Дмитрий Соколов - Любовные реки, семейные берега (Архетипические сюжеты семьи и рода) Страница 34

Да, если ребенок воспринимается как часть себя, а себя не любишь. – что тут говорить, все понятно. »

Вот из-за подобных раскладов я и стерегусь слияния, и предпочитаю сепарацию при всей ее неприятности и болезненности.

Так ведь я мужчина.

Это вообще кажется мне одним из тех мест, где следует уважать мужчин. Мы изначально склонны рассматривать другого человека – пусть собственного ребенка – как другого человека. Мамы к этому изначально не склонны, и многих людей спокойное и «отдельное» отношение отца кормит во взрослой жизни не меньше, чем мамино

слияние кормило в детстве.

Статусные нарушения: «Победа над родителями»

Про этот сюжет немного трудно писать, потому что он настолько распространен вокруг, что в каком-то смысле является нормой. Его главный симптом, наверное, можно описать очень просто: это когда ребенок думает, что он умнее своих родителей.

Слово «умнее» здесь не очень принципиально, но это просто самая понятная и распространенная форма симптома. Дело здесь, конечно, не в уме, который у всех разный бывает, и в общем, у всех довольно одинаковый. На место «умнее» можно поставить «сильнее», «лучше», «старше». Дело не в уме, а в статусе, который «магически» таким образом заявляется. А статус заявляется очень интересный: ребенок – главнее своих родителей.

Говорят, в древнем Китае был культ предков, и предки изначально считались ближе к «благородному прообразу» и выше потомков во всех важных качествах. Для нашей культуры эта сказка кажется просто дикой, под такую лапшу даже первоклассник не подпишется. «Мир прогрессирует» и «дети лучше родителей» – это очень родственные сказки. Такова культуральная установка, здесь мы во многих смыслах бессильны.

Мы можем только наблюдать, куда приводит такой сюжет.

Конечно, для разных из нас, кто попал в него, существует разные обстоятельства. Кто-то расскажет, что для родителей он был не важен, роли свои они исполняли плохо, и поэтому ему пришлось стать «родителем самому себе». Кто-то объяснит, что родители – люди со слишком тяжелой судьбой, на них и оглядываться-то не хочется, не то что признавать главенство. Есть истории про «тупых» и «жестоких» родителей, из-под власти которых еле живой ушел – тот, кто теперь о них слышать не хочет. Есть истории про «совсем глупых» родителей, которые и в своей-то жизни не могут разобраться, не то что в нашей. Есть истории такие и истории сякие, но вывод из них один – родители авторитетами не считаются. Да, есть еще много историй, где о них самих приходится заботиться, то на работу устраивать, то замуж выдавать. Какие уж тут авторитеты.

Пока вы «нормально» беседуете с «нормальными» людьми, все эти истории проходят перед взором вполне спокойно. Ну, надо же, как жизнь сложилась. А начинаешь разбираться в этой жизни, исследовать ее базис и отправные точки – а там всё орет: «Папа! Мама!»

И оказывается, что в этой сказке первым эпизодом является «опускание» родителей, а вторым – пустота и тревожность, что «не на кого опереться», вой по поводу одиночества, жалобы на неимоверные тяжести, которые приходится тащить. Узнаете сказочку, нет? Герои этой сказки вначале слишком много берут на себя, совершая «акт отрицания родителей», а затем оказывается, что столько они тащить не могут.

«Генерал, мы столько всего завоевали, что непонятно, что с этим делать»

«Не отдавать же назад. Грузите обоз».

Сюжет «победы над родителями» часто вытекает из известных нам уже сюжетов. Например, из сюжета «Обиды-на-родителей», только в такой форме, когда обиды хоронятся под компенсаторным слоем «я уже выше этого» и «обижаться не на кого». Или из сюжета «Супружеских войн», где ребенок вначале побеждает одного родителя в союзе с другим, а потом всю жизнь не может переварить эту победу. Это же очень вероятное продолжение «Эдипова треугольника», где «победа» оборачивается долгой и жестокой расплатой (зарисованной, например, в скорой главе про «Комнату Небесной Милиции»). В сюжете «Безотцовщины» ребенок не признает одного родителя из солидарности с другим, но потом с большой вероятностью из союзника становится мстителем – и таким образом, теряет обоих. Из сюжета «Гипер-опеки» выросший ребенок может бежать, спасая остатки разума и самоидентичности, и попасть сюда же.

На выходе из такого сюжета – часто сюжет «Неприкаянной души». Еще одно возможное продолжение – «Бездетность»: детей легко рожать в мирной череде поколений, опираясь на помощь старших (и материальную, и психологическую), и трудно – в одиночку; а еще труднее, когда ты «на себе» «тянешь» мало того, что себя, так еще и собственных родителей.

Это, впрочем, отдельный разговор – про «парентификацию», «родителей своих родителей». «Победа над родителями» – сюжет тривиальный и вполне демократический; «парентификация» – экзотичнее и круче.

Честности ради, я хочу признать, что люди, которых я встречал в сюжете «Победы над родителями» очень часто казались мне прекрасными людьми. Например, по уровню взрослости, ума, ответственности. Как говорят в Белоруссии, «А может, так и надо?»

Откуда рождаются дети

(Эскиз о парентификации)

За последнее время несколько десятков человек на моих глазах (и ушах) сочинили сказки про то, как родились-появились разные сказочные персонажи. И электрочайники, и гладиаторы, и матьтерезы, и прочие интереснейшие герои. Конечно, легко прослеживаются основные варианты.

Сейчас хочу рассказать про одну вариацию, которая встречалась во всех группах, и по-моему, достойна восхищения и мифологического изучения. Речь идет о сюжетах, в которых герой родился – сам. Безо всяких родителей. В разных сказках это обыгрывается по-разному: он просто появился посреди леса или дома, его принес ангел или аист, он сам себя сложил из разноцветного песка и так далее. Родители, даже если и есть в такой сказке, уже знакомятся с героем пост-фактум. Еще одна нередкий вариант – те родители, которые есть, – «не настоящие», а где-то есть другая пара, «родителей истинных». (Прекрасная была сказка про «Профессиональный Праздник Грузовых Аистов», где они все напились и в тот день перепутали множество младенцев.)

Что объединяет авторов этих сказок? Мне кажется, общая их настроенность в отношении своей родительской семьи, легко вычисляемая из таких сюжетов. Тот, кто родился из ниоткуда, никому ничего не должен. Особенно он не должен две вещи: во-первых, признание-почтение-уважение; и во-вторых, знание о том, как (была) устроена родительская семья. Почти всегда человек говорит что-то вроде: там был такой ужас, что вспоминать не хочется.

А в своей семье, очень часто говорит такой персонаж, я построю всё совсем-совсем по-другому.

Можно в рамках сказкотерапии много рассказать о такой сюжетике: и ее героическую жанровую устремленность, и ее очевидную теневую сторону (соответствующую зонам бессознательности у самого человека), и привести мощные мифологические примеры подобных благодатных сюжетов (рождение героя-спасителя, вроде Моисея). Не здесь. Меня в рамках изучения семейных структур заинтересовало другое.

Понятно, что это, с «высокой» точки зрения, в основном наглость и глупость, обычные атрибуты героического жанра. Глупость, в основном, потому, что «в своей семье» вся основная структура с большущей вероятностью будет слепком с родительской. И чтобы этого не произошло, то родительскую структуру как раз стоит изучать, а не забывать.

Но меня в этой «наглости и глупости» заинтересовало другое. Люди, которые рассказывали подобные сказки, уж никак дураками не выглядели. И, так или иначе, они имели на руках козыри, откуда-то им доставшиеся. Ну, они, понятно, обычно говорят, что собственным умом, но ум-то на то и ум, что знает свои границы, и что источники энергии – они не в уме.

А я смотрю на семейные расстановки и ловлю там присутствие какой-то фигуры, обычно чрезвычайно властной и благожелательной. Она нередко и в сказках видна: кто-то же их родил, этих, которые «сами по себе»? Тут у нас двое из троих скажут: «Господь Бог!» Здравствуй, как говорится, дедушка Мороз, мы тебя ждали!

И получается там часто такая картина: прямая связь с дедушкой Морозом, ну то есть, извините, с Богом. То есть формулировать-то это можно по-разному, и по-православному, и по-язычески, и как хотится. Фея-крестная из сказки про Золушку – тот же персонаж, кстати, из той же оперы. Не зря Эрик Берн интересовался ее отношениями с Золушкиным папой, «чем они там занимались, пока Золушку отправили на бал?» Почему? – потому что такое место она занимает в семейной системе. Нет, конечно, не папиной любовницы. «Высокий предок», как говорили китайцы, тот, «через которого проявляет свою волю небо».

Так вот в чем я часто вижу тайную семейную структуру таких людей: они считают, что у них более прямая и лучшая связь с Господом Богом, чем у их родителей. Из такой позиции сразу следует много выводов – и что родителей можно не слушаться, это только самый тривиальный. А позицию их, получается, можно назвать родительской над собственными родителями. Может быть, просто как очень плотный «договор» с тем дедушкой (или бабушкой), которые действительно находятся в позиции родителя над родителями. То есть настолько «плотный» договор, что действует в обход, а не через родителей. А то и покруче – как личное замещение фигуры деда Мороза (тут важно слово «деда», как вы уже, наверное, заметили).