Франклин Меррелл-Вольф - Пути в иные измерения Страница 29

Кто до крайнего предела может отвратиться от индивидуального желания, тот входит в течение Потока Сознания абсолютно вне действия или руководства желания. Человеческие словари не дают слов, которые символизировали бы то, что направляет или ведет к движению или преображению Здесь. Но выше великого Отречения - Вознаграждение, которое возводит Человека туда, где Он - господин даже над первой Нирваной. Оно возносит его на уровень, который выше Покоя, равно как и выше Деятельности; выше Бесформенности, равно как и выше Формы, и это - Высокая Беспристрастность. Кто пребывает на плане Высокой Беспристрастности, может перейти к покою или действию по своей воле, но остается по существу выше и того и другого, поскольку и то, и другое берется с того Уровня. Есть некая Полнота, выше Полноты Удовлетворения, при которой Удовлетворение может служить лишь инструментом, а не просто полагается как некая конечная цель. Так что Покой может быть соединен с действием, и равновесие остается ненарушенным. Но Высокая Беспристрастность объединяет гораздо больше, так как в ней соединены сразу все свойства, все противоречия. Это Конец и Начало и все, что между ними. Оно физическое, равно как и выше физического; это форма и бесформенность; оно простирается через все и за все, не исключая времени и пространства. Это желание и осуществленное желание в данный момент и вовеки. Оно превосходит всякое Отречение, даже самое высшее. Таким образом, уравновешивающее вознаграждение осуществлено. Здесь Знание и Бытие одно и то же одновременно. Буквально, здесь - предельная полнота превыше всякого воображения.

* * *

Не знаю, сколько я пробыл в состоянии Высокой Беспристрастности. Я долго бодрствовал этой ночью, далеко за полночь, а состояние продолжало углубляться. Все это время относительное сознание присутствовало как свидетель. Личное сознание как бы сократилось до чего-то незначительного, вроде точки. "Я" распростерлось неограниченно, подобно пространству, объемля и проникая все формы. Насколько могла достигнуть мысль, никаких пределов не было. Мне было совершенно все равно, перейдет ли тело в состояние, обычно называемое смертью, или останется жить. И уход был в равной мере не важен. Все зло, раздоры, трагедии и проблемы этого мира предстали столь незначительными, что это было поистине удивительно. Я увидел, что все человеческие катастрофы, даже самые страшные, были сравнительно лишь "бурей в стакане воды". Как будто не было и никакой особой нужды в Сострадании. Но с другой стороны абсолютно не было причины, почему бы не предпочесть деятельность среди людей и для людей. С точки зрения этого состояния казалось совершенно невозможным выбрать путь, который был бы ошибочен, или путь, который был бы лучше другого. Не было основания предпочесть продолжение жизни в физическом смысле, но точно так же и не было особого смысла в предпочтении оставить тело. Состояние это было слишком безотносительно и слишком абсолютно, чтобы конкретный выбор имел какое-то значение. Так что в субъектно-объектном смысле я был абсолютно свободен делать выбор, который мне представлялся подходящим. Я предпочел продолжать внешнюю деятельность, но с точки зрения Высокой Беспристрастности в этом не было ни достоинства, ни недостатка. Ибо Там и неверное и верное, равно как и все двойственности, абсолютно растворились в безотносительном.

Я перешел в Пространство, которое было ничто иное, как Я, и обнаружил, что Я объято чистой божественностью даже на физическом уровне. Было ощущение, что Бог есть физическое Присутствие, равно как и метафизическое. Но это присутствие есть всюду и есть все, и в то же самое время оно есть отрицание всего этого. К тому же там не было ни Бога, ни Меня, а одно лишь Бытие. Я исчез, и объект сознания исчез и в самом высоком, и в самом простом смысле. Меня больше не было, и Бога больше не было, но только Вечное, что поддерживает всех богов и все "Я".

Удивительно ли, что обычным ответом на вопрос: "Что такое Высокая Беспристрастность?" является молчание.

53. ДОКАЗАТЕЛЬСТВО ВЫСШЕГО ПОЗНАНИЯ

10 сентября

Много лет я трудился в надежде, что можно найти нечто большее, чем просто предположение подлинности Высшего Сознания, то есть, чтобы всякий достаточно живой ум в пределах субъектно-объектной сферы был удовлетворен точно так же, как убеждает математическое доказательство. Я вынужден допустить, что, по крайней мере, до сих пор никакого подобного решающего доказательства предоставлено не было. Например, не возникает сомнения в широте кругозора или остроте ума Бертрана Рассела. Рассел - искусный логик, и, тем не менее, как обнаруживается из его философских сочинений, он не убежден в реальности Высшего Сознания. Тот факт, что это так и для него, и для многих других подобных ему в этом отношении, весьма убедительно свидетельствует, что принудительное доказательство подлинности Высшего Сознания не было сформулировано, по крайней мере, в доступной нам литературе. Приходится признать, что даже Шанкаре, при всей его скрупулезности и, без сомнения, огромной силе интеллекта, не удалось представить доказательство в этом смысле. Подчас он даже впадает в то, что сейчас мы бы сочли явными логическими ошибками, такими, как неклассифицированная посылка. Еще явственнее в этой попытке доказательства неудача Платона. В нашей современной культуре мы являемся свидетельствами наиболее значительного из всех систематических усилий, а именно - разработки, начавшейся с Иммануила Канта, достигшей вершины у Гегеля и детально довершенной руками учеников Гегеля. Но опять-таки я должен сказать, хотя и с сожалением, что это усилие, так же как и другие, не увенчалось успехом в плане одной лишь логики. Очевидность этой неудачи видимо доказывают два соображения. В первую очередь гегельянцы стремились доказать принципиальную нереальность субъектно-объектного сознания, показав, что оно непременно заключает в себе противоречие. Но со времен Гегеля благодаря анализу основ математики понимание логики безгранично возросло. Вскоре обнаружилось, что принципы строгой дедукции несводимы к Аристотелевой логике тождества. Существуют иные принципы, используемые в логике относительного, которые по своим результатам являются не менее решающими. Так что сегодня под общим наименованием символической логики мы имеем значительно более мощный логический инструмент. В свете этой возросшей мощности кажется ясным, что те явные противоречия, которые считали обнаруженными и Кант, и Гегель, можно снять. Сам по себе этот факт во многом упраздняет принудительную силу философии Гегеля, хотя никоим образом не подвергает сомнению обоснованность его принципиального понимания. Второе соображение дал Маркс. На основе диалектической логики Гегеля Маркс создал философию, которая, по существу, в корне противоречит гегелевскому пониманию. Это опять-таки обнаруживает, что в смысле одной лишь логики Гегель не достиг своей основной цели.

Но является ли эта неудача всех существующих попыток дать убедительное доказательство лишь следствием недостаточного умения, или же она обнаруживает принципиальную неадекватность формальной логики самой по себе? Почти до сего дня я придерживался первой точки зрения, но теперь я не вижу иного выхода, кроме как допустить, что логике, взятой в чисто формальном смысле, эта задача неподвластна. Тут, несомненно, чистая математика предлагает подлинный путь к Познанию, но это не та математика, которая остается после того, как с ней покончили своим определением ее такие люди, как Бертран Рассел. Математика в этом смысле становится лишь формальным определением возможности, но она лишена всякой духовной действенности. Математика является духовной силой благодаря именно тому в ней элементу, который проигнорирован у Рассела в его "Принципах математики". Мыслители такого типа не видят этого из-за того, что как бы ни были велики их интеллектуальные способности, они, тем не менее, слепы в одном своем измерении. Они видят скелет математики, но не понимают ее душу. Именно в этом и кроется ключ к пониманию неудачи формального подхода. Без признания в некотором смысле души за математикой или логикой формальное доказательство обнаруживает лишь возможность, или гипотетический императив, но никогда не доходит до категорического императива. Категорично единственное Знание, которое может Освободить человека, это некое Знание Реальности, а не одной лишь возможности. Познание превращает гипотетическое знание в категорическое, и является единственной силой, которая может это сделать. Опыт не может совершить этого, так как опыт может дать лишь материальное наполнение субъектно-объектного знания, но никогда сам по себе не в состоянии поднять индивидуума из этой сферы. Кроме того, опыт никогда не дает категорической определенности, так как всякое слишком очевидное развитие искусства наблюдения меняет определение того, что было испытано. Познание не есть ни опыт, ни доказательство в формальном смысле. В результате ключ к Высшему Знанию пребывает в познании такого рода, которое не укладывается в субъектно-объектную сферу. Таким образом, доказательство Высшего Знания посредством языка, который с необходимостью ограничен пределами субъектно-объектной сферы, невозможно. Следовательно, последнее слово по этому поводу должно остаться за абсолютным агностицизмом для чисто субъектно-объектного сознания, как это давным-давно ясно показал Дэвид Юм.