Лев Ительсон - Лекции по общей психологии Страница 4

Интроспекция сильно отличается от наблюдения во всех других науках. В любой науке главное требование к наблюдению — его объективность. Это означает, что каждый человек в тех же условиях (если надо, вооруженный теми же приборами) может наблюдать те факты, которые утверждает данный ученый. Так, например, каждый ученый может при наличии тех же условий наблюдать солнечное затмение, или реакцию образования воды из водорода и кислорода, или повышение звукового тона при увеличении частоты колебаний струны. Такая возможность позволяет объективно проверять соответствующие утверждения и законы. Поэтому объективная наблюдаемость, повторяемость и контролируемость составляет обязательное условие, при котором определенный факт, или утверждение, или закон допускаются в науку.

При интроспекции же наблюдаемые явления «видимы» только одному человеку — тому, в «душе» которого они протекают. Но, как известно, «чужая душа — потемки». Непосредственно наблюдать, что происходит в голове другого человека, какие мысли, чувства, желания там протекают, невозможно. Поэтому (даже если исключить прямой обман) мы не можем проверить, верно ли осознает человек те психические процессы, которые протекают у него в голове. Мы не знаем, способен ли он полностью их осознать.

Наконец, мы не можем быть уверены, что вмешательство самонаблюдения не изменяет чего-то в самом протекании его психических процессов. (Попробуйте, например, при радостном известии начать пристально наблюдать за собой: «Что я испытываю? Как себя веду?» Гарантирую, что чувство радости сразу померкнет, а поведение станет натянутым и неестественным).

В итоге, чтобы принять данные самонаблюдения, надо принять на веру показания нашего сознания или высказывания испытуемых, не имея почти никаких средств их объективно проверить. А мы с вами уже видели, что вера — это не основа для науки.

В связи с этой трудностью, что невозможно увидеть, как протекают мысли, чувства, желания «в голове» у других людей, ряд философов и ученых в начале XX века пришли к выводу, что психология, для того, чтобы стать наукой, должна вообще выбросить из своего предмета вопрос о сознании и наблюдать только то, что можно непосредственно увидеть и зарегистрировать, а именно: поведение, поступки или, как это называют в психологии, реакции человека. Этот третий этап в развитии психологии, получил название «бихевиоризма». Бихевиор — по-английски значит поведение, соответственно, бихевиоризм определял предмет психологии как науку о поведении.

Итак, сначала мы получили психологию без души. Бихевиоризм предложил уже психологию без сознания. Внешне предмет психологии, который предлагает бихевиоризм, как-будто действительно строго отвечает требованиям науки. Внешнее поведение человека или животного можно наблюдать, над ним можно ставить эксперименты, его можно контролировать и измерять, т.е. все требования науки здесь уже выполняются. Отчасти поэтому бихевиоризм и сегодня — одно из самых мощных направлений в буржуазной психологии. Вся американская психология, значительная часть английской психологии представляют собой психологию поведения.

Можем ли мы принять такое понимание предмета психологической науки? Нет, не можем! Наблюдая поведение, мы действительно исследуем объективные факты. Но это объективность обманчивая и поверхностная. Ведь само поведение, сами поступки человека определяются его мыслями, чувствами, желаниями. Если мы отказываемся изучать эти мысли, чувства, желания, то мы теряем возможность понять и само поведение. Возьмем простой пример применительно к школьной практике. Какбихевиорист изучает, предположим, дисциплинированность ученика на уроке? Он подсчитывает, сколько ученик получил замечаний на уроке, сколько раз отвлекался и т.д. Чем меньше замечаний и отвлечений, тем ученик дисциплинированней.

Но ведь ученик может тихо сидеть на уроке по самым разным причинам. Он может тихо сидеть, потому что ему интересен урок, а может тихо сидеть, потому что у него вообще ослаблен организм и он находится в пассивном состоянии. Он может тихо сидеть, потому что боится учителя, и может тихо сидеть, потому что в это время он мечтает о чем-то постороннем по отношению к уроку.

Одно и то же поведение может иметь своей причиной самые разные психические состояния, и, если мы будем изучать только поведение, то ничего по-настоящему существенного о психической деятельности ученика, о том, что происходит в его голове, мы не узнаем. Поэтому, бихевиоризм тоже неверно определяет предмет психологии. Психология поведения выбрасывает из психологии психологию, а оставляет только поведение. Она закрывает поэтому путь к выяснению причин поведения, к выяснению сущности механизмов психической деятельности человека.

Итак, мы с вами пришли к довольно печальному итогу. Мы еще не начали изучать нашу науку, а уже не можем найти ее предмета. Этот итог в значительной мере отражает действительный путь, пройденный психологией. Он шел от кризиса к кризису. Кризис психологии души, кризис психологии сознания, сегодня — кризис психологии поведения. И каждый раз, когда обнаруживалась ошибочность или ограниченность пути, избранного психологией, находились люди, которые начинали кричать, что психология вообще не может быть наукой, так как она занимается невидимыми и неощутимыми внутренними процессами в голове человека, что «душа» непознаваема, что ее научно исследовать нельзя, что поэтому психология наукой не была и не будет.

Верно ли это? Неужели, действительно, нельзя определить предмета психологии и выяснить сущность того, чем она занимается?

Нет, это неверно!

Дело в том, что философы прошлого неверно решали важные для психологии вопросы — об отношении между бытием и сознанием, между объективным и субъективным, духовным и материальным, между психикой и поведением.

Одни из них — представители психологии сознания — решали эти вопросы с позиций идеализма. Сознание, психическое, это, по их мнению, свойства особого носителя — души или духа, который отличается от материи и не зависит от нее. Поэтому для их познания не годятся те методы, которыми наука исследует материальный мир, а необходимые особые «духовные» методы, вроде «самонаблюдения», «самопознания», «внутреннего усмотрения», «внечувственного постижения», «духовного проникновения» (интроспекция, интенция, апперцепция, интуиция) и т.д.

Другие — главным образом, бихевиористы — решали те же проблемы с позиций вульгарного материализма. Для них психическое ничем не отличается от материального. Оно, по их мнению, сводится к нервным процессам и физико-химическим изменениям и представляет собой просто их описание на другом языке. Поэтому для их познания достаточно методов физиологических, физических и химических исследований.

И то и другое решение неверны. Они противоречат и современным данным науки, и основам научного подхода к действительности. Идеалистическая позиция закрывает дорогу к объективному научному исследованию психического. И это, как мы видели, прямо ведет к религии. Вульгарно-материалистическое решение также закрывает пути к научному исследованию психического, потому что оно отказывается признавать его и изучать. А это отдает психическое во власть идеализма.

Так ложные исходные философские позиции долго закрывали психологии пути к правильному определению ее предмета. Они привели ее к состоянию сегодняшнего жестокого теоретического кризиса — когда психологическая наука оказывается не в состоянии осмыслить и объяснить ею же накопленные важнейшие факты.

Выход из этого тупика в научном определении предмета психологии нашла философия диалектического материализма. Она показала, что между психическим и материальным имеет место не отношение противоречия или, наоборот, тождества, а отношение единства. Психика представляет собой функцию, т.е. способ действия, определенной формы высокоорганизованой материи — нервной системы и в высшем ее проявлении — мозга.

С этой точки зрения понятно, почему психическое не материально. Функция не является чем-то материальным. Это — процесс, действие. Так, например, функция автомобиля — езда. Сам автомобиль, разумеется, вполне материален. Но его перемещение в пространстве не является самим автомобилем. Оно представляет собой процесс — изменение положения автомобиля в пространстве.

Именно в таком смысле является нематериальным психическое. Его носитель материален. Это — мозг. Механизмы, ее порождающие, материальны. Это — физико-химические процессы в нервной системе. Но сама психика не материальна. Она — результат этих процессов, как перемещение в пространстве, результат физико-химических процессов, которые происходят в механизмах работающего автомобиля.

Из сказанного видно, что невозможно оторвать психическое от материального, как нельзя оторвать движение от того, что движется. Из сказанного явствует также, что материальное первично — оно порождает психическое, а психическое вторично. Оно возникает и существует только при определенных материальных условиях. Более того, оно лишь свойство определенной формы движения материи.