Джеймс Твайман - Эмиссары любви. Новые Дети говорят с миром Страница 35

Из всего того, что доходило до меня, я мог понять: Тенсин старается, чтобы люди постигли свою собственную святость, как поступил бы и любой другой духовный мастер. Но та шумиха, которая завертелась вокруг него, заставила меня сделать вывод, что люди в большинстве своем не поняли его послания. И я даже не знал, удивляться этому или жалеть, что так все обернулось.

За все это время, что меня не было дома, я не раз созванивался с ламой Тенсином. И ни разу у меня не было причины усомниться в том первоначальном чувстве, что у меня появилось относительно него. Он был тот, за кого себя выдавал, это было бесспорно. Даже с такого огромного расстояния я мог чувствовать то, что он делает, и никаких сомнений это у меня не вызывало. Я действительно просил Шерон по возможности поднять кое-что из его прошлого, но всего пару дней спустя мы решили отказаться от этой затеи как совершенно излишней — таким было доверие, которое он у всех вызывал. У меня не было возможности контролировать все лично, но я и не чувствовал такой необходимости. У мальчика был дар от Бога, и я просто не мог отнестись к этому неуважительно. После всего, что случилось с начала года, после того, как я впервые встретил Марко, я с готовностью принимал все. Ничто не казалось мне слишком странным или необычным.

У меня в памяти еще стояли последние слова, сказанные мне Соней, той маленькой девочкой, с которой я беседовал в монастыре в Болгарии. Она говорила, что вот-вот должен прийти кто-то такой, кто преподаст мне очень важный урок о том, как быть Эмиссаром Любви. Это ее психический дар, без сомнения, показал ей, что следует ждать ламу Тенсина. Ведь, судя по всему, как раз этому он и учил всех, кто приходил на его лекции. Но было что-то еще в ее голосе, из-за чего я никак не мог освободиться от тревоги и неловкости. И дело даже не столько в ее словах, сколько в том, что было за ними.

Интуиция говорила мне, чтобы я был очень осторожным и не терял из виду всего, что творилось, и всякого, кто мне встречался. Но не было никаких признаков того, что лама Тенсин был не тот, кем назвался. Рассказывая о себе, он скорее больше умолчал, чем преувеличил. Доказательством тому были перемены с каждым, кто приходил послушать, как он дает учение. До меня доходили совершенно невероятные истории из Джошуа-Три, так что я просто сгорал от нетерпения поскорей вернуться домой.

— Так как, ты говоришь, у вас там дела? — спросил я ламу Тенсина в очередной раз, когда мы говорили по телефону.

— Все просто замечательно, если не считать тех людей, которые стараются по возможности все из меня высосать, — ответил он.

Я внезапно почувствовал, как поднялась моя антенна, та часть меня, которая отслеживает каждое движение человека, а затем сравнивает полученную информацию с долгим списком других данных, чтобы помочь мне решить, следует ли особо обратить внимание на то, что я слышу. Я почувствовал, как мгновенно во мне заработал Дар, может быть в первый раз с тех пор, как я вообще услышал о существовании ламы Тенсина.

— Что ты имеешь в виду? — спросил я.

Знаешь, есть люди, которые хотят перекачать мою энергию в себя, и все потому, что у них, как они считают, своей недостаточно. После каждой передачи учения я чувствую себя совершенно выжатым, и даже приходится устраивать перерыв на день-другой. Боюсь, что я оказался под своего рода психической атакой. Чувствую, что и Его Святейшество тоже очень обеспокоен.

— Думаю, ты прав относительно тех людей, которые надеются, что именно ты покажешь им, кто они на самом деле, — сказал я. — Но ведь твоя роль — помочь им реализовать ту истину, что они ничем не отличаются от тебя.

— Но ведь они отличаются, и притом очень, — сказал он. — Я — Тулку, очень древняя душа. И я не могу продолжать мою работу, если они будут и дальше ходить и красть мою энергию.

Честно говоря, я не увидел ничего особо тревожного в этой ситуации, тем более принимая во внимание его возраст и отсутствие опыта выступления на людях. У меня тоже ушло несколько лет, прежде чем я смог чувствовать себя уверенно в подобной роли. Порой очень непросто помочь человеку понять, что в нем самом предостаточно всего, что нужно для счастья, — и сейчас, и вообще. Куда легче опереться на гуру или духовного мастера, чтобы тот все это сделал за нас, получить полную власть над своей жизнью, но из его рук. Но, как мне кажется, такое отношение тоже понемногу отходит в прошлое.

Люди начинают открывать силу внутри себя и, принимая силу, понимают, что истину они тоже должны принимать самостоятельно. Поэтому мне было понятно, как сейчас, должно быть, непросто приходится Тенсину. Похоже, по неопытности он слишком рьяно взялся за это непростое дело. Но именно тут, наверное, я буду в состоянии ему помочь. Не исключено, что это одна из причин, по которой Далай-Лама и отправил его в пустыню. Вполне может быть, что мне тоже есть чему его поучить, а не только поучиться у него.

— Могу представить, как это непросто, когда люди так на тебя наваливаются, — сказал я. — Иногда бывает трудно оградить себя от всех проекций, которые люди навешивают на тебя. Но ты и этому научишься тоже, не сомневаюсь. Нужно всего только…

— Нет, ты не понял, — сказал он. — Здесь в игру вступили темные силы, и они иногда используют подобных людей, чтобы пустить под откос такое высокое учение. Далай-Ламе приходится с таким иметь дело постоянно. Я сам видел, как он давал отпор этим силам, хотя порой они могли гнездиться в каком-то человеке. Но так принято в Тибете. Вот почему гирлянды «мала» делают такими длинными. В подобном случае они могут оказаться хорошим оружием.

Он даже засмеялся своей шутке, а мне почему-то стало неловко, даже сам не знаю почему. Я знал, что в этой традиции есть гневные божества, которых почитают и даже боятся, но меня беспокоило, что он уж как-то очень своеобразно истолковывает эту ситуацию. Но снова же, тот факт, что ламе Тенсину всего пятнадцать лет, многое объяснял. С одной стороны, я не мог не чувствовать глубины его знаний, даже когда он говорил по телефону. Но было еще нечто такое, чему я пока не мог дать название, но знал, что со временем неизбежно придется с этим разбираться. Чем-то зловещим это, в общем, не выглядело, но все-таки смущало.

— Как там Джоан и Нэнси, справляются? — спросил я, решив сменить тему. — Думаю, что лучших помощников, чем они, ищи — не найдешь.

— Да, я был бы без них как без рук. И знаешь, время от времени Его Святейшество говорит со мной через Нэнси. Причем она тоже осознает это, когда такое случается. Если он доволен тем, что я делаю, он говорит мне об этом через нее, а если сердит, это тоже становится мне известно.

— Как это получается? — спросил я.

— Очень даже просто. Энергетическое тело Его Святейшества за те многие столетия, что мы провели вместе, переплелось с моим. Если он считает нужным, то может смотреть через мои глаза или через глаза тех, кто находится неподалеку от меня. А если захочет, может говорить со мной через них, но только если они представляют собой чистый канал, а Нэнси именно такой и есть. Она ему очень нравится, это видно по всему.

Я снова слышал пятнадцатилетнего мальчика, а не того мудрого мастера, чьи интонации проскальзывали в нотках мальчишеского голоса. Да и как мне было сопоставить то, о чем он говорил, с чем-то из своего личного опыта? Ни с чем таким мне прежде даже не приходилось сталкиваться. К тому же недооценивать решение Далай-Ламы мне тоже было не с руки. Все, что он говорил, выглядело очень логичным, так что я решил верить ему. Во всяком случае, пока.

— Лама Тенсин, у меня есть вопрос, который я хотел бы задать тебе.

— Да, можешь спрашивать все, что хочешь.

— Не знаю, успели ли тебе рассказать об этом мои домашние, но совсем недавно у меня был по-настоящему удивительный опыт общения с детьми, наделенными мощной психической силой. По их словам, у них есть очень важное послание, которое они должны передать миру. Думаю, что тебя тоже можно считать одним из таких детей, так что я бы хотел узнать, есть ли такой вопрос, который бы ты хотел задать. Знаю, что это звучит странно и, может, я не совсем точно это излагаю, но мне кажется, ты знаешь, о чем я говорю.

— Я не знаю, что ты имеешь в виду, — ответил он.

Сейчас постараюсь объяснить. Те дети, с которыми я встречался… у них всех был один вопрос, который они задавали миру, вопрос критически важный для нашего времени. И он был всегда один и тот же. Ты знаешь, что это за вопрос?

На другом конце провода установилось долгое молчание, и мне даже стало интересно — о чем он сейчас думает? Другие дети знали, что это был за вопрос, даже не задумываясь над этим, словно они несли его в своих душах. Но, с другой стороны, те дети, с которыми я встречался, были все из одной части света и обучались в одном монастыре. И все же, если в этом вопросе — истина, а я в этом ни секунды не сомневался, тогда от Тенсина я сейчас услышу ту же мысль, пусть даже высказанную немного по-другому.