собрание, которое не устроило бы овацию любому, кто убеждает забыть о разуме и сосредоточиться на любви друг к другу:

Большинство проблем в этом мире вызваны тем, что люди обдумывают свои поступки вместо того, чтобы откликаться на происходящее естественным теплом и человечностью. Не будем обращать внимания на все эти факты, касающиеся диктатур третьего мира; просто обратимся друг к другу с любовью в наших сердцах, и…

Генетический софизм

Генетический софизм не имеет никакого отношения к Дарвину или Менделю, зато для него очень большую роль играет неприязненное отношение к источнику аргумента. Людит с меньшим доверием относятся к взглядам, высказанным теми, кого они не людят, независимо от настоящей ценности самих этих взглядов. Каждый раз, когда вы отвергаете довод или мнение только потому, что вам неприятен их источник, вы допускаете генетический софизм. Его иногда называют порицанием источника, и можно не сомневаться, что вместе с источником подвергнутся осуждению и вытекающие из него ручейки.

Не стоит придавать такое значение пунктуальности. Это Муссолини хотел, чтобы поезда ходили всегда вовремя.

(Взгляды Муссолини на график движения поездов, каковы бы они ни были, вряд ли являются доводом в вопросе относительно пунктуальности. Даже плохие люди, в особенности если они склонны к многословию, попросту обязаны рано или поздно сказать что-нибудь, что окажется верным, — как шимпанзе, стуча по клавишам пишущей машинки, может случайно набрать «Гамлета». Наверняка Гитлер заботился о безопасности на дорогах и не одобрял распространения раковых заболеваний. Так же и Муссолини вполне мог попасть в точку в вопросе движения поездов.)

Генетический софизм становится возможным из-за ложного предположения, что источник аргумента влияет на его состоятельность. Абсолютным негодяям случается время от времени высказывать вполне дельные мысли, так же как святые никоим образом не застрахованы от глупостей. Само высказывание находится в стороне, не получая от своего источника ни дополнительной силы, ни слабости.

Этот конкретный софизм часто встречается в тепличном мире модных идей. Мнение, высказанное популярным на данный момент источником, встречает полное доверие, однако то же самое мнение будет отвергнуто, если будет исходить от кого-либо не столь фешенебельного.

Против нового расписания автобусов для членов городского совета возражали только частные застройщики, а их мнением можно пренебречь.

(Почему, собственно? У них вполне могут оказаться здравые мысли или предложения на этот счет. Увы, в мире местной политической жизни частные застройщики по-прежнему являются жупелом. Если бы те же самые возражения исходили от «Друзей Земли»[13] они могли бы встретить гораздо больше симпатии у слушателей.)

Нигде генетический софизм не встречается так часто, как в связи с предполагаемыми взглядами нескольких всемирно ненавидимых фигур. Как правило, достаточно проассоциировать какую-либо точку зрения с Адольфом Гитлером, чтобы добиться ее всеобщего осуждения. Его предшественники, Чингисхан и Аттила, оставили после себя меньше записей, тем не менее им также приписывается множество воззрений. В особо редких случаях ненавистное имя превращается в прилагательное, после чего одного лишь эпитета «макиавеллиевская» или «гитлеровская» достаточно, чтобы полностью выбросить идею из круга рассмотрения пристойных людей.

Вмешательство в гены — фашистская затея. Этим Гитлер пытался заниматься.

(Действительно, он благосклонно относился к идее выведения потомства от тех, кого считал высшей расой, но это не обязательно то же самое, что пытаться исправить некоторые расстройства с помощью генной инженерии. Принимая во внимание распространенную ассоциацию этой идеи с Гитлером, можно только удивляться, что разведение породистых лошадей и собак сумело продвинуться настолько далеко. Если уж но то пошло, то фольксвагены и автобаны вроде бы тоже неплохо прижились.)

Чтобы применять генетический софизм с сокрушительным эффектом, необходимо всего лишь указать, что ваш оппонент повторяет aprументы, прежде выдвигавшиеся в нацистской Германии, а затем подхваченные Аугусто Пиночетом и Саддамом Хусейном. Вы же, с другой стороны, защищаете точку зрения, которую разделяли мать Тереза, принцесса Диана и Мэри Поппинс…

Копченая селедка

Когда собаки рвутся бежать за запахом, выбранным ими самими, предпочтя его тому, на который науськивал распорядитель охоты, чтобы перевести их на нужный след, используется копченая селедка. Ее привязывают к веревке и какое-то время волокут вдоль того следа, по которому идет свора. Почуяв ее крепкий аромат, собаки забывают о прежнем следе и идут за запахом приманки, которую затем искусио перетаскивают на тот след, что был выбран распорядителем охоты.

В логике «копченую селедку» протаскивают поперек нити доказательств. Она настолько сильно пахнет, что участники, будучи не в силах противиться, пускаются следом, забыв о своей первоначальной цели.