Мэдсен Пири - Железные аргументы. Победа, даже если ты не прав Страница 30

На практике размер риска для жизни при каждом предложенном ограничении должен быть сопоставлен с тем, что будет достигнуто благодаря возможности быстро перемещаться и перевозить товары. Большинство наших повседневных занятий сопряжено с определенной степенью риска, который может быть уменьшен, если мы ограничим наши действия. В действительности мы меняем риск на удобство и комфорт. Если вопрос об установлении ограничения скорости на отметке 60 км/ч касается исключительно жизней, которые могут быть спасены, выдвигающему это предложение понадобятся дополнительные соображения, чтобы остановиться на 60 км/ч, прежде чем поезд без тормозов, каким является его собственное рассуждение, не увезет его к 50 км/ч, потом к 40 км/ч, пока, наконец, не достигнет 0 км/ч и не врежется в буферный брус.

Кое-кто считает, что, поскольку в Англии налогоплательщикам приходится оплачивать содержание Государственной службы здравоохранения, это предоставляет государству достаточное оправдание для запрета на курение, так как курильщики больше страдают от различных заболеваний. Возможно, существуют веские причины запретить курение, однако сам этот аргумент — что расходы, вызванные поведением курильщиков, ложатся на плечи других — является поездом без тормозов. Действительно, зачем останавливаться здесь? То же самое соображение прекрасно подходит к любому другому образу действий, неблаготворно влияющему на здоровье. Его можно применить к употреблению в пищу насыщенных жиров, таких как сливочное масло, или рафинированного белого сахара. Государство могло бы потребовать от людей заниматься физическими упражнениями, чтобы другим не приходилось нести расходы на поправку их здоровья по причине их лености. Если этот довод следует применять только к курению, должны быть указаны какие-то причины, по которым поезд останавливается именно здесь.

Обычно спорящий попадает в поезд без тормозов, когда он настолько увлечен направлением движения, что забывает оценить расстояние. Он будет радостно ехать вперед до тех пор, пока кто-нибудь не выведет его из забытья вопросом: — «Почему мы останавливаемся здесь?»

Государство должно субсидировать оперу, потому что без дополнительной поддержки со стороны государственных фондов организовывать постановки будет чересчур затратно.

(Глядя, как поезд уносится в туманную даль, знайте, что следующими остановками могут быть представления son et lumiere[15], реконструкции событий гражданской войны и гладиаторские бои. Если опера чем-то от них отличается, нам необходимо знать, чем именно.)

Эта ошибка обычно возникает, когда некто вьщвигает общее утверждение для того, что он считает особым случаем. Если утверждение имеет хоть какую-то ценность, слушатель сразу же начинает недоумевать, почему оно должно быть ограничено только этим случаем. Чтобы справиться с поездом без тормозов, обычно бывает достаточно указать на несколько наиболее нелепо выглядящих станций, расположенных дальше по той же ветке. Если следует запретить привилегированные школы, поскольку они предоставляют ученикам — «несправедливое преимущество», почему заодно не запретить богатым родителям покупать своим детям книги или увозить их на каникулы за границу ведь это по сути то же самое?

Чтобы заманить людей на поезд без тормозов, нужно всего лишь апеллировать к вещам, которые у них наиболее популярны, таким как спасение жизней, помощь вдовам и сиротам или правильное воспитание детей. Подобные вещи пользуются всеобщей поддержкой, которую можно использовать, чтобы затем обратить на то единственное предложение, которое для вас важно, — таким образом вы достигнете желаемого и в то же время аккуратно минуете все остальное.

Существует очень специфическая вариация данного софизма, когда вы вначале получаете одобрение для принципов, поддерживающих некую приемлемую цель, и только после того, как эта точка достигнута, раскрываете другую, неприемлемую цель, поддерживаемую этими же принципами.

Вы согласились открыть в нашем городе зал для игры в бинго, потому что люди должны иметь возможность играть в азартные игры, если им это нравится. Теперь я предлагаю, исходя из тех же самых соображений, установить на каждой улице игровые автоматы.

Принятие желаемого за действительное

Многие из нас не ограничиваются тем, что с радостью принимают желаемое за действительное, но и возвышают это до статуса софизма, используя вместо аргумента. Если мы принимаем какое-либо утверждение на том основании, что нам хотелось бы, чтобы оно было верным, а не благодаря представленным доводам или свидетельствам в его польэу, мы переходим в область софизма. Точно так же мы допускаем эту ошибку, отвергая что-либо исключительно потому, что не желаем верить, что это так.

Идти на работу в такую ужасную погоду? Кому от этого станет лучше? Нет уж, я лучше возьму выходной и полежу дома в постели.

(Должно быть, любой из нас в какой-то момент ощутил на себе силу этого аргумента. К несчастью, хотя могут существовать различные соображения за или против того, чтобы отправиться на работу, нежелание идти туда является достаточно убедительным только для нас самих.)

Наши желания редко имеют непосредственное отношение к вопросу об истинности или ложности чего-либо. Мы совершаем ошибку, когда пытаемся найти для них место в обсуждении доводов за и против. Предположение, что мир таков, каким мы хотели бы его видеть, может оправдываться с точки зрения солипсизма, но никуда не годится с точки зрения логики.

Конечно же, движение за охрану окружающей среды добьется успеха! Ведь иначе это будет означать конец для всего человечества.

(Тот факт, что нам хочется, чтобы действия движения увенчались успехом, еще не значит, что так и будет. Вполне возможно, что человечеству действительно скоро придет конец, и в таком случае все равно, продолжаете вы надеяться или пакуете чемоданы для переезда в другую вселенную.)

Бесплодные мечтания часто возникают, чтобы придать яркость нашему суждению о результатах событий, на которые мы не имеем возможности повлиять.

Он не может умереть! Мы без него не справимся!

(Может. Справятся.)

Смерть, раз уж о ней зашла речь, является предметом, к которому данный софизм особенно тяготеет. Он смягчает внезапный и окончательный характер смерти, превращая ее в нечто более приемлемое для нас, хотя наши желания едва ли смогут найти достаточное основание для подобных предположений. Босуэлл, посетив умирающего Юма, спросил философа о возможности жизни после смерти:

Рааве не будет более приятно иметь надежду на новую встречу с друзьями?

(Он назвал троих недавно усопших друзей Юма, однако последний твердо отрицал такое допущение. «Он признал, что это будет приятно, — сообщал Босуэлл, — но добавил, что ни один из них не разделял настолько абсурдного представления».)

Время, нодобно смерти, является областью, в которой наши желания подменяют собой способность влиять на события.

Нет, сегодня не может быть пятница! Я же еще почти ничею не выучил к экзамену!

(Насчет дня он ошибся, а вот насчет экзамена все верно.)

При принятии желаемого за действительное трудность состоит в том, что, когда вы хотите одного, а законы мироздания диктуют другое, возникает конфликт интересов, который вряд ли будет разрешен в вашу пользу. Поскольку это так, для вас было бы лучше потратить свое время на хоть какую-то подготовку к грядущему исходу, а не на мечтания о том, чтобы произошло что-то другое.

Банк обязательно продлит нам кредит, иначе мы просто не сможем выжить.

(Банковских управляющих не интересует ваше выживание. Они стремятся только к двум вещам: как заработать побольше денег для банка и хорошенько нажиться на бедняках.)

Большинство из нас уже давно являются мастерами применения данного софизма к самим себе. Если вы будете использовать его, чтобы склонить на свою сторону других, не забывайте о том, что в ваших доводах должны фигурировать их желания, а не ваши.

Этот бизнес будет процветать — ваши вложения принесут вам огромный доход!

(Такой вариант более эффективен, чем «Этот бизнес будет процветать — я стану богатым на всю жизнь».)

Скользкий склон

Со скользкими склонами настолько опасно иметь дело, что достаточно одного робкого шага, как вы начинаете скользить и не останавливаетесь, пока не достигнете подножия. Никому не дано взобраться по скользкому склону наверх, они предназначены исключительно для скатывания по ним навстречу катастрофе… Софизм, о котором идет речь, состоит в предположении, будто один-единственный шаг в определенном направлении роковым образом неотвратимо приведет к прохождению всей дистанции. Есть случаи, когда один шаг ведет к другому, и есть случаи, когда это не так. Не является ошибкой предположить, что после первого сделанного шага дальнейшие могут вести к неприятным для вас последствиям, однако чаще всего неверно предполагать, что это обязательно случится.