Р Лэнг - Расколотое Я Страница 43

3. Она была сухой с того момента, когда в год и три месяца ей перестали подкладывать подгузники. В этом месте можно заметить, что далеко не необычно обнаружить у шизофреников раннее развитие контроля за телом, хотя неизвестно, как они выглядят в этом отношении по сравнению с другими. Очень часто родители шизофреников говорят, как гордились они своими детьми из-за их раннего развития - ползания, хождения, функционирования кишечника и мочевого пузыря, речи, прекращения плача и т. п. Однако приходится спросить, рассматривая связь между тем, о чем родители с гордостью рассказывают, и тем, чего ребенок достиг, какая часть поведения ребенка является выражением его собственной воли. Вопрос не в том, насколько хорош или насколько испорчен ребенок, а в том, развивает ли ребенок ощущение того, что он есть начало собственных действий, что он -источник, из которого возникают его действия; или чувствует ли ребенок, что его собственные действия порождаются не внутри него, а внутри его матери, несмотря на возможное впечатление, что он - деятель своих действий (ср. с человеком под гипнозом, который вследствие приказов притворяется автономным). Может случиться, что тело будет совершенствовать свои умения и, таким образом, делать все, что от него ожидается. Однако подлинное самопроизвольное действие, по-видимому, никогда не было установлено ни в какой степени, но вместо этого любое действие является почти полным угождением и приспособлением к указаниям извне. В случае Джулии ее действия, похоже, были поставлены матерью, но ее "в" них не было. Должно быть, именно это она имела в виду, говоря, что так и не стала личностью, а в ее постоянных повторах типичной хронической шизофренички она "послу снится" (или "послушница"). Другими словами, она была лишь послушной девочкой, делавшей то, что ей велели.

4. Она всегда делала то, что ей велели. Как мы отмечали раньше насчет высказывания правды и лжи, существует множество причин быть послушным, но неспособность быть непослушным - не самая лучшая из них. Пока в описании г-жи X. нельзя увидеть, что мать признавала в Джулии какие-то другие возможности, кроме становления тем, что сама Джулия назвала "послушницей". Она "отдала свою жизнь" ей -снящейся какому-то послу,-но полностью oтрицала (и по-прежнему отрицает двадцать пять лет спустя) возможность того, что эта хорошая, послушная, чистенькая девочка, которая так любила ее, что чуть не сходила с ума. когда ту отделял от матери стул, окаменела и превратилась в "вещь", чересчур охваченную ужасом, чтобы стать личностью.

5. С ней никогда не было "хлопот". Теперь стало ясно, что с первых месяцев жизни эта пациентка была лишена автономии. Она так и не нашла, насколько я могу судить по воспоминаниям ее матери, своих собственных путей. Инстинктивные потребности и их удовлетворение никогда не находили никакого выражения через каналы телесной деятельности.

В первую очередь не было реального удовлетворения, возникающего из реального желания реальной груди. Мать рассматривает последствия этою с тем же самым одобрением, с каким рассматривала первые проявления этого.

"Она никогда не брала чересчур много торта. Нужно было просто сказать: "Достаточно, Джулия", и она не возражала".

Мы ранее отметили, как так может произойти, что ненависть выражается только через угодливость системы ложного "я". Мать хвалила ее за послушание, но Джулия начала доводить свое послушание до такой степени, что то стало "невозможным". Таким образом, у нее был промежуток времени, в возрасте около десяти лет, когда ей нужно было говорить все, что произойдет в течение дня и что она должна делать. Каждый день должен был начинаться с зачитывания такой программы. Если мать отказывалась исполнять это ритуал, Джулия начинала хныкать. По словам матери, ничто не могло остановить ее хныканья, кроме хорошей взбучки. Когда она стала старше, то сама не тратила деньги, которые ей давали. Даже когда ее подбадривали сказать, чего она хочет, или купить самой платье, или познакомиться с юношами, как другие девушки, она не выражала своих собственных желаний; она заставляла мать покупать ей одежду и не проявляла инициативы при знакомствах. Она никогда в жизни не приняла ни единого решения.

Кроме упомянутого выше хныканья, было еще несколько эпизодов в детстве Джулии, когда та сердила мать. В промежутке с пяти до семи лет она кусала и грызла ногти;

как только она начала говорить, у нее появилась склонность перевертывать слова задом наперед. Внезапно в восемь лет она стала переедать, и это продолжалось несколько' месяцев, пока она не вернулась к своей обычной вялой манере есть.

Впрочем, ее мать не принимала в расчет такие вещи, как временные фазы. Тем не менее мы имеем, в них внезапные проблески разрушительно неистового внутреннего мира с мимолетными отчаянными приступами явной жадности, которая, однако, вскоре вновь стала обузданной и приглушенной.

Фаза II: "Плохая"

Примерно с пятнадцати лет ее поведение изменилось и вместо "хорошей" девочки она стала "плохой". К тому же в это время начала меняться позиция матери по отношению к ней. Тогда как прежде та считала правильным, что Джулия должна быть с ней как можно больше, теперь она начала побуждать ее чаще выходить из дома, иметь больше подруг, посещать кинотеатры и даже танцы, заводить кавалеров. Все это пациентка "упрямо" отказывалась делать. Вместо этого она сидела и ничего не делала или бродила по улицам, никогда не говоря матери, когда вернется. В комнате у нее царил экстравагантный беспорядок. Она продолжала играть с куклой, из которой, как ощущала мать, она должна была уже "вырасти". У нас будет позднее повод вернуться к этой кукле. Обличения Джулией матери были нескончаемыми, и всегда в них присутствовала одна и та же тема:

она обвиняла мать в том, что она той не нужна, что та не дает ей быть личностью, что та никогда не давала ЕЙ дышать, что та ее душила. Она ругалась как извозчик.

Однако для других людей она могла, когда хотела, быть весьма очаровательной.

До сих пор мы рассматривали только взаимоотношения Джулии с матерью. Но теперь, прежде чем пойти дальше, мы должны сказать пару слов о всей семье.

В последние годы было введено понятие "щизофрено-генной" матери. К счастью, оттенок в этом понятии, связанный с "охотой на ведьм", потускнел. Это термин можно раскрыть различными способами, но его можно изложить следующим образом: вероятно, существуют некоторые варианты материнства, которые скорее препятствуют, чем содействуют любой генетически определенной, врожденной склонности, имеющейся в ребенке (или "усиливают" ее), к достижению первичных эволюционных стадий онтологической уверенности. Не только мать, но также и вся ситуация в семье может скорее препятствовать, чем содействовать способности ребенка принимать участие в разделяемом с другими мире в качестве "я"-с-другим.

Тезис данного исследования состоит в том, что шизофрения есть результат более чем обычного затруднения при бытии всей личности с другим без разделения с ним здравого (то есть здорового) смысла при переживании себя в мире. Мир ребенка, как и взрослого, есть "единство данного и построенного" (Гегель), единство для ребенка того, что опосредуется родителями, в первую очередь матерью, и тою, что он из этого создает. Мать и отец в большой степени упрощают мир для маленького ребенка, и когда крут его способностей расширяется настолько, чтобы осмыслить, одушевить хаос структурой, ухватить различия и связи все большей и большей сложности, тогда, как выражает это Бубер, он выведен в "подходящий мир".

Но что может произойти, если мироустройство согласно матери или семье не соответствует тому миру, в котором ребенок может жить и дышать? Тогда ребенок должен развить собственное пронзающее видение и стать способным жить им -как Вильям Блейк преуспел в деяниях, как Рембо преуспел в изложении, но не в жизни -или, иначе, стать сумасшедшим. Именно из самых ранних уз любви, связывающих его с матерью, младенец развивает начала бытия-для-себя. Именно через эти узы мать в первую очередь "опосредует" мир для младенца. Мир, который ему дается, может быть миром, в котором ему удастся быть; и наоборот, вполне вероятно, что данное ему непригодно для него в это время. Однако, несмотря на важность первого года жизни, природа среды, в которой ребенок должен существовать в течение своего младенчества, детства и отрочества, может все еще так или иначе оказать большое воздействие. Именно на этих последовательных стадиях отец или другие значимые взрослые могут сыграть решающую роль в жизни ребенка -либо в прямой связи с ребенком, либо непрямо, через воздействие на мать.

Все это приводит к мысли, что, может быть, лучше говорить о шизофрепогенных семьях, а не исключительно о шизофреногенных матерях. По крайней мере, это может поощрить дальнейшие работы по динамике семьи как целого вместо изучения матерей, или отцов, или братьев и сестер без достаточных ссылок на всю динамику семьи*.