Михайи Чиксентмихайи - Поток: Психология оптимального переживания Страница 30

Более того, семьи, создающие аутотелический контекст, сохраняют большое количество психической энергии для всех своих членов, тем самым расширяя возможности радостного восприятия жизни. Дети в таких семьях четко знают, что можно, а что нельзя, им не нужно постоянно оспаривать установленные правила, они не думают о том, как в будущем оправдать ожидания своих родителей. Поскольку подобные проблемы, типичные для «хаотических» семей, не занимают их внимание, они получают возможность посвящать себя занятиям, которые расширяют горизонты их развития. В менее упорядоченных семьях большое количество энергии расходуется на бесконечные переговоры и выяснение отношений, а дети пытаются защитить свою индивидуальность от давления целей и установок, навязываемых взрослыми.

Как и следовало предполагать, самые значительные различия между подростками из семей, создающих аутотелический контекст, и из семей, не обеспечивающих таких условий, наблюдались дома, в кругу родственников: первые были существенно более счастливыми, уверенными в себе, радостными и удовлетворенными жизнью, чем их менее удачливые сверстники. Но различия проявлялись и при выполнении домашних зданий или в школе: дети из аутотелических семей легче достигали состояния потока. И только в кругу друзей различия исчезали: все опрошенные подростки чувствовали себя одинаково хорошо.

Обращение родителей со своими детьми в младенческом возрасте, вероятно, в дальнейшем влияет на способность последних достигать состояния потока. Однако по этой проблеме пока нет долгосрочных исследований, которые бы позволили проследить причинно-следственные связи на значительном временном отрезке. Тем не менее есть основания полагать, что ребенок, переживший насилие или часто испытывавший угрозу лишиться родительской любви, что сегодня встречается с пугающей частотой, будет впоследствии настолько обеспокоен сохранением целостности своего Я, что у него останется крайне мало энергии на самосовершенствование. Когда такой ребенок вырастет, удовлетворение и радость от жизни у него будут связаны с развлечениями, а не с решением все более и более сложных задач.

Люди потока

Особенности характера, свойственные аутотелическим личностям, наиболее ярко проявляются у людей, которые как будто получают удовольствие от ситуаций, показавшихся бы другим невыносимыми. Затерявшись во льдах Антарктики или сидя в камере одиночного заключения, они превращают окружающую их безрадостную действительность в поле активной деятельности и борьбы, приносящей радость.

Ричард Логан, изучавший поведение людей в трудных жизненных ситуациях, пришел к выводу, что они выжили потому, что смогли превратить объективно опасные и угнетающие обстоятельства в контролируемый субъективный опыт. Эти люди вели себя так, как будто находились в состоянии потока. Во-первых, они с пристальным вниманием изучали мельчайшие детали окружающей их обстановки, пытаясь обнаружить скрытые возможности для действия. Важно и то, что они ставили перед собой цели, достижимые в данной экстремальной ситуации, а также тщательно отслеживали свое продвижение вперед, ориентируясь на получаемую ими обратную связь. Достигнув цели, они повышали ставки, усложняя себе задачи.

Кристофер Берни, брошенный нацистами в одиночную камеру, дает классическое описание подобного поведения.

В условиях резкого ограничения свободы, испытывая острый недостаток пищи для ума и чувств, мы можем взять те немногие предметы, что имеются в нашем распоряжении, и изучить их, задавая множество подчас абсурдных вопросов. Работает ли это? Как? Кто сделал это и из чего? Когда и где я видел нечто подобное, о чем еще эта вещь напоминает мне?.. И мы запускаем удивительный поток комбинаций и ассоциаций, рождающийся в нашем уме. Протяженность и сложность этого мыслительного потока вскоре заставляют нас забыть о незначительном предмете, который его вызвал. Например, я задался целью тщательно обмерить свою кровать, чтобы сравнить ее со школьными или армейскими кроватями… Разобравшись с ней, что было несложно, я занялся исследованием одеяла, пытаясь оценить его теплоизолирующую способность. После этого я изучил механику запоров моей камеры, особенности унитаза, вычислил размеры камеры, ее пространственное положение и так далее.

О подобной находчивости в изобретении для себя целей и задач, в поиске возможностей для умственного напряжения рассказывают все, кто пережил одиночное заключение: от дипломатов, захваченных террористами, до старушек, брошенных в тюрьму китайскими коммунистами. Ева Цейзел, дизайнер по керамике, более года просидевшая в тюрьме на Лубянке в период сталинских репрессий, удерживала себя от подступавшего отчаяния фантазиями о настенных светильниках, которые могли бы получиться из подручных материалов. Она также играла в шахматы с воображаемым противником, вела мысленные диалоги на французском, делала гимнастику и сочиняла поэмы. Александр Солженицын, вспоминая время своего заключения в Лефортовской тюрьме, рассказывал, как один из его сокамерников, нарисовав на тюремном полу карту мира, совершал воображаемое путешествие через Азию и Европу в Америку, в день проходя по несколько километров. Подобные «игры» изобретались узниками во все времена. Так, любимый архитектор Гитлера, Альберт Шпеер, во время заключения в тюрьме Шпандау поддерживал в себе рассудок, воображая паломничество из Берлина в Иерусалим и рисуя в уме все события и встречи во время этого пути.

Один мой знакомый, служивший в разведке ВВС США, рассказал мне историю летчика, долгое время находившегося в плену во Вьетнаме. В лагере для военнопленных в джунглях он потерял 80 фунтов веса и серьезно подорвал здоровье. Сразу после освобождения он попросил разрешить ему сыграть партию в гольф. Ко всеобщему удивлению, несмотря на истощение, он показал блестящие результаты. В ответ на расспросы офицеров летчик рассказал, что в плену он ежедневно представлял, как играет партию на 18 лунок, точно рассчитывая ходы и тщательно выверяя удары. Это помогло ему не только сохранить рассудок, но и не утратить спортивные навыки.

Тибор Толлаш, поэт, который в период наиболее жесткого коммунистического режима в Венгрии провел несколько лет в одиночной камере Вышеградской тюрьмы вместе с сотнями других представителей интеллигенции, рассказывал, как заключенные, коротая время, больше года проводили конкурс поэтического перевода. Сначала они должны были решить, какое произведение переводить. Процесс выбора занял несколько месяцев, поскольку нужно было передавать из камеры в камеру записки с предложениями, а затем организовать голосование. Наконец, все сошлись на том, что для перевода лучше всего подходит «Капитан» Уолта Уитмена, поскольку именно этот текст большинство заключенных смогло наиболее полно воспроизвести по памяти в оригинале. Началась серьезная работа: каждый делал свой вариант перевода. Поскольку в тюрьме не было ни ручек, ни бумаги, Толлаш растирал мыло на подошвах ботинок и выцарапывал на нем стихи зубочисткой. Выучив строку наизусть, он покрывал подошву новым слоем мыла. Когда работа была закончена, переводчик запоминал свой вариант и переправлял его в следующую камеру. Вскоре по тюрьме циркулировал десяток версий стихотворения, все заключенные принимали участие в оценке и голосовании. После подведения итогов конкурса по Уитмену они занялись переводом Шиллера.

Когда нам угрожают враждебные обстоятельства, необходимо восстановить чувство контроля над ситуаций, отыскав новое направление для нашей психической энергии – направление, не подвластное внешним силам. Даже если все наши обычные желания подавлены, нужно стремиться к осмысленной цели, чтобы упорядочить свое сознание. Таким образом, и в рабстве можно чувствовать себя свободным. Вот что писал по этому поводу Александр Солженицын: «Иногда во время переклички, стоя в рядах подавленных узников, среди криков вооруженной охраны, меня вдруг охватывала какая-то странная легкость. Я чувствовал себя унесенным прочь… Я становился свободным и счастливым. Некоторые из нас пытались спастись, бросаясь на колючую проволоку. Но для меня колючей проволоки не существовало. Мое "освобождение" оставалось внешне незамеченным, хотя в эти моменты я был где-то далеко, несясь навстречу ветру и солнцу».

О подобных способах обретения контроля над сознанием рассказывают не только заключенные. Аналогичные приемы использовал, например, адмирал Бёрд, который однажды зимовал в полном одиночестве четыре темных и холодных месяца в крошечном домике на Южном полюсе, или Чарльз Линдберг, в одиночку боровшийся с враждебной стихией во время своего трансатлантического полета. Что же позволяет одним достигать состояния внутреннего контроля, в то время как другие отступают перед лицом внешних трудностей?