Ролло Мэй - Сила и невинность: в поисках истоков насилия Страница 40

Важным элементом в этой кровавой истории является его ранняя символическая интерпретация, что мир — это место насмешек. Его чрезмерное насилие имело двойную цель: оно отвечало его жажде признания и оно также в отместку осмеивало мир. (Вновь мы видим мрачную логику в такого рода вспышках насилия.) Из полного отсутствия у него каких-либо чувств по отношению к убитым им людям, что вытекало из его ответов на заданные вопросы, мы не можем заключить, что он всегда был столь бесчувственным, таким типичным шизоидом. Ясно, что человек, опьяненный насилием, должен стать бесчувственным и отрешенным, как солдат, который косит врагов из автомата, ибо иначе он не мог бы совершить того, что ощущает как необходимость.

Более всего меня преследует его детское признание: "Я люблю оружие. Оно дает мне чувство власти". Символический смысл оружия как фаллоса и его отношение к сексу хорошо известно. И то и другое является вытянутым и тонким, и извергает из себя субстанцию, которая может радикально изменить человека, на которого она направлена. Поэтому оружие и стало, в особенности для простых людей, главным символом мужской силы. Фраза, которую произносила Мей Уэст, приветствуя своего бой-френда, остается классическим выражением этого: "Это пистолет в твоем кармане, или ты просто рад меня видеть?".

Но культурный аспект оружия также весьма значим, как замечает Стенли Кунитц. Мы охотились с ружьями, чтобы есть; мы охотились с ружьями, чтобы обезопасить местность вокруг наших домов; мы охотились с ружьями, чтобы выжить во времена первопроходцев, от которых мы в Америке отстоим всего лишь на столетие с небольшим. Во всех этих случаях оружие было ценным, как доброкачественный символ власти, и владение им также было оправданным. Многие из людей, владея оружием, чувствуют, что у них есть власть, которая была у них несправедливо отнята. Да и какая власть! Человек теперь может производить мощные взрывы и бросать снаряды, которые могут убивать тех, кто значительно больше, чем он сам. Сознание добровольно отстраняется. В фильме "Паттон", генерал, выскакивающий и разряжающий пистолет в воздух по германским самолетам, бомбящим его алжирскую базу, поступает как ребенок, его жест — анахронизм, оставшийся от детских игр с оружием, но тем не менее это убедительное проявление насилия.

Говоря психологически, существует бесконечное множество ситуаций, в которых люди живут на до-человеческом уровне, и они находят, что некоторое насилие необходимо для жизни. Чрезмерно стеснительный человек; человек подозрительный, не рискующий устанавливать межличностные отношения; человек, неспособный глубоко любить или дарить другому; трус, изолирующий себя от опыта, который обогатил бы его, — список становится бесконечным. Все это люди, которым некоторая примесь насилия может помочь скорректировать свои недостатки. Но это требует прорыва, усилия, которое происходит помимо рациональности, требует рискнуть собой, совершить все, что угодно, чтобы обрести чувство наполненности. Когда женщина, которая всю свою жизнь была послушной, в итоге дает волю характеру и разражается тирадой, мы невольно улыбаемся и приветствуем ее поступок: по крайней мере, ей уже не все равно. Мой друг рассказывал мне недавно, что двое его сыновей приехали из колледжа домой, где попали в напряженную из-за болезни родственников ситуацию. Через пару дней жизни в напряжении один из его сыновей разорвал в ярости свою шапку, а другой сын разбил о стену две пепельницы. Мой друг заметил: "Это было хорошим насилием". Взрыв ярости, по всей видимости, проясняет психологическое отношение, способствуя большей честности. Поэтому большинство людей чувствуют себя лучше, после того, как они выразят свою злость.

Мы уже говорили, что насилие собирает личность на уровне ниже человеческого. Сегодня получается так, что многие люди (в действительности, большинство людей) живут подобным образом, то есть, без какого-либо сознания и без личного достоинства. Франц Фэнон пишет о таких людях в Африке. Они проводят свою жизнь как лишь частично сформировавшиеся люди, как и миллионы людей в Центральной Америке, Южной Америке, Индии и Китае, и миллионы живущих ниже установленного стандарта в нашей богатой стране. Для этих людей насилие может повысить уровень психологического и духовного существования. Точно так же, как оно собирает личность, достигшую сознания, на уровне ниже человеческого, оно может поднять неразвитых людей на человеческий уровень. Это может иметь форму политических бунтов, которые позволяют группам вырваться из собственной апатии и с успехом вынудить правящую партию провести социальные реформы. Существует очень мало случаев (если они вообще были), когда доминирующая группа расстается со своей властью добровольно и свободно, обычно во власть вцепляются изо всех сил.

Я упомянул здесь Фэнона потому, что, будучи черным психиатром и участником алжирского восстания, он описывает прототип конструктивного насилия. Рожденный на Мартинике и переехавший в Париж, Фэнон поехал в Алжир во время революции, позже он заболел раком, от которого скончался на исходе четвертого десятка лет. Его книга "Сор земли" сделала его не только теоретиком алжирской революции, по и всей черной Африки. Колониальные власти, утверждает он, делают различие между людьми: белые люди выше полуживотных, то есть черных. Правительство поэтому становится институтом, охраняющим status quo, для чего держит коренных жителей в покорности. Книга Фэнона это страстное утверждение достоинства коренных жителей, их потенциальной сознательности и их будущей свободы. Он убежден, что это не может произойти без насилия. Люди веками страдали от эксплуатации, которая породила глубокую апатию; чтобы стать психологически и духовно живыми, необходимо некоторое насилие.

Но насилие не есть выбор черного населения, даже если и принято обычно так считать. Колониальные власти играли активную роль в настраивании коренных народов друг против друга и, в результате, укрепляли собственные интересы. Это часто называлось такими пошлыми фразами как "бремя белого человека", но важным являлось здесь то, что правительство соблюдало интересы иностранного государства, а не коренных жителей, будь они черными, или коричневыми, или желтыми.

Насилие является для черных единственным путем не только скинуть ярмо колониальной власти, но также создать в своей среде некоторое единство. Фэнон считает, что недоразвитые нации, после того, как их столь долго эксплуатировали, находятся на другом уровне, чем колониалисты; насилие есть ступень в развитии черных в сторону национализма. Это путь интеграции, самоуважения и осознания своих сил. Когда книгу Фэнона рецензировал пацифист Квакер, он заметил, что там, где Фэнон использует слово "насилие", его можно заменить на "ненасилие", и смысл останется таким же. Другими словами, Фэнон говорит о человеческом достоинстве, рождении и росте сознательности, интеграции отношений.

Фэнон рассказывает нам об алжирских неграх, которых он лечил как психиатр. Один из них боролся в рядах сопротивления ночью и водил такси днем. Его жена была схвачена французскими солдатами, коллективно изнасилована и затем избита с тем, что бы выжать из нее информацию о нем. У этого человека должна быть депрессия (от которой его лечил Фэнон), и он должен был участвовать в восстании, чтобы иметь хоть какое-то самоуважение.

Фэнон приводит аргументы в пользу выхода за пределы рационального, как его понимает белый человек. Достоинство черных возникнет не только из их мозгов, но из всего их организма и их коллективного бессознательного, которое есть выражение их организма. Они восходят к новому порядку, к новым формам, и это часть новой рациональности. Старый порядок и старые формы в этом процессе будут разрушены, но ни один нормальный человек не станет утверждать, что формы колониального общества, основанные на бесчеловечной сексуальной, социальной и экономической эксплуатации черных, с его "да, господин" и его низкопоклонничеством, не должны быть разрушены. То, что последует за этим, едва ли будет более несправедливым, будем надеяться, что оно будет более справедливым. В своем предисловии к книге "Сор земли" Сартр пишет: "…В период их беспомощности их безумный импульс к убийству является выражением их коллективного бессознательного. <…> Насилие есть подавленный гнев", — который, как мы уже говорили, часто направлен против них самих. Утверждая, что насилие должно быть направлено на его причины — на представителей колониальных властей, Сартр и Фэнон кажутся циничными. Но глядя на ситуацию с точки зрения долговременной перспективы справедливости, всякий признает, что их позиция реалистична, сколь бы ни была она огорчительна для богатых наций. Фэнон пишет: