Роберт Смит - История психологии Страница 40

Как отмечалось выше при обсуждении френологии, искусство определения характера человека было известно с незапамятных времен и служило людям руководством в принятии решений и средством ориентировки в бурном море страстей. Во второй половине XIX в. в США и Британии происходит неожиданное возрождение френологии в связи с деятельностью предпринимателей Фаулеров (Fowlers), которые сделали своим бизнесом популярное психологическое консультирование. Фаулеры занялись продажей фарфоровых бюстов (эти статуэтки сегодня можно увидеть в коллекциях собирателей фарфора), на головах которых были размечены места локализации различных умственных способностей. Врачи и медицинская литература также способствовали распространению представлений о существовании индивидуального характера, темперамента и наследственной предрасположенности. На раннем этапе своего развития психология личности испытала серьезное воздействие со стороны врачей, неизменно задававшихся одним и тем же вопросом: почему одни люди предрасположены к какой-либо болезни, а другие либо совсем к ней не склонны, либо переносят ее легче? Сама эта заинтересованность восходит к глубокой древности, в частности к теории гуморальной медицины и идее индивидуального подхода к пациенту. Френология и медицина, а также всеобщий интерес к проблеме человеческих наклонностей и характера подготовили почву для новой психологии, возникшей на рубеже XIX и XX вв.; она ориентировалась на специальные знания и широко использовала тестирование.

В современной форме научный интерес к проблеме индивидуальных различий сложился под решающим влиянием Френсиса

Гальтона (Francis Galton, 1822–1911). В детстве он был вундеркиндом, когда же вырос — разочаровался в жизни. Вновь обрести ее смысл ему помогла научная миссия — применение эволюционной биологии к изучению социальной сферы. Гальтон был выдающейся, даже эксцентричной личностью. Так, он был склонен к навязчивым вычислениям: он вспоминал позднее, что, гуляя по одной из лондонских улиц, без устали подсчитывал количество фонарей или цветков на длинной каштановой аллее. В 1860-е гг., под влиянием эволюционной теории Дарвина и собственных опасений относительно слабого прогресса в общественной жизни, Гальтон обратился к изучению индивидуальной наследственности и ее роли в развитии общества. Вместо того чтобы исследовать биологический механизм наследственности (что было в то время явно невозможно), он решил изучать ее на основе распределения вариаций, или индивидуальных отклонений, в популяции. Это важное решение выдвинуло на первый план проблему статистического доказательства в биологии и в психологии человека.

Для понимания мыслей Гальтона чрезвычайно важно иметь в виду то глубокое уважение, которое он испытывал к законам природы. Согласно Гальтону, наука о человеке возможна только при условии, что различия в умственных способностях заданы наследственностью так же, как особенности анатомического строения, иными словами, что характер человека определяется не волей и не душой, а наследственностью. В этом и состоял его вклад в научный натурализм — изучение человека в рамках естественно-научного мировоззрения.

Гальтон верил, что для формирования индивидуальных различий наследственность неизмеримо важнее окружающей среды, и взялся доказать это с помощью статистических выкладок, настаивая, что выводы его важны для понимания общественного прогресса. Он был убежден, что прогресс человека и биологическая эволюция — звенья одной цепи. А это значило, что в человеческом обществе (как и в природе) прогресс зависит от качественного содержания и количественного распределения наследуемых вариаций, передаваемых от одного поколения к другому. Прогресс, согласно Гальтону, заключается в как можно более широком распространении желательных наследственных свойств. Он также полагал, что современное индустриальное общество и международная конкуренция предъявляют все большие требования к индивиду, и выступал за такую социальную политику, которая позволила бы увеличить число энергичных и интеллектуально одаренных людей в нации. Особенно его заботил вопрос о способствовании заключению браков между молодыми людьми с хорошей наследственностью. Это привело Гальтона к созданию особой политической программы, названной им евгеникой. Ее сторонники надеялись решить общественные проблемы и повысить благосостоянИе, поддерживая разный уровень рождаемости в группах людей с разными наследственными свойствами и склонностями.

Эти идеи, к которым Гальтон пришел в 1860-е гг., выглядели настоящим откровением, противореча господствовавшим нормам викторианской морали: ведь для викторианца ключом к социальному прогрессу было личное самосовершенствование и образование. Только в конце XIX в. общественные настроения изменились, и у Гальтона появилась восприимчивая к его идеям аудитория. До того, как это произошло, он на протяжении длительного времени занимался проблемой человеческих способностей, и его исследованиям суждено было оказать серьезное и долговременное воздействие на развитие психологии. В книге «Наследственность таланта, ее законы и последствия» (Hereditary Genius: An Inquiry Into Its Laws and Consequences, 1869) Гальтон, основываясь на изучении только биографических данных о жизни выдающихся людей, доказывает: главный фактор, определяющий уровень развития умственных и физических способностей, — не воспитание, а наследственность. В дальнейшем, отказавшись от попыток понять физиологические механизмы наследственности, он займется анализом статистического распределения индивидуальных вариаций среди населения. Дополненное методами, разработанными математиками, это направление стало предшественником современной математической биологии и психологии. Гальтон также разработал ряд новых приемов для измерения и описания индивидуальных вариаций. Так, стремясь собрать как можно больше данных, он организует для посетителей Международной медицинской выставки 1884 г. в Лондоне специальную антропометрическую лабораторию, где каждый может измерить силу своих мускулов и остроту зрения. Наряду с другими исследователями он фиксирует различия узоров на коже пальцев, в результате чего в 1890-е гг. городская полиция Лондона начинает использовать отпечатки пальцев для идентификации личности.

Изучая индивидуальные различия, Гальтон обратился к трудам бельгийского астронома и государственного чиновника Адольфа Кетле (Adolphe Quetelet, 1796–1874), которым суждено было стать важным связующим звеном между возникшей в XVIII в. наукой о государстве и современной аналитической статистикой. Было известно, что результаты различных измерений какой-либо величины, будь то рост солдат в армии или время, за которое звезда пересекает нанесенную на линзу телескопа условную линию, закономерным образом распределяются вокруг среднего значения. В начале XIX в. получаемые при измерениях вариации трактовались как ошибка — уклонение от идеального, точного, истинного измерения. Этот способ рассуждения свойственен и Кетле, который превратил усредненное — идеальное, истинное — значение в понятие об усредненном человеке (l’homme moyen) — основу современных представлений о «среднестатистическом», «нормальном» индивиде.

Кетле был не только ключевым сотрудником правительственной статистической службы в Бельгии, но и организатором первых международных конгрессов статистиков, участники которых хотели сделать статистику самостоятельной научной дисциплиной. Его труды были затем продолжены французским ученым Луи- Адольфом Бертильоном (Louis-Adolphe Bertillon, 1821–1883), основателем Парижского антропологического общества (вместе с Брока), получившим в 1877 г. собственную кафедру за работы по демографии. Бертильон охарактеризовал статистику кратко, но очень точно: «Эта скромная наука… стала… бухгалтером человечества» [цит. по: 53, с. 20]. Один из его сыновей, Жак Бертильон (1851–1922), возглавил городскую статистическую службу Парижа; его интересовала, прежде всего, проблема чрезвычайно низкой и продолжающей падение рождаемости во Франции. Другой сын, Альфонс Бертильон (1853–1914), разработал систему идентификации преступников с помощью систематического сбора их фотографий анфас и в профиль. Названная «бертильонаж», эта система с 1882 г. применялась судебными властями Парижа; в основе используемой классификации типов внешности лежал анализ распределения индивидуальных значений переменных вокруг набора средних. Статистические исследования поощряли точку зрения о том, что человека можно анализировать с позиций законов природы, как и весь остальной мир. По словам Генри Бокля (Henry Т. Buckle, 1821–1862), статистика и история приводят нас к «тому мнению, что действия людей, определяемые исключительно прошлым, должны носить характер единообразия, т. е. что совершенно одинаковые причины постоянно ведут к совершенно одинаковым следствиям» [4, с. 14–15].