Кевин Даттон - Флипноз. Искусство мгновенного убеждения Страница 36

Предвзятость подтверждения дремлет до поры во всех нас. Большинство никогда не вступит в секту, но все мы подвержены скрытому притяжению нами же взлелеянных представлений. В Джонстауне ежедневные рацеи преподобного Джима Джонса уверяли его последователей, что они на правильном пути и в конечном счете смерть принесет мир и справедливость. Звучит знакомо? Так и должно быть. Включите телевизор и послушайте, какие вести приходят из Афганистана.

Психологи Скотт Уилтермут и Чип Хит из Стэнфордского университета после недавно проведенного ими исследования предположили, что у сект и армии куда больше общего, чем вы можете представить. Солдат обучают идти в ногу. В религиозных службах обязательно присутствует обрядовое пение и чтение нараспев.

Но зачем?

Уилтермут и Хит обнаружили, что группы, члены которых выполняют какие-то действия синхронно, более сплоченны, то есть более расположены сотрудничать друг с другом, чем группы, члены которых этого не делают. Даже если к сотрудничеству есть основательные финансовые причины, например, когда экспериментатору выделяют деньги. Может, синхронность и ритуалы потому и развились, чтобы одни группы процветали и другие погибали? Это предположение вполне имеет место быть.

Социальный психолог Майлс Хьюстон попросил студентов двух различных вер, мусульманина и индуса, представить, как поступит их единоверец – поможет им в трудную минуту или откажет. Затем попросил их сделать то же самое в отношении иноверцев. А потом студентов попросили предположить, что могло подвигнуть их мусульманских или индусских «коллег» на такое поведение.

Бросились ли они, когда представилась возможность, со всех ног на помощь единоверцам, наплевав на иноверцев? Или же вера не повлияла на их готовность помочь?

И мусульмане, и индусы сослались на внутренние, личные факторы как на причины для внутригруппового альтруизма; и на внешние, ситуационные факторы – для внегруппового. Другими словами, «свои» для «своих» действовали по собственной воле и собственному добросердечию и, более того, поступили бы точно так же, если бы ситуация повторилась.

По отношению же к «чужим» ситуация воспринималась «своими» как мало альтернативная. И в случае повторения маловероятно, чтобы они повели себя так же.

Напротив, когда речь зашла о «своих», которые помогать не стали, и мусульманину, и индусу было явно неловко это слышать. Точно так же, как и в «неожиданном» случае помощи со стороны «чужих», безразличие остальных они отнесли на счет ситуации. Мол, руки были связаны. Якобы это был единичный случай. А что насчет отказа в помощи со стороны «чужих»? Ну тут уж совсем просто, не так ли? Это же «они», совсем не такие, как «мы». Невнимательные. Беспринципные. Эгоистичные. Испорченные.

И влияет на наше мировоззрение вовсе не то, какими мы считаем других. Не менее важно, как мы сами воспринимаем себя. В 2006 г. на Чемпионате мира по футболу немецкая полиция чествовала английских фанатов – уж чем-чем, а сдержанностью точно не отличающихся – как «лучших фанатов в мире». Турнир прошел без происшествий.

Нет, конечно, комплимент был искренним. Без шуток. Пожалуй, немцы просто выполнили домашнее задание.

Исследования показали, что формирование у людей ложного представления о самих себе (возникшего из-за мнений окружающих) способно побудить их подтверждать это и на деле. Вести себя в соответствии с этими представлениями. Становиться таким, каким себя считаешь. Или, точнее, таким, каким, по-твоему, тебя считают другие. То есть, в теории, каким угодно.

«Келья» общности

В августе 2006 г. пожилая жительница района Штрассхоф на северо-востоке Вены подняла телефонную трубку и набрала 911. Запыхавшаяся и растрепанная девушка постучала ей в окно кухни, прося вызвать полицию. Через несколько минут снаружи затормозила полицейская машина. Что произошло? Поссорилась с другом, с перепугу убежала с ночной вечеринки – объяснить просьбу можно было любыми обычными причинами. Но не в этом случае. Женщина оказалась Наташей Кампуш. И ее история, как выяснилось, была совсем не обычной.

Восемь лет назад, в возрасте всего десяти лет, Наташа Кампуш бесследно исчезла по дороге в школу. В то время ее исчезновение обсуждалось всеми австрийскими СМИ – это было главной новостью в течение нескольких недель, – и девочку искали по всей стране. Работали собаки, водолазы, специализированные поисковые команды и гражданские добровольцы. Искали даже в Венгрии, где Кампуш незадолго до похищения отдыхала. Но все было безрезультатно. До сего дня.

Фактически все это время Наташа Кампуш была буквально у них под носом. В тесном подвале, который словно сошел со страниц романа Стивена Кинга, она провела большую часть этих лет, заключенная в темницу, чьи стены, как она верила, были напичканы взрывчаткой. Одна.

За все время этого сурового испытания, этого кошмарного подземного заключения, единственным, с кем она могла общаться, был ее похититель, тридцатишестилетний Вольфганг Приклопиль. Именно он ее растил и воспитывал, давая ей еду, одежду, игры, книги – все, чего мог желать десятилетний ребенок. Все, чего могла желать 18-летняя девушка. Кроме свободы. В этом, к сожалению, Приклопиль ее ограничивал.

«Он давал ей книги, даже учил ее читать и писать, – сообщал один из следователей. – И математике, и всему такому, она сама нам рассказывала».

Темница имела размеры всего четыре на три метра и дверь 50 на 50 сантиметров.

Полностью звукоизолированная, она была устроена в подземном гараже.

И Наташа Кампуш сама, вероятно, никогда бы не выбралась, не предоставь ей похититель чуточку свободы, когда она пылесосила его машину[38]. Эксперимент Майлса Хьюстона с мусульманскими и индусскими студентами показывает, что может произойти, когда вперед внезапно выступает групповая самоидентификация. Мы обожествляем тех, чьи взгляды схожи с нашими, и сурово критикуем тех, кто от нас отличается. Мы верим тому, чему хотим верить.

Но не все внутригрупповые взаимоотношения действуют таким сложным способом.

В некоторых исключительных обстоятельствах мы вдруг обнаруживаем, что верим тому, чему верить не хотим. И помогаем, даже симпатизируем тем, кто причиняет нам вред.

Возьмите состояние, известное как «стокгольмский синдром», – явление, хорошо зафиксированное в книгах, где рассказывается о переговорах об освобождении заложников, а возможно, еще лучше – в голове Наташи Кампуш.

Стокгольмский синдром обозначает психологическое состояние, когда заложники начинают симпатизировать своим похитителям и даже поддерживать их. Обычно это следует за примирительными действиями похитителей, противоречащими ожиданиям заложников. Такие действия могут начаться с чего-то простого, например дать чашку чаю или поделиться шоколадкой, и пойти дальше – попросить медицинской или просто помощи «с той стороны». А в некоторых случаях – даже эмоциональной поддержки.

И потом есть случаи, действительно выходящие из ряда вон, – как с Наташей Кампуш. Здесь поступки ее похитителя Вольфганга Приклопиля не ограничились чаем. И даже шоколадом. Нет, ими управляла целая гамма отношений типа отец/дочь, начиная с того, что он ее кормил и одевал, и заканчивая вполне полноценным образованием. И длилось это не несколько дней, а целых восемь лет. Только представьте на мгновение тот эмоциональный разлад, который разожгла такая глубина намерений; ту мрачную силу ума, который, должно быть, метался взад-вперед в замкнутом, тесном пространстве темницы. И так ли уж удивительно, что даже в этой ужасной тюрьме между пленницей и похитителем могла зародиться какая-то привязанность?

Именно так комплексно и действует стокгольмский синдром.

И действует он по большей части, если в наличие и взаимность, и согласованности – этот смертельный коктейль влияния, с которым мы столкнулись в предыдущей главе, читая об уловках Пэта Рейнольдса, занимающегося продажами по телефону. Спусковым крючком для возникновения отношений служит разница в силе похитителя и пленника. Примирительное поведение похитителя порождает у пленника рассогласованность между чувствами, вызываемыми похитителем (негативность), и его поведением (позитивность). У пленника, бессильного изменить поступки похитителя, под рукой есть только одно средство – хоть, возможно, и пагубное – восстановить в себе когнитивную согласованность: изменить отношение к таким действиям. Добавьте к этому наш старый знакомый принцип взаимности – за альтруистические поступки следует платить той же монетой, – и результаты, как мы видели, могут быть разрушительными. Но взаимность и согласованность здесь не единственные преступники. Как было хорошо известно Маршаллу Эпплуайту, Джиму Джонсу (и другим таким же), одна из самых больших тайн управления сознанием – контроль над всем остальным.