Жак Лакан - Телевидение Страница 3

Бессознательное существует, лишь вне-существуя дискурсу, — тем более что и заявляет-то оно о себе с полной ясностью лишь в дискурсе истерика, тогда как в других местах это всего лишь прививка — даже, как ни удивительно покажется это на первый взгляд, в дискурсе аналитика, где его всего-навсего культивируют.

К слову, подразумевает ли понятие бессознательного, [[.хотя выслуишивали его и прежде, но в качестве чего-то иного.]] что его кто-то выслушивает? По-моему, да. Но помимо дискурса, которому бессознательное вне-существует, оценка его в качестве знания, которое не думает, не рассчитывает и не судит, им самим отнюдь не подразумевается — что не мешает ему (во время сна, например) работать. Это, можно сказать,[[Это знание, которое работает]] и есть тот идеальный работник, которого Маркс представляет эдаким венцом капиталистической экономики — в надежде, что он возьмет на себя дискурс господина, как это, хотя и в самой неожиданной форме, действительно и произошло. Там,[[.без господина-S2//S1]] где речь идет о дискурсе, нередко имеют место сюрпризы — больше того, в этом-то бессознательное и дает как раз о себе знать.

Дискурс, именуемый мною аналитическим, — это не что иное, как обусловленный практикой анализа вид социальных связей. Среди тех связей, что остаются в нашем обществе действенными, он по достоинству может расцениваться как одна из самых фундаментальных.

Однако из системы, в которой общественные связи между аналитиками реализуются, сами-то Вы как раз и исключены — разве не так?

Что касается "Общества" — якобы международного, хотя все это немного притянуто за уши, так как дела давно реша-

ются в семейном кругу, — то я хорошо знал его еще тогда, когда оно было в руках прямого и приемного потомства Фрейда; если позволите — хотя должен предупредить, что я выступаю при этом и как судья, и как одна из тяжущихся сторон, а следовательно, сторонник, — то я сказал бы, что в настоящее время оно превратилось в "Общество Взаимной Защиты от Аналитического Дискурса", ОВЗоАД.

Черт ОВЗоАД!

Они, видите ли, знать не желают того самого дискурса, которым само их существование обусловлено. Но это обстоятельство отнюдь не исключает их из аналитического дискурса, так как функции аналитиков они выполняют, то есть существуют люди, которые осуществляют собственный анализ вместе с ними.

Требованиям этого дискурса они, следовательно, удовлетворяют, хотя и пребывают в заблуждении относительно некоторых его последствий. Благоразумие, в целом, не покидает их — даже не будучи истинным, оно, возможно, идет им на пользу.

К тому же если кто чем и рискует, так

это они сами.

Вернемся, однако, к вопросу о психоаналитике. Не стоит ходить вокруг да около — все равно мы рано или поздно придем к тому самому, что я сейчас хочу вам сказать.

Дело в том, что с точки зрения объективной лучше всего его позицию можно было бы определить исходя из того, что называлось некогда "быть святым".

При жизни святой отнюдь не внушает уважения, доставляемого порой ореолом святости.

Никто не замечает его, ибо следует он правилу Бальтазара Грасиана: не бросаться в глаза — тому самому, что ввело в заблуждение Амело де ла Уссэ, решившего, будто пишет Грасиан о придворном.

Хочу объяснить: святой не творит милости, не делает ничего на потребу.[[Объект(а) воплоти]] Скорее он становится сам отребьем, он непотребствует. Пытаясь тем самым осуществить то, чего требует сама структура, — позволить субъекту, субъекту бессознательного, принять его за причину своего желания.

Собственно, именно омерзительность этой причины и дает пресловутому субъекту возможность в структуре, по меньшей мере, сориентироваться. Для самого святого все это не так уж весело, но, насколько я представляю себе, для некоторых телезрителей сказанное мною в странную картину существования святых прекрасно вписывается.

Что следствием этого является наслаждение — кто знанию сему и сладости сей непричастен? И лишь святой остается ни с чем, с пустыми руками. Именно это в первую очередь и поражает. Поражает тех, кто присматривается и воочию убеждается: святой — это отброс наслаждения.

Порою, однако, бывают и у него передышки, которыми он, как и весь мир, скромно довольствуется. Он наслаждается. На это время он упраздняется. Конечно, лукавые недоброжелатели подстерегают его, чтобы извлечь из этого повод покрасоваться самим, — не без этого. Но святому на это наплевать, как наплевать ему и на тех, кто воображает, будто в наслаждении этом его награда и состоит. Что, разумеется, просто смешно.

Ибо на справедливость распределения ему тоже наплевать — именно с этого безразличия все для него часто и начинается.

На самом деле святой не видит за собой никаких заслуг, что не означает отсутствия у него всякой морали. Окружающим досадно одно: они не видят, к чему это все может его привести.

Что касается меня, то я мыслю до умоисступления, ради того чтобы подобные им появились вновь. Наверное оттого что мне не удалось достичь этого самому.

Чем больше святых, тем больше люди смеются — вот мой принцип. Больше того, это и есть выход из дискурса капиталиста — что большим достижением отнюдь не станет, разве что для некоторых.

IV. Эти туманные жесты, призванные заручиться авторитетом моего дискурса

Прошло двадцать лет с тех пор, как Вы впервые сказали, что бессознательное структурировано как язык, и все эти годы Вам возражают в разных формах одно и то же: ((Все это лишь слова, слова, слова. А как быть с тем, что себя словами не обременяет, — сquidпсихической энергии, аффектом, влечением?»

Вы подражаете здесь тем жестам, которыми они, в ОВЗоАДе, внушают вам, будто вы имеете дело с фамильным их достоянием.

Ибо Вы, конечно, прекрасно знаете, что, по меньшей мере в Париже, они, в

ОВЗоАДе, питаются лишь тем, что им доставляет мое учение. Оно просачивается отовсюду, оно подобно сильному ветру, который приносит с собой прохладу. Тогда-то и повторяют они старые жесты, сбиваясь потеснее в конгресс, чтобы согреться.

Ибо, говоря сегодня об ОВЗоАДе, я делаю это вовсе не на потеху телезрителям и не из желания кому-то показать нос. Не в качестве посмешища задумана была Фрейдом организация, которой сам он аналитический дискурс завещал. Фрейд прекрасно знал, что испытание этим дискурсом будет суровым, — опыт первых его последователей послужил ему хорошим уроком.

Возьмем для начала вопрос о естественной энергии.

Естественная энергия — это такой мячик, с которым удобно упражняться, доказывая, что у тебя тоже на сей счет есть что сказать. Энергия — вы сами наклеиваете ей ярлычок естественной, потому что для них то, что она естественная, разумеется само собой, — создана для того, чтобы ее

расходовали, по мере того как запруда, стоящая на ее пути, направляет ее в полезное русло. Беда лишь в том, что естественной ее можно назвать разве что постольку, поскольку наша плотина вписывается в окружающую картину.

Говоря, будто расходуется при этом некая «жизненная сила»,[[Мифо либидо]] мы прибегаем к грубой метафоре. Ибо энергия — это не вещество, которое со временем облагораживается или скисает, а постоянная числовая величина, которую должен рассчитать физик, чтобы делать свою работу.

Делать в соответствии с той чисто механической динамикой, которая успела сложиться в эпоху от Галилея до Ньютона, — той самой, которая до сих пор лежит в основе того, что с большим или меньшим на то правом именуют физикой, дисциплиной строго верифицируемой.

Без этой постоянной величины, представляющей собой не более чем комбинацию вычислений, физика просто не существует. Считается, что об этом заботятся сами физики, чьи уравнения связывают массы, поля и импульсы таким образом, что числовой результат их удовлетворяет принципу сохранения энергии. Но ведь для того, чтобы формула удовлетворяла требованию верифицируемости, необходимо, чтобы принцип этот можно было заранее сформулировать, — а это, по выражению Галилея, факт ментального опыта. Другими словами, требование математической замкнутости системы имеет вес даже больший, нежели предположение о ее физической изоляции.

Все это придумал не я. Любой физик ясно отдает себе отчет, то есть с готовностью признается себе, в том, что энергия есть лишь цифровое, шифрованное выражение постоянства.

Что же касается того, что вычленяет в качестве первичного процесса в бессознательном Фрейд, — это уже я говорю, но каждый может пойти и убедиться сам, — то это нечто такое, что не столько шифруется, сколько, наоборот, расшифровывается. И я утверждаю: это не что иное, как само наслаждение. Но тогда оно не представляет собой энергии и в качестве таковой никуда не вписывается.[[Энергетика наслаждения неподдается обоснованию]]