Вилейанур Рамачандран - Рождение разума. Загадки нашего сознания Страница 31

Другой взгляд на интроспективное сознание состоит в том, что исходно оно возникло для того, чтобы стимулировать разум других людей помогать развивать сложные идеи в сознании других. Ник Хамфри высказал эту версию на конференции, которую я организовал в Кембридже (Josephson, Ramachandran, 1979). Подобные идеи были у Дейвида Премака и Макса Хаузера. На той же встрече Хорас Барлоу предположил существование тесной связи между языком и сознвнием.

Квалия может нуждаться в самоощущения, но мие трудно поверить в то, что ей необходим окончательно сформировавшийся язык в обычном понимании этого термина. Как я заметил на той конференции в Кембридже, квалпя в целом, а цвета в частности гораздо более «мелкозернисты», чем слова, которые используются для их обозначения.

4. Было бы интересно посмотреть, как пациент ствнет реагировать на укол иглой, испытывая эффект «отстраненности» от тела. Будет ли у него кожно — гальваниче- ская реакция? Будет ли пн чувствовать боль или хотя бы тактильные ощущения, как если бы его тело испытываю боль, a он просто наблюдал за этим со стороны? Вопрос о кожно — гальванической реакции также можно задать про пациентов, находящихся под воздействием кеташша[71]. поскольку они тоже испытывают чувство отстраненности от тела.

5. Другой способностью, тесио связанной с семантическими аспектами языка, является обращение с символами: способность «жонглировать» зрительными образами объектов в своем мозгу «офлайн».

Чтобы проиллюстрировать это, я предлагаю мыслительный эксперимент (в отличие от экспериментов философов, мой опыт можно провести). Представьте себе, что я показываю вам три ящика разных размеров, стоящие на полу, и некий приятный предмет, свисающий с высокого потолка. Я быстро составляю три ящика, вннз поставив самый большой и сверху два меньших, затем становлюсь на них, чтобы достать награду.

Шимпанзе тоже может решить эту задачу, но он добьется этого решения путем проб и ошибок, исследуя ящики на практике.

Теперь я вношу в эксперимент изменение. Все три ящика помечаю тремя цветными светящимися точками, например красной — большой ятцпк, синей — средний ящик и зеленой — маленький ящик, и размещаю пх порознь на полу. Я приглашаю вас в комнату и даю вам некоторое время, достаточное, чтобы запомнить, какую точку имеет каждый из ящиков. Далее выключается свет, и теперь вы видите только символы ящиков — светящиеся цветные точки. После этого я вношу в темную комнату светящийся предмет — награду и эакрепляю его на потолке. Если у вас здоровый мозг, то вы без всяких колебаний поставите красную точку в основании, синюю в середине, а зеленую сверху, а затем вскарабкаетесь на них. Другими словами, будучи человеческим существом, вы способны создавать случайные символы (по свободной аналогии со словами), а потом «жонглировать» зрительными образами объектов в своем мозгу, производя мысленное воспроизведение реальности, чтобы найти решение. Вы сможете сделать это, даже если на первом этапе увидите ящики только с красной и зеленой точками, отдельно — ящики с зеленой и синей точками, а на стадии эксперимента я покажу вам отдельно ящики с красной и зеленой точками (поскольку сложение даже двух ящиков дает вам лучший доступ к Hai раде). Совершенно уверен, что теперь вы сможете мыс\енно «жонглировать» символами, чтобы определить переходные условия: если красный ящик больше, чем синий, а синий больше, чем зеленый, значит, красный должен быть больше, чем зеленый Это позволит вам и в темноте поставить зеленый ящик на красный, даже при том. что относительные их размеры будут невидимыми.

Человекообразная обезьяна определенно не сможет выполнить такое задание, поскольку оно требует мыс- \l‑iiiilix манипуляций «машчеекпми» (условными) знаками, что является основой языка Тем не мепсе. А" какой степени речь является необходимым уаовиеы рассуждений «если… то» — особенно в новых ситуациях? Что. если бы вы попробовали провести эксперимент с пациентами, страдающими афазией Вериике [72]. не понимающими речь? Или с афазией Брока[73], при которой люди имеют трудности с такими грамматиче- ски — функциональнымн образованиями, как «если… то»? Такие эксперименты могут сильно помочь нам в изучении неуловимого раздела между речью и мышлением.

А как насчет способностей, которые требуются для игры в шахматы {необходимость предположения «если., то»), решения алгебраических задач (у Джона и Мэри было девять яблок: у Джона было вдвое больше, чем у Мэри Сколько яблок было у каждого?) или составления компьютерных программ? Могут ли больные с афазией Брока или Вернике выполнять такие задания, если предположить, что они были хорошими шахматистами, математиками или программистами до болезни? И наконец, у классической алгебры есть собственный «синтаксис», у программирования — свой «язык», но до какой степени они подключаются к механизмам мозга как естественный язык?

Однако не слишком ли мы перегибаем палку? В конечном счете большинство из нас может представлять себе последовательность зрительных образов, не называя в уме такие слова, как «если., то», — так зачем вообще ссылаться на язык? Однако здесь нам нужно быть осторожнее, чтобы не потонуть в интроспекции; ведь вполне возможно, что даже то, что воспринимается как жонглирование зрительными символами, может быть безмолвным бессознательным использованием тех же нервных механизмов, что и в определенных аспектах речи.

6. Но не приводит ли этот взгляд на «репрезентацию репрезентации» к бесконечному регрессу? Не понадобится ли вам еще и третичная репрезентация вторичной репрезентации?

Это необязательно. Представьте себе предложение: «Я знаю, что он знает, что я знаю, что он угнал мою машину». Оно влечет за собой репрезентацию его репрезентации моей репрезентации. Но если я пойду дальше, то не смогу удерживать большее количество репрезентаций одновременно; они начнут угасать, как эхо. (Хотя я могу вычислить их в уме.) Одна метарепрезентация уже является большим подспорьем, и здесь у эволюции может просто не быть иного выбора, кроме как развивать способность к ограничениям, учитывая наши уже существующие лимиты памяти и внимания. Сознание имеет гораздо более ограниченные возможности. чем мы обычно полагаем.

7. Что именно влечет за собой это «изготовление удобных в обращении порций» квалий, речи и мышления {см. с. 115)? Здесь мы входим в сумеречную зону: это загадочная ступень эволюции, которая трансформировала человекообразное мышление в человеческое сознание и самосознание. В книге «Фантомы мозга» я высказываю предположение о существовании четырех функциональных свойств, совмещенных с нейрофизиологическими событиями, которые оказываются привязанными к квалиям, в противоположность качествам, не связанным с этими событиями (как, например, ретроспективный взгляд). Я называю их «четыре закона квалии»: I) очевидность/бесповоротность; 2) воскрешение в памяти явного смысла или семантических значений; 3) кратковременная память; 4) внимание.

В книге «Фантомы мозга» я подробно описываю первый закон, поэтому сейчас просто сделаю короткое резюме остальных трех. У пациента с параплегией коленный рефлекс остается неповрежденным — удар по его сухожилию неизменно вызывает коленный рефлекс; но он не испытывает квалию. Причина в том, что ощущение, идущее от спинного мозга, подключается только к одному выходу — сокращению мышцы — и не может быть использовано любым другим образом. С другой стороны, нагруженный квалией объект восприятия {такой, как зрительное восприятие желтого пятна на брюках) имеет несчетное количество толкований, например «банан», «желтый зуб», «лимон». Слово «желтый» предоставляет вам роскошь выбора: какое «толкование» выявляет текущие потребности, предписанные пояспой извилиной и другими лобными структурами. Выбор, в свою очередь, требует от вас удерживать информацию в «рабочей» памяти {закон

третий) столько времени, сколько понадобится, чтобы задействовать внимание, используя поясную извилину (закон четвертый). На этом мы закончим наш экскурс в мои «четыре закона квалии».

Преимущество знания этих критериев состоит в том, что вы можете применять их к любой системе, чтобы понять, обладает ли она квалией и самосознанием. (Например, применимы ли они к лунатику?) Они также выявляют такие глупые вопросы, как: «Испытывает ли венерина мухоловка сенсорную квалию от насекомого, когда она захлопывает свое рыльце?» — нет не испытывает; «Имеет ли термостат температурную квалию?» и т. д Эти вопросы имеют мало смысла для нейрофизиолога, как и следующий: «Являются ли вирусы живыми существами?» — да, являются для молекулярного биолога, работающего после открытия Уотсона и Крика. Такие пограничные примеры нужно приводить, чтобы прояснять туманные различия.