Мэдсен Пири - Железные аргументы. Победа, даже если ты не прав Страница 28

Макроэкономисты уверенно докладывают, что темпы роста национального продукта составили всего лишь 1,4 % вместо предсказанных 1,7, забыв уведомить нас, что определение величины ВВП порой невозможно осуществить с более чем пятипроцентной точностью. Некоторые цифры, показывающие рост ВВП, могут варьироваться больше чем на 10 %.

Психологи измерют способность детей решать поставленные задачи и называют полученный результат интеллектом. Социологи исследуют, как люди отвечают на вопросы, и считают их ответы способом измерения отношений. Ложная точность подобна хлипкому мосту, наспех возведенному, чтобы перенести наши знания из реальности в мир наших желаний. Однако груз чересчур велик, чтобы мост мог его вынести.

Всегда прибегайте к этому софизму, если хотите добавить авторитетности своим заявлениям. За цифрами, которые вы приведете, аудитория нарисует себе целую армию ученых в лабораторных халатах и очках в роговой оправе, а также преданных своему делу докторов со стетоскопами, одетых с поспешной небрежностью. Эта невидимая армия станет с мудрым видом кивать каждый раз, когда вы будете приводить очередные данные, и если даже ваши слушатели вдруг усомнятся в вас, их уверенность будет восстановлена этими призрачными легионами, подписывающимися под каждой названной цифрой.

Каковы бы ни бьти достоинства академической системы, дети, прошедшие ординарное школьное обучение, несомненно, более уравновешенны. Данные опросов показали на 43 % меньше психологических отклонений среди групп детей, которые…

(Главное — это не говорить, что под отклонениями понимаются высокая самооценка, конкурентоспособность и желание учиться.)

Не забывайте быть точным, в особенности когда говорите расплывчато.

Мы можем на 90 % быть уверены, что Блоггс виновен.

(И на 100 % — что это невозможно доказать.)

Неуместный юмор

Этот софизм заключается в том, что в разговор вставляются не относящиеся к делу реплики шутливого характера с целью отвлечь внимание аудитории от рассматриваемого вопроса.

Высказывания моего оппонента напомнили мне одну историю…

(Которая вряд ли поможет слушателям вспомнить о том, что они так и не услышали ваших доводов.)

Конечно, юмор разнообразит и оживляет дискуссию, но также и отвлекает. Ошибка здесь кроется не в самом использовании юмора, но в его применении для отвлечения внимания от достоинств и недостатков обсуждаемого предмета. Удачной шуткой можно завоевать слушателя, но не выиграть спор.

Страстным приверженцем этого софизма является человек, задающий вопросы кандидатам на выборах. Его болтовня сопровождает любое избирательное заседание в парламенте, зачастую заглушая все разумные аргументы — по той единственной веской причине, что они гораздо более интересны и, как правило, на голову выше в интеллектуальном смысле. Некоторые из этих шуток удостаиваются бессмертия, будучи внесенными в цитатник под авторством неизвестного, в особенности если их произнесение служило поводом для еще более остроумного ответа со стороны кандидата. И Ллойд Джордж, и Уинстон Черчилль, и Гарольд Вильсон показали себя большими мастерами в обращении неуместных шуток против их автора.

ВОПРОС: Вы что-нибудь знаете о сельском хозяйстве? Сколько пальцев на ноге у свиньи?

НЭНСИ АСТОР: Почему бы вам не снять ботинки и не посчитать?

В качестве классического примера неуместного юмора часто цитируют саркастическое замечание, сделанное епископом Вильберфорсом во время дебатов с Томасом Гексли об эволюции. Полный презрения к идее эволюции, епископ спросил у Гексли:

Вы утверждаете, что произошли от обезьяны; интересно, по отцовской или материнской линии?

(Ответ Гексли также считается классическим примером отповеди. Он заявил, что не видит стыда в том, чтобы происходить от обезьяны, и описал того, кого действительно постыдился бы числить в своих предках, — человека, который, несмотря на полученное образование, стремится затемнить ход рассуждения бессмысленной болтовней и апеллирует к предрассудкам слушателей.)

Проблема, с которой сталкивается использующий разумные аргументы, состоит в том, что на откровенный хохот так же трудно возразить, как и на презрительную насмешку. Публика предпочитает развлечения, а не рассуждения. Ораторы различных религиозных сект часто предлагают своим слушателям привести хоть одну цитату из Библии, которая противоречила бы их словам. Однако если кто-нибудь из публики действительно отважится это сделать, проповедующий обязательно ответит чем-нибудь вроде:

Ну, это, кажется, не столько от Луки, сколько от лукавого!

(За чем следует неизменный взрыв смеха и замешательство возражающего.)

Тот, кто пустился по дороге публичных дебатов, должен всегда носить в своем рюкзаке пригоршню заранее заготовленных шуток, чтобы швырнуть их в публику в нужный момент. На худой конец волна веселья, окатившая вашу жертву, слегка подмочит ее авторитет, одновременно дав вам время подумать над серьезным ответом.

Чтобы выработать способность выдавать отвлекающие шутки под влиянием момента, не задумываясь, необходимы природная сообразительность и большой опыт. Годы, проведенные в университетских аудиториях, хорошо оттачивают способность думать, не сходя с места. Шутке даже не обязательно быть особенно умной, если она удачно подана. Я однажды наблюдал, как один оратор вносил вполне разумное предложение относительно продажи авторитарным государствам самолетов, способных транспортировать ядерное оружие. Предложение было опрокинуто сделанным вскользь замечанием, что с этой задачей могли бы справиться и садовые тачки.

Один студент колледжа, которому готовились вынести порицание за «серьезные преступления и правонарушения», лишил веса своих обвинителей тем, что, торжественно повернувшись к аудитории, заявил:

Я готов смиренно принять это порицание — в конце концов я привык к этому с детства; моя мама тоже всегда считала, что я плохой мальчик.

(Взрыв смеха, в котором тонут обломки развалившегося обвинения.)

Ослепление научными доводами

Наука пользуется у людей невероятным авторитетом, поскольку ее выводы неоднократно находили подтверждение. В представлении публики самоотверженный ученый в белом халате является источником истинного знания в противовес частному мнению обычного человека. Тот факт, что он использует это знание для создания франкенштейновских монстров, нисколько не умаляет почтения к его утверждениям. Поэтому многие из тех, кто стремится подкрепить свои взгляды авторитетом науки, напяливают на себя белый халат научного жаргона в попытке выдать собственные измышления за нечто, чем они не являются.

Софизм ослепления научными доводами специализируется на применении технической терминологии, чтобы заставить публику поверить, будто сказанное имеет какое-то отношение к науке и подкреплено некими объективными опытными данными.

Синдром потери мотивации поддерживается давлением со стороны группы равных по социальным характеристикам, за исключением тех случаев, когда ориентация на достижения формирует доминирующий аспект в образовательном и социальном окружении.

(Что означает, попросту говоря, что люди не хотят работать, если не работают их друзья, разве что они очень стремятся к успеху. Это утверждение может быть справедливым или неверным, но многие попросту не решатся его оспаривать из-за того, что оно выглядит как экспертное мнение.)

Белый халат технической терминологии настолько ослепительно чист (еще бы, он ведь ни разу не был запятнан настоящей научной работой), что аудитория не в состоянии увидеть истинную цену сказанного. Вместо того чтобы оценивать предмет спора на основании свидетельств, приведенных за и против него, слушатели отступают перед сиянием языка, которым он изложен. Это софизм, поскольку терминология является здесь несущественным материалом, которому нет места среди доказательств. Как слова с подтекстом пытаются повлиять на исход спора с эмоциональной стороны, так же и псевдонаучный жаргон старается пробудить в слушателях незаслуженное почтение к сказанному. Утверждение остается тем же самым, независимо от того, каким языком оно изложено, и использование языка, чтобы обеспечить ему одобрение, является логической ошибкой.

Хотя ослепление научными доводами может применяться в любой области, многие согласятся, что сфера наиболее широкого распространения этого софизма — предметы, которые предпочитают называться науками, но ими не являются. Наука оперирует всем на свете, от атомов до звезд, на таком уровне, где индивидуальные предпочтения не имеют значения. Ученый говорит о вращающихся телах в целом и формулирует для них общие законы, которые можно проверить экспериментальным путем. Однако проблема в том, что для человеческих существ, в отличие от вращающихся тел, индивидуальные предпочтения очень даже имеют значение. Зачастую, опять-таки в отличие от вращающихся тел, они желают разного и поступают по-разному. Хотя это может предотвратить применение научного подхода по отношению к человеческим существам, оно не мешает нам делать вид, будто мы применяем научный подход. Все, что нам нужно при этом сделать, прибавить к нашим занятиям слово «наука». Так появляются «экономические науки», «политические науки» и «социальные науки». Затем мы драпируем их в тот самый ослепительной белизны халат научной терминологии и надеемся, что никто не заметит разницы.