Р Лэнг - Расколотое Я Страница 37

1. Его ориентация -примитивная оральная, обусловленная дилеммой удержания своей жизненности и страха что-нибудь "принять". Оно становится иссушенным жаждой и заброшенным.

2. Оно становится полным ненависти ко всему, что находится там. Единственный способ разрушения и неразрушения существующего может ощущаться как разрушение самого себя.

3. Преднамеренно может быть предпринята попытка убить "я". Она отчасти оборонительная ("Если я мертв, меня нельзя убить"); а отчасти это попытка ослабить сокрушающее чувство вины, которое угнетает индивидуума (нет ощущения права быть живым).

4. Внутреннее "я" само становится расколотым и теряет свои собственные индивидуальность и целостность.

5. Оно теряет собственную реальность и прямой доступ к реальности вне себя.

6а. Безопасное местопребывание "я" становится тюрьмой. Его предполагаемое убежище становится адом.

66. Ему не свойственна даже безопасность одиночной камеры. Его собственный анклав становится камерой пыток. Внутреннее "я" преследуется внутри этой камеры расколотыми конкретизированными частями его самого или собственными фантомами, которые стали неуправляемыми.

Непостижимая речь шизофреника и его действия становятся частично понятными, если мы вспомним, что в его бытии существует основополагающий раскоп, перенесенный из шизоидного состояния. Бытие индивидуума расщепляется надвое, производя развоплощенное "я" и тело, являющееся вещью, на которое взирает "я", рассматривая его временами так, будто это лишь еще одна вещь в мире. Все тело, а также множество "ментальных" процессов отделяются от "я", которое продолжает действовать в очень ограниченном анклаве (фантазирование и наблюдение) или казаться вообще прекратившим функционировать (то есть быть мертвым, убитым, украденным). Такое описание, конечно же, весьма схематично и имеет недостатки любого предварительного сверхупрощения.

Мы уже обрисовали несколько вариантов, при которых такому расколу не удается поддержать здоровое переживание, и он становится ядром психоза.

У многих шизофреников расщепление "я"-тело остается основным. Однако, когда все разлетается в стороны от "центра", ни переживания "я", ни переживания тела не могут сохранить индивидуальность, целостность, связность или жизненность, а индивидуум становится низвергнутым в условия, конечный итог которых, как мы полагали, лучше всего можно описать как состояние "хаотичного небытия"*. В своей конечной форме подобное полное разъединение есть гипотетическое состояние, у которого нет вербальных эквивалентов. Однако мы чувствуем оправданным постулирование такого гипотетического условия. В своей самой предельной форме оно, вероятно, несовместимо с жизнью. Совершенно разложившийся, хронический кататоник-гебефреник предположительно является личностью, в которой этот процесс продолжался до самой предельной степени, из тех, кто остался биологически жизнеспособным.

Одним из величайших барьеров на пути познания шизофреника является его абсолютная непостижимость: странности, причуды, темноты во всем, что мы можем из него

воспринять. Тому есть множество причин. Даже когда пациент старается поведать нам -насколько он понимает ясность и откровенность -природу своих тревог и переживаний, структурированных радикально отличающимся от нашего способом, содержание речи с необходимостью трудно проследить. Более того, формальные элементы речи сами по себе упорядочены необычным образом, и эти формальные особенности, видимо, являются, по крайней мере в некоторой степени, отражением в языке альтернативного порядка его переживания -с трещинами там, где мы воспринимаем связность как саму собой разумеющуюся, и слиянием (путаницей) элементов, которые мы держим порознь.

* Самое лучшее описание любого подобного условия, которое я смог найти в литературе,- это "Пророческие книги" Вильяма Блейка. В греческих описаниях ада и у Данте тени или призраки, хотя и отчужденные от жизни, по-прежнему сохраняют свою внутреннюю связность. У Блейка же это не так. Образы его "Книг" подвергаются разделению в самих себе. Эти книги требуют длительного изучения, не для того чтобы пролить свет на психопатологию Блейка, а чтобы узнать у него то, что он каким-то образом понял очень интимно, оставаясь еще здоровым.

Однако эти непреодолимые трудности практически несомненно усиливаются, по крайней мере при первых встречах с пациентом, из-за его преднамеренного использования темнот и сложностей в качестве дымовой завесы, за которой он скрывается. Это создает ироничную ситуацию, состоящую в том, что шизофреник часто играет в психотика или притворяется, что это так. В сущности, как мы уже сказали, притворство и двусмысленности в большой мере используются шизофрениками. Причина в любом отдельном случае, вероятно, состоит в том, что такие приемы могут служить одновременно более чем одной цели. Самая очевидная заключается в том, что они сохраняют тайность, частность "я" от вторжения (поглощения, разрывания). Как выразил это один пациент, "я" чувствует себя раздавленным и искаженным даже при обмене репликами в обычном разговоре. Несмотря на стремление стать любимым за свое реальное "я", шизофреник страшится любви. Любая форма понимания угрожает всей его системе защиты. Его внешнее поведение - система защиты, аналогичная бесчисленным входам в подземные туннели, один из которых, как можно вообразить, соединяется с внутренней цитаделью, но они ведут в никуда или куда угодно, но только не туда. Шизофреник не собирается раскрываться случайному осмотру и освидетельствованию любого заигрывающего с ним прохожего. Если "я" не знают, оно -в безопасности. Оно находится в безопасности от проникающих замечаний, от удушения и поглощения любовью, а также и от разрушения ненавистью. Если шизофреник -инкогнито, его телом можно управлять и манипулировать, его можно ласкать, бить и вводить в нею инъекции, но "он", сторонний наблюдатель, неприкосновенен.

В то же самое время "я" стремится быть понятым; в действительности стремится к одной цельной личности, которая смогла бы принять его полное бытие, а делая это, просто "оставить его в покое". Но необходимо действовать с величайшей осторожностью и осмотрительностью. "Не пытайтесь,- как говорит Бинсвангер,- чересчур быстро подойти чересчур близко".

Джоан говорит: "Мы, шизофреники, говорим и делаем множество ерунды, которая несущественна, а потом смешиваем со всем этим существенные вещи, чтобы увидеть, достаточно ли внимателен врач, чтобы их увидеть и почувствовать".

Вариант такого метода смешения существенных вещей со "множеством ерунды, которая несущественна", был объяснен мне одним шизофреником. Он привел фактический пример. Во время первой встречи с психиатром он почувствовал к нему сильное презрение. Он боялся раскрыть это презрение, чтобы ему не сделали лейкотомию, однако отчаянно хотел его выразить. По ходу беседы он все больше и больше ощущал притворство, поскольку лишь выставлял ложный фасад, а психиатр, похоже, воспринимал это ложное представление совершенно серьезно. Он подумал, что психиатр все больше и больше кажется дураком. Психиатр спросил, слышит ли он голос. Пациент подумал: "Что за глупый вопрос?" - поскольку он слышал голос психиатра. Поэтому он ответил, что слышит, а на последующие расспросы, что голос - мужской. Очередной вопрос был таков: "Что говорит вам голос?" На что он ответил: "Ты - дурак". Играя в сумасшедшего, он таким образом придумал, как безнаказанно сказать то, что он думал о психиатре.

Большая часть шизофрении -просто бессмыслица, отвлекающие маневры, продолжительное торможение процесса, чтобы сбить опасных людей со следа, чтобы вызвать у других скуку и ощущение тщетности. Шизофреник часто делает дурака из самого себя и из врача. Он играет в сумасшедшего, чтобы любой ценой избежать возможной ответственности хотя бы за одну понятную мысль или намерение.

Джоан приводит другие примеры:

"Пациенты смеются и встают в позу, когда видят врача насквозь; он говорит, что поможет, но на самом деле не способен это сделать. Девушка встает в позу соблазнительницы, но это к тому же попытка отвлечь врача от всех функций ее таза. Пациенты стремятся сбить с толку и отвлечь его. Они стараются угодить врачу, но к тому же смутить его, чтобы он не смог вникнуть во что-нибудь существенное. Когда обнаруживаешь людей, которые действительно помогут, их не нужно отвлекать. Можно вести себя совершенно нормально: Я могу ощутить, правда ли врач не только хочет помочь, но к тому же и способен это сделать".

Это дает потрясающее подтверждение заявлению Юнга, что шизофреник перестает быть шизофреником, когда встречает кого-то, кто, по его ощущениям, его понимает. Когда это происходит, большая часть причуд, которые принимаются за "признаки "болезни"", просто испаряется.

"Встреча с вами вызвала у меня такое же чувство, как у путешественника, заблудившегося в краю, где никто не говорит на его языке. Хуже же всего то, что путешественник даже не знает, куда ему идти. Он чувствует себя полностью потерянным, беспомощным и одиноким. Потом вдруг он встречает чужестранца, говорящего по-английски. Даже если чужестранец не знает, куда ему идти, гораздо лучше ощущать, что способен разделять эту проблему с кем-то, дать ему понять, насколько тебе скверно. Если ты не одинок, ты больше не чувствуешь себя беспомощным. Каким-то образом это придает тебе жизненные силы и желание снова бороться.