Лев Ительсон - Лекции по общей психологии Страница 45

Первые игры ребенка возникают с 8-9 месяцев. И это — игры со взрослыми. Причем удовольствие сначала доставляет именно участие взрослого, общение с ним, а не сама игра. Игровые действия выступают для ребенка как еще одно средство (наряду с криком) привлечь взрослого. Они еще не самоцель и, следовательно, не совсем игра.

К концу года — началу второго, с овладением ходьбой, ребенок все чаще пытается вмешаться в деятельность взрослых, подражая им. Мама стирает и ребенок тоже пытается рядом с ней «стирать». Мама делает пирожки, и ребенок тоже требует, чтобы ему дали раскатывать тесто, «участвует» в изготовлении пирогов. Папа пишет, и сынишка требует карандаш, водит им по бумаге.

Собственно, и это еще не игра в человеческом смысле слова. Совершаемые действия для ребенка столь же «практичны», как имитируемые действия взрослого. Действия взрослого осваиваются еще как практическое поведение. Малышка, которая мнет тесто — не играет в изготовление пирожков. «Для себя» она действительно делает пирожок. И это действие для нее так же «практично», как использование горшочка.

Аналогично в этот период не являются еще собственно игрой манипуляции ребенка с предметами. Предметы еще ничего не «изображают» для него. Манипулируя предметами, ребенок выяснет лишь их собственные свойства. Игрушки еще не отличаются им с этой точки от других предметов. Они — объект исследования, а не игры.

Переход к собственно игровым действиям возникает в связи с освоением ребенком человеческого употребления вещей. Как показали исследования П.Я. Гальперина, ведущим здесь является овладение предметами-орудиями, такими, например, как ложка, совочек, карандаш, чашка и т.д. Этот процесс и его значение для ребенка, для развития психики ребенка мы уже рассматривали ранее.

Но параллельно с предметами-орудиями ребенок сталкивается в своей практике с другим видом вещей — игрушками. Человеческий способ употребления этих вещей — игра, т.е. изображение с их помощью каких-то других, «настоящих» вещей и действий. Взрослые учат детей этому употреблению игрушек. Они показывают ребенку, как нужно поить куклу, укачивать ее, водить гулять, как кормить игрушечного медвежонка, возить машину и т.п.

Однако, само отношение к игрушке, как к изображению «настоящей» вещи возникает только в связи с включением в игровую деятельность слова.

Младший ребенок (от 1 года до двух) еще не может перенести действия укачивания, кормления и т.д. с куклы на палочку. Он не может изобразить действие без соответствующего предмета или перенести его с одного предмета на другой (Я.З. Неверович).

Все эти операции становятся возможны только по мере овладения речью. Чтобы начать обращаться со щепкой, как с куклой, ребенок должен назвать ее так же, как свою куклу (например, «Катя»). Чтобы он перенес действия кормления с куклы на лошадку, взрослые должны сказать ему: «Корми лошадку» и т.п.

Позже слово делает для ребенка возможным и самостоятельный перенос наблюдаемых действий взрослых над «настоящими» вещами на игрушку. Усвоив значение слова через практические действия или наблюдение за действиями взрослых, ребенок переносит вместе со словом эти действия на игровой предмет.

Итак, игровые действия у ребенка с самого начала выражают, имитируют человеческое употребление предметов и тесно связаны с обозначающим их словом. Объект игры — это человеческие значения вещей, а не сами вещи. Игра здесь заключается в отделении действий, определяющих значение предмета, от самого этого предмета и перенос их на другой предмет — игрушку. Благодаря ей происходит практическое отделение значения слова от внешнего вида вещи и связывание этого значения с действиями над вещью, ее функцией в человеческой практике.

Чем дальше идет этот процесс, тем больше слова освобождаются от непосредственной связи с вещами. Значение слова все шире начинает представительствоваться действием, а затем и представлением о действии. Возникает возможность замены реальных действий с вещами речевыми.

И действительно, к 4—5 годам все реальные действия при игре с игрушками все более свертываются и заменяются речевыми. Вместо детального воспроизведения кормления куклы, ребенок один раз подносит к ней ложку и говорит: «Кормлю. Уже поела» и т.д.

К середине третьего года у ребенка возникает, как мы видели, противопоставление своих действий чужим, выделяется «я», как носитель деятельности и желаний, противостоящее миру и другим людям. Действия в отношении вещей начинают выступать не как функции значения вещей по отношению к людям, а как функции людей по отношению к вещам. Возникают ролевые игры.

В ролевой игре ребенок играет уже наблюдаемые общественные функции взрослых, поведение взрослых как личностей. Так, двухлетка, кормя куклу, играет «кормление». Четырехлетка, кормя куклу, играет «маму, которая кормит дочку».

Если в предметных играх имитируются действия, которые воплощают употребление вещей, то в ролевых играх имитируются действия, которые воплощают функции людей. Объект игры здесь — это «значения людей», а не сами люди. Ребенок играет не человека, а «маму», «врача», «воспитательницу».

По мере расширения социального опыта ребенка сюжеты на бытовые темы («мама, «воспитательница», «кино», «детский сад», «зоопарк» и т.д.) обогащаются производственными сюжетами («летчик», «трамвай», «космонавт», «завод») и затем общественно-политическими («война», «пионеры» и т.д.). При этом содержание игры от воспроизведения предметных действий все больше переключается на изображение отношений людей.

По-существу, здесь развивается далее процесс практического овладения значениями слов и окружающих явлений. Но он уже вовлекает в свой круг социальные значения, функции и отношения людей, как они воплощаются в их поведении, наблюдаемом ребенком. (А круг таких наблюдений у сегодняшнего малыша — зрителя кино, телевидения и т.д. очень широк).

Но здесь возникает новая существенная черта. Социальные значения осваиваются ребенком через регуляцию своего поведения и отношения к реальности. Играя «врача», ребенок ведет себя, «как врач». Карандаш он использует как стетоскоп, укладывает куклу и, качая головой, произносит: «Надо тебе сделать укол» и т.д. Его действия управляются представлением о функциях врача, а не свойствами вещей, которые он употребляет.

Иными словами, у ребенка формируется способность регулировать свое поведение представлением о социальной роли и должных в ней действиях.

Уже на развитом этапе ролевых игр ребенок вступает во взаимодействие с другими детьми. Распределяя роли в игре, обращаясь друг с другом в соответствии с принятыми ролями («мать-дочки», «врач-больной»), дети осваивают социальное поведение, согласовывание действий, подчинение требованиям коллектива.

На следующем этапе — игр по правилам — эти черты поведения получают свое дальнейшее развитие. Причем теперь уже действия регулируются абстрактными требованиями, носителем которых является играющий коллектив. Возникает регуляция поведения с помощью абстрактных правил. Окружающие люди, коллектив начинают выступать как носители таких правил. Цель самой деятельности перемещается на ее социально подкрепляемый результат («выиграть!»). По-существу, начинается выход из игры. Оставаясь по общественным признакам игрой (не дает полезного продукта), по психологической структуре деятельность приближается к труду (целью является не сама деятельность, а ее результат) и учению (целью является освоение игры).

Итак, мы вкратце оглянули длинный путь, который проходит ребенок в своем развитии до школы. Где же на этом пути возникает у ребенка сознание? И есть ли оно вообще у него?

Так как мы не можем заглянуть маленькому человечку в голову, судить об этом можно только по его внешнему поведению. Каковы же критерии, признаки этого внешнего поведения, позволяющие различать, есть у субъекта сознание или нет?

Решающими признаками сознания являются, как мы видели, отличение мотивов от поступков, значений от действий, психических образов — от предметов, себя — от окружающего мира.

Любые действия, которые основаны на таком различении или в которых оно обнаруживается, являются признаком сознательного поведения.

С этой точки зрения уже манипулятивные игры свидетельствуют о наличии у детей элементарных форм предметного сознания. В ролевых играх проявляются уже формы социального сознания. Наконец, в играх по правилам явственно выступает регуляторная функция личностного самосознания.

Некоторые психологи, например, Л.С. Выготский, делали отсюда вывод, что игра и есть ведущее средство развития сознания и его функций — понимания значений слов, волевой регуляции действий и т.д.

Однако, такой прямолинейный вывод вряд ли правомерен. Дело в том, что игра не только служит для развития сознания, но сама уже требует довольно высокого его развития.