Елена Мадден - Наши трёхъязычные дети Страница 4

Понятно, почему множество русскоязычных пап и мам на улице не хотят говорить с детьми по-русски: попросту боятся раздражённой реакции (а то и агрессии) со стороны «коренного населения».

Справедливости ради надо сказать, что далеко не во всех немецких федеральных землях или городских районах родители опасаются публично обнаруживать верность родному русскому. Например, в Берлине, особенно в «нашем» этнически пёстром Пренцлауэр Берге, отношение к родителям-иммигрантам толерантнее, чем, скажем, где-нибудь на юге Германии – папам и мамам легче быть последовательными и говорить на родном языке всегда и повсюду.

Однако есть ведь и иные сдерживающие моменты. Многим русским родителям свойственна ещё и совестливая оглядка на восприятие окружающих. Тем, кто не знает нашего языка, может показаться, что мы их обсуждаем, а это ощущение не из приятных! не сочтут ли нас невежами, ведь говорить на незнакомом присутствующим языке – «дурной тон»? не выглядим ли мы в глазах хозяев бесстыдными незваными гостями, пришедшими со своим уставом в чужой монастырь? а то и вовсе «оккупантами»?.. и т. д. Все эти соображения нередко высказывают русские мамы и папы Германии, как только заходит речь о том, на каком языке говорить вне дома. Эти сомнения, видимо, знакомые большинству, присутствуют в той или иной пропорции в сознании или подсознании хотя бы слабой тенью.

Итальянцам, французам и особенно англичанам и американцам все эти «комплексы», скорее всего, неведомы…

Поневоле склоняешься к выводу: рекомендацию быть верным родному языку стоило бы применять несколько более гибко, чем советуют справочники.

Кажется, правильная формулировка принципа была бы такой: если что-то и надо демонстрировать, то вовсе не неколебимое уважение к собственному языку и не принципиальное уважение к языку среды, а уважение к (невольным) слушателям и готовность согласовать их интересы со своими. Одним всё равно, на каком языке папа или мама разговаривают с сыном или дочерью, другие беспокоятся, не о них ли речь идёт, третьи хотят лишь удовлетворить любопытство – достигнув своего, с тем большим уважением отнесутся к «чужеязычным» родителям.

То есть важнее всего проявить гибкость, понимание ситуации и (добрую) волю к предупреждению конфликтов.

Я и многие мои знакомые говорим с детьми по-русски всегда. Но при этом поясняем присутствующим немцам, о чём речь, если разговор их касается или если видно, что наша языковая обособленность им неприятна. И, конечно, вдаёмся в объяснения, если окружающие (чаще всего дети) прямо спрашивают, на каком языке и о чём мы говорим.

«Задержка» («нарушение») речевого развития?

Факт остается фактом. Нам с Гошей на 2-летнем контроле влепили этот диагноз. Меня же перепугали до полусмерти. Грубо говоря – у ребёнка дичайший «дисбаланс» развития. Тесты на психологию рисунка и логику он выполнил для 4-хлетнего ребёнка. Тесты на понимание речи и коммуникацию – менее чем для полуторалетки, ближе к годовалому. На просьбу врача «положить мячик из кучи на стол» ребёнок взял ближайшую игрушку из этой кучи и никуда её не положил, а зажал в лапке. О том, что ребёнок двуязычный, причем преимущественно русскоязычный (система «язык семьи – язык окружения»), врач знает. Тесты были на немецком (до этого похода к врачу я была уверена, что ребёнок понимает немецкую речь. Во всяком случае, повода засомневаться в этом ранее не было). Вопрос – что делать? От врача я ушла, сдерживая рыдания, а потом долго плакала в коридоре, уткнувшись Гошастому в пузо. Рекомендаций или советов по коррекции ситуации не было. Где-то там на задворках понимаю, что врачу, который видел Гошу 2-й раз в жизни, в категоричных диагнозах доверять вряд ли стоит. Но все-таки его работа и заключается в относительной оценке детей, проходящих «контроль». Безумно испугала фраза, что эта ситуация – лишь «верхушка айсберга» грядущих проблем. Каких? Чем это грозит? Что делать? ЧТО ДЕЛАТЬ?! что с моим ребёнком? :(Окончательно впавшая в панику через 4 дня после визита к врачу…

Нам 2 г. 5 м., тоже не говорим, только повторяем отдельные голоса животных, да и то не всех.

Нам 2 и 5. Ходили к неврологу, пили глицин и пантогам, ходили на массаж и физио. В итоге после двухнедельной дрессировки я научила его говорить слово «буду». Сейчас его активно использует, а дальше – молчок.

Есть расхожее мнение, что многоязычные дети начинают говорить позже и отстают в речевом развитии. По крайней мере, до определённого возраста.

Время от времени это мнение опровергается – авторами некоторых книг-«дневников». Также и Э. Монтанари, составитель немецкого справочника о многоязычном воспитании, на вопрос, начинают ли дети-мультилингвы говорить позднее, отзывается однозначно: «нет».

Однако «стереотип» всё-таки подтверждается в быту многих семей. Так было с детьми большинства моих знакомых. В том числе писателей…

Наблюдения родителей поддерживаются и специалистами.

Франсуа Грожан (Francois Grosjean, один из наиболее авторитетных специалистов по многоязычию, во всяком случае, в англоязычном пространстве) считает: нельзя сравнивать маленьких мультилингвов с одноязычными детьми. И приводит выразительную метафору: представим трёх спортсменов – берущего барьеры, занимающегося прыжками в высоту и бегающего на короткие дистанции. Несправедливо судить первого в соревнованиях по бегу так же, как двух других (ждать, что он будет прыгать так же высоко, как прыгун-профессионал, и бегать так же быстро, как спринтер). Ведь он мастер только в своём деле.

Зузанне Дёпке (Susanne Döpke, «One Parent One Language») уточняет: многоязычный ребёнок сравним в речевом развитии с детьми страны, где живёт, но опаздывает по сравнению с детьми стран, где население говорит на других его языках. (Короче и точнее можно сформулировать так: многоязычные дети сравнимы с одноязычными в сильном языке, а вот в слабом – запаздывают.)

А у нас?

У нас «проблема слабого языка» заявила о себе некоторое время спустя после начала посещения детского садика. Слабыми вдруг оказались (или показались нам?) наши домашние языки! Наш сын почти не продвигался в русском и английском. Он начал заметно отставать даже от сестры-близнеца.

В 2+2 он очень медленно усваивал новые слова – так что я писала в дневнике о «слове месяца», «которое он мычит несколько недель подряд, потом оно вытесняется другим (из простейших: дай, о’кей и т. п.)».

В 2+4 сын пугал нас, «повторяя» не те звуки, что мы просили (loon в его изображении звучало как «муть»). Нас беспокоило, что Алек не называет, а «мычит и показывает пальцем, что нужно»…

Постепенно тревоги отпускали. Но не уходили совсем. Время от времени замечалось обескураживающее:

Дети играли в игру: быстро открывали лицо и кричали слова – я видоизменила «правила»: отрывая ладони от лица, произносила слово – и просила повторить и показать, где то, что этим словом обозначается. Тут и выяснилось, что Алек

1) похоже, не различает «попу» и «пол» (а заодно и «папу»), «стену» и «спину», т. е. плохо различает звуки?

2) моментально забывает слова (это когда я начала чередовать их, чтобы проверить наблюдение: стена – пол – стена – пол…). (2+6)

Разочаровывающее, если не пугающее (Алек):

спрашиваю – по картинке к сказке о репке, – за кого держится дедка, бабка и т. д. – каждый раз отвечает «машина» (?!);

вечером не смог повторить слово «принеси»;

часы назвал «очками»;

на дальнейшие попытки разговорить (повторяли стишки) отвечал «не умею» (почувствовал, что проверяют, не уверен?). (3+6)

Играли в разбойника и полицейских. Разбойниками были папа, я, наконец Аня (Алек был «жертвой») – тут всплыли обескураживающие факты: Алек не смог описать «преступника»! Был он высокий? – Да. («Разбойник» кричит из укрытия: «Нет!») Во что одет? В штаники? в платье? – Алек не знает. (Аня из укрытия: «Платье!») И цвет платья не назвал: заявил с неуверенной интонацией: «Чёрный». (Аня кричит: «Красный! Красный!» – и добавляет: «С собаком!») В общем, спрятавшийся разбойник сам себя описал… В чём тут дело? В плохой памяти, недостатке внимания? Не только; он ведь и пол разбойника не назвал! («Был разбойник мальчиком?» – Алек с готовностью: «Да!» Аня, спрятавшаяся в другой комнате: «Нет! Я был девочкой!»)

В тот же день, когда играли «в слова» (вспоминали для вещей, на которые указывала, названия по-русски и / или по-немецки), Алек на просьбу назвать занавеску (на которую я показала), ответил (неверно) «orange», а на предложение вспомнить, что за занавеской, задумчиво произнёс: «White… blau-white» («уточнил», когда заметил, что я удивилась). Отодвинули занавеску – поправился: «Зелёный» (о юкке). 1) Похоже, он всё-таки забывает слова. 2) неужели он понимает меньше, чем мы думаем? 3) Возможно, он соображает медленнее, чем требует заданный темп вопросов. 4) к вопросу о медлительности: мне кажется, перед занавеской я показывала оранжевую кукольную юбку и просила назвать цвет, – т. е., может быть, сын называет цвет следующего предмета по инерции. 5) а может, он называет первое, что в голову приходит, в надежде, что случайно «попал в точку»…