Борис Поломошнов - Химера воспитания Страница 26

Одни стали постоянно делать одно, другие – другое, а вместе у них получалось то, что надо.

Но, однако, возникла одна закавыка: как оказалось, при разделении труда появились такие сектора (сегменты, участки, делянки) трудовой деятельности, трудиться на которых желающих не оказалось.

Например, выносить за животными навоз.

Из стойла.

Если этого не делать, то бедняги-животные утонут в собственных же фекалиях.

Значит, надо-таки делать эту работу.

Тяжелую.

Неприятную.

Неблагодарную.

Потому что как только будет очищено последнее стойло, в первом снова будет навалено.

Понятно чего.

Но кто, кто это будет делать??!

Кто, спрашивается, будет постоянно, изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год выносить навоз?

Регулярно наваливаемый.

Авгию, к примеру, просто несказанно повезло, что нашелся сметливый Геракл, и расчистил авгиевы конюшни в два счета.

Благо поблизости была речка, и не было экологического надзора за состоянием стоков.

А другим-то как?

Тем, у кого под боком – ни Геракла, ни речки?

Да и не рачительно это: смывать навоз в речку.

Ведь он хоть и г…, зато – добро.

Им и землицу удобрять – лучше всякой химии! – и, если его подсушить, то топливо получается – то, что надо (при дефиците-то древесины!), и – если его добавить к глине – вместе с соломой, то саманный кирпич получится – лучше не придумаешь!

Значит – нельзя навоз сливать в речку.

А надо – тщательно его собирать.

И – отвозить.

Туда, где он пригодится.

Для хозяйственных, так сказать, нужд.

И кто же эту работу будет делать?

Изо дня в день?

Из месяца в месяц??

Из года в год???!

В полнейшем соответствии с правилами.

Рачительности.

И – повышения производительности.

Совокупного общественного труда.

За счет его разделения.

И – закрепления.

За определенными категориями трудящихся.

Так кто же, все-таки, будет делать ту работу, которую делать никто не хочет, а делать ее все равно надо?

Кто??!

Добровольно – НИ-КТО.

А раз НИ-КТО не хочет добровольно, значит, некто будет делать ее принудительно.

Этими некто и стали рабы.

То есть, изначально – побежденные победителями и фактически обреченные на пожизненное заключение в статусе рабов.

Победителей.

Тотчас же обретших статус рабовладельцев.

Соответственно, для обеспечения соблюдения обоих этих статусов потребовался определенный инструмент силового воздействия на несогласных и недовольных.

Именно им-то и стало Государство.

Подчеркиваем: все без исключения древнейшие государства были рабовладельческими.

Другая возникшая в результате изобретения «живых консервов» проблема: кто будет владеть излишком производимой продукции?

Все?

В равной мере?

И рабовладельцы, и рабы??

Чтобы собственник раба и раб как собственность рабовладельца в равной мере владели собственностью?

Несуразица какая-то получается.

Рабовладелец, владея правом собственности над рабами, считает себя вправе быть и владельцем производимых ими продуктов их труда.

Рабы, естественно, недовольны такой Системой права.

Им, понятное дело, не нравится такая Система.

Они, естественно, против нее.

То есть, они являются ее врагами.

Хоть скрытыми, хоть явными, но – отъявленными.

Не случайно в этой связи Луций Анней Сенека заметил: «Quot servi, tot hostes» – «Сколько рабов, столько и врагов» (см. его «Нравственные письма к Луцилию» («Epistulae morales ad Lucilium»).

А поскольку они – враги, и их – много, то рабовладельцу, если он хочет оставаться именно им, и при том – живым – придется хорошенько потрудиться, чтобы защититься от своих же рабов – своих же врагов.

Значит, потребовалась Система Защиты.

Всех прав.

Тех, у кого все права есть.

От тех, у кого никаких прав нет.

Ведь раб – это тот, у кого нет никаких прав иметь хоть какие-нибудь права.

И функцию именно такой Защиты был призван выполнять, опять-таки, инструмент, называемый Государством.

Если функцию защиты от внешних врагов до возникновения государства более или менее успешно выполняло племя, то Государство возлагает на себя дополнительную функцию, совершенно не свойственную племени: Защиты от врагов внутренних.

Защиты, в том числе, и самого Государства.

От посягательств на его Устои и на заведенные в нем Порядки.

В том числе – и по Защите.

Имущих правá и имущество.

От не-имущих ни того, ни другого.

Получается точно, как в сказке про вершки и корешки: одним – все хорошее, а другим – все то, что останется.

Диспропорции и диссонансы такой Системы настолько уродливы, кричащи, и вопиющи, что без прикрытия Ее срама Ей и на люди показаться непристойно.

Значит, потребовался Системе «фúговый листок».

Даже – два: один – спереди, другой – сзади.

Один носит название Идеология.

Другой – Воспитание.

Идеологически зрелое.

То есть, выдержанное в духе Идеологии.

Соответственно, понадобились и социальные институты, или, говоря словами одного из «трех святых социологии» (по определению Уильяма Аутвейта) Эмиля Дюркгейма, «фабрики по производству общественных отношений».

Официальная Идеология любой господствующей Системы – это всегда набор определенных приемов, призванных убедить всех и каждого в Еë – Системы незыблемости, нерушимости и, если и не идеальности, то, по меньшей мере, оптимальности.

Для тех же, кто особо упорствовал в своем категорическом несогласии становиться и быть убежденными в убеждаемом посредством Идеологии, Системой предусмотрительно были уготованы три достаточно действенных и эффективных средства: «Iocatio, eculeo, ax», – «Кляп, дыба, топор (палача)».

У Воспитания же как служанки Идеологии всегда наготове свои, испытанные веками и тысячелетиями существования рабовладельческого Государства средства: «Et lignum carota», – то есть, «кнут и пряник».

Для воспитуемых рабов «пряник» чаще всего означает только одно: неприменение кнута.

Естественно, временное.

С течением времени рабство и рабовладение мало-помалу покидают историческую арену.

Сегодня уже нигде в мире не существует рабства.

По крайней мере – номинально и в некриминальных сферах.

Предпоследний оплот официально институированного рабства пал вместе с поражением «южан» от «северян» в гражданской войне 1861–1865 г.г. в США, и вроде бы как рабство навечно устранилось с исторической арены.

Особенно – после падения последнего его оплота (Бразилия, 1888-й год).

Вместе с «кляпом, дыбою и топором палача».

Однако умирающее рабство оставило по себе свое отравленное жало.

В виде доставшиеся нам в наследство от рабовладельческих государств ядовитых змеиных зубов Идеологии и источаемого ими яда Воспитания.

И то, и другое имеет четкое предназначение: намертво впиваться в сознание людей, и медленно, но верно отравлять его изнутри.

Превращая людей в зомбируемые существа.

Слепо и тупо повинующиеся.

Командам.

Исходящим от зомбирующих Сверхсуществ.

То есть, от тех кто, используя «магические чары» идеологического воздействия, лишают людей способности самостоятельно и трезво мыслить.

При этом самые маразматические системы Воспитания возникают и существуют как порождения самых параноидальных и мизантропических систем идеологических догм и императивов.

Прислуживая им и обслуживая их.

Чем жестче и жесточе Система Идеологии – независимо от того, является ли она клерикально-ортодоксальной или «воинствующе-атеистической», «классовой» или расистской, фашистской или нацистской, – тем одиознее прислуживающая ей Система Воспитания.

И нет такого маразма и такого идиотизма, на которые не были бы способны Гарпия Идеологии и Химера Воспитания.

Миазмами от идеологически-воспитательных маразмов пропитывается практически все живое, в том числе, и в искусстве, и в культуре: живопись и скульптура; поэзия и драматургия; архитектура и кинематография, – не говоря уже об опере.

Не верите?

Извольте удостовериться.

22-е апреля 1964-го года.

Кремлевский дворец съездов.

Премьера оперы В.И. Мурадели «Октябрь».