Зигмунд Фрейд - Моисей и монотеизм Страница 4

II.

ЕСЛИ МОИСЕЙ БЫЛ ЕГИПТЯНИНОМ

В своей предыдущей статье в этом журнале[18] я попытался привести свежий аргумент в поддержку гипотезы о том, что человек Моисей, освободитель и законодатель еврейского народа, был не евреем, а египтянином. Давно было замечено, что его имя имеет египетское происхождение, хотя этот факт и не был должным образом оценен. Единственное, что я добавил, это то, что интерпретация связанного с Моисеем мифа об изгнании неизбежно ведет к выводу, что он был египтянином, которого нужды народа требовали превратить в еврея. В конце своей статьи я отметил, что из гипотезы о египетском происхождении Моисея вытекают важные и далеко идущие выводы, но что я не готов публично выступить в их защиту, так как они основаны лишь на психологической достоверности и не имеют объективных доказательств. Чем более значительны выводы, к которым приходишь таким образом, тем сильнее чувствуешь необходимость остерегаться подвергать их, без прочной основы, нападкам критики окружающего мира – подобно бронзовой статуе на глиняных ногах. Даже самая высокая вероятность не может защитить от ошибки; даже если кажется, что все части проблемы складываются вместе, подобно фрагментам головоломки, следует помнить, что то, что кажется правдоподобным, не обязательно является истиной, и что истина часто бывает невероятной. И наконец, совсем не прельщает пер спектива быть поставленным в один ряд со схоластами и талмудистами, которые с удовольствием демонстрируют свою изобретательность, не обращая внимания на то, как далеки могут быть их тезисы от реальности.

Несмотря на эти колебания, которые для меня сегодня так же весомы, как и ранее, в результате борьбы моих побуждений возникло решение представить продолжение моей предыдущей публикации. Но опять же, это еще не вся история, и даже не самая важная ее часть.

1

Итак, если Моисей был египтянином, то первым плодом нашей гипотезы является новая загадка, причем загадка трудноразрешимая. Если народ или племя[19] берется за какое-то большое дело, то следует ожидать, что кто-то из его представителей займет место вождя или будет избран на эту роль. Но нелегко предположить, что заставило аристократа египтянина – возможно принца, жреца или высокопоставленного чиновника – встать во главе толпы отставших в развитии иммигрирующих чужеземцев и покинуть с ними свою страну. Хорошо известное презрительное отношение египтян ко всем чужеземцам делает такой поступок особенно маловероятным. На самом деле я вполне могу поверить, что именно это обстоятельство привело к тому, что даже те историки, которые признавали египетское происхождение имени этого человека, и которые приписывали ему знание всей мудрости египтян [с.140], не склонны были принять очевидной вероятности того, что Моисей был египтянином.

За первой сложностью сразу же следует вторая. Мы не должны забывать, что Моисей был не только политическим лидером евреев, живущих в Египте, но также и законодателем и учителем, он заставил их исповедовать новую религию, которая по сей день называется Моисеевой в честь его имени. Но так ли просто одному человеку создать новую религию? И если кто-то пожелает воздействовать на религиозные взгляды другого, то не будет ли совершенно естественным, что он обратит его в свою собственную веру? Еврейский народ в Египте, конечно же имел свою религию; и если Моисей, который дал им новую, был египтянином, то нельзя отбрасывать предположение о том, что эта другая, новая религия была египетской.

Но кое-что препятствует этой возможности: между еврейской религией, приписываемой Моисею, и религией Египта существует очень сильный контраст. Первая является строгим полномасштабным монотеизмом: есть лишь один Бог, он – Бог единственный, всесильный, недоступный, человеческий глаз не может вынести его вида, никаких изображений его делать нельзя, и даже имя его произносить запрещено. В египетской же религии существует почти бесчисленный сонм божеств различного величия и происхождения: несколько олицетворений великих природных сил, таких как небо и земля, солнце и луна; некоторые абстракции, такие как Маат (истина или справедливость) или уродцы как карликоподобный Бэс; но большинство из них являются богами местными, ведущими начало с тех времен, когда страна была разделена на многочисленные провинции, звероподобными, как будто они все еще не прошли путь развития от древних тотемов; без особых отличий между собой и едва различающимися, по своим функциям. Восхваляющие их гимны говорят о всех них почти одно и тоже, и без колебаний отождествляют их друг с другом, безнадежно запутывая нас. Имена богов сочетаются друг с другом, так что одно из них может, превратиться чуть ли не в эпитет другого. Так, во времена расцвета «нового царства» главного бога города Фивы называли «Амон-Ра»; первая часть этого составного слова означает городского бога с головой барана, а «Ра» является именем бога Солнца с головой сокола из города Иуну [Гелиополь]. Магические и ритуальные действия, заклинания и амулеты играли главную роль как в служении этим богам, так и в повседневной жизни египтян.

Некоторые из этих различий вполне могут быть обусловлены фундаментальным контрастом между строгим монотеизмом и неограниченным политеизмом. Другие, очевидно, являются результатом отличия духовного и интеллектуального[20] уровней, так как одна из этих религий очень близка к примитивных стадиям [развития], в то время как другая поднялась до высот чистой абстракции. В связи с этими двумя факторами иногда создается впечатление, что контраст между моисеевой и египетской религиями преднамеренно и целенаправленно усилен; например, когда одна из них крайне резко осуждает магию и колдовство, в другой они распространены в огромном изобилии, или когда ненасытный аппетит египтян к воплощению богов в глине, камне и металле (чему так обязаны сегодня наши музеи) противостоит строгому запрету на создание образа любого живого или вымышленного существа.

Но между этими двумя религиями есть еще один контраст, который не соответствует выдвинутым нами объяснениям. Ни один народ античности не сделал так много [как египтяне] в отношении отрицания смерти и не приложил стольких усилий, чтобы сделать возможным существование в ином мире. И соответственно, Осирис, бог умерших, правитель этого другого мира, был самым популярным и неоспоримым из всех богов Египта. Древняя еврейская религия, напротив, полностью отвергала бессмертие; возможность продолжения существования после смерти нигде и никогда не упоминается. И это тем более удивительно, что последующий опыт показал, что вера в загробную жизнь вполне совместима с монотеистической религией.

Мы надеялись, что гипотеза о том, что Моисей был египтянином, окажется плодотворной и прояснит многие вопросы. Но первое же заключение, которое мы вывели из этой гипотезы – что новая религия, которую он дал евреям, была его собственной, египетской – оказалось противоречащим нашему знанию о различном и на самом деле прямо противоположном характере этих двух религий.

2

Другую возможность открывает перед нами замечательное событие в истории египетской религии, событие, которое лишь недавно было признано и должным образом оценено. Остается возможным, что религия, которую Моисей дал своему еврейскому народу, тем не менее была его собственной – что это была египетская религия, но другая.

Во времена знаменитой XVIII Династии, когда Египет впервые стал мировой силой, приблизительно в 1376 году до н.э., на трон вступил молодой фараон. В начале его звали так же, как и его отца – Аменхотеп (IV), но позднее он сменил свое имя, и не только имя. Этот царь взялся навязать своим подданным новую религию – религию, которая противоречила тысячелетним преданиям и всем привычным обычаям их жизни. Это был строгий монотеизм, насколько нам известно, первая такая попытка в истории мира. И вместе с верой в единого бога неизбежно родилась религиозная нетерпимость, которая прежде была чужда древнему миру и впоследствии еще долго оставалась таковой. Однако правление Аменхотепа продлилось только семнадцать, лет. Очень скоро после его смерти в 1358 году до н.э. новая религия была сметена, а память о царе-еретике – уничтожена. Все, что нам о нем известно, извлечено из руин новой царской столицы, которую он построил во славу своего бога, и из надписей на каменных гробницах в его окрестностях. Все, что мы можем узнать об этой удивительной и действительно уникальной личности заслуживает глубочайшего интереса[21].

Любое новшество имеет свои корни и предпосылки в чем-то более раннем. Происхождение египетского монотеизма с некоторой уверенностью можно проследить немного назад[22]. В течение значительного времени среди жрецов храма Солнца в г. Иуну (Гелиополь) наблюдались тенденции развития идеи всеобщего бога и выделения этической стороны его сущности. Маат, богиня истины, порядка и справедливости, была дочерью бога солнца Ра. Во время правления Аменхотепа III, отца и предшественника реформатора, поклонение богу солнца уже получило новый толчок – вероятно, в противодействие Амону из Фив, который стал слишком могущественным. Очень древнее имя бога солнца, Атон, или Атум, приобрело новое величие, и молодой царь нашел в религии Атона готовое движение, которое ему не пришлось инспирировать, но к которому он мог примкнуть.