Джона Лерер - Как мы принимаем решения Страница 5

В двадцатом веке свою версию метафоры Платона предложил Зигмунд Фрейд. Хотя он любил повторять, что всю жизнь только и делал, что разрушал иллюзии, его основное представление о мозге мало чем отличалось от платоновского. В рамках своей «умозрительной науки» Фрейд представлял человеческий разум разделенным на ряд конфликтующих частей (конфликт для Фрейда был важен, поскольку помогал объяснить неврозы). В центре разума находится бессознательное, порождающее грубые желания. Над ним располагается эго, представлявшее сознательную личность и рациональный мозг. В задачу эго входят сдерживание бессознательного и трансформация его животных эмоций в социально приемлемые. «Отношение эго к бессознательному можно сравнить с наездником и его лошадью, — писал Фрейд, прямо отсылая к метафоре Платона. — Лошадь предоставляет собой движущуюся силу, а у наездника есть исключительное право определить цель и направить к ней своего могучего скакуна».

Целью фрейдистского психоанализа было укрепление эго, накопление сил, необходимых для того, чтобы контролировать порывы бессознательного. Другими словами, Фрейд пытался научить своих пациентов, как сдерживать лошадей. Он считал, что причинами большинства психических расстройств — от истерии до нарциссизма — были необузданные чувства. В поздние годы Фрейд превратит эту точку зрения Платона в своеобразную теорию всего. «События человеческой истории, — писал он, — всего лишь отражают активные конфликты между бессознательным и эго, которые психоанализ изучает в рамках одного человека, — те же события, только в большем масштабе». По Фрейду, выживание современного общества зависело от людей, жертвующих эмоциональными желаниями своего бессознательного — «принципом удовольствий» в его терминологии — во имя всеобщего блага. Возможность разумного суждения была единственным фактором, не дававшим цивилизации скатиться в варварство. Как сказал Гойя, «сон разума порождает чудовищ».

Со временем фрейдистская психология утратила научную убедительность. Дискуссии о бессознательном, эго и эдиповом комплексе были заменены отсылками к отдельным областям мозга: венская теория сдала позиции под натиском все более и более анатомически точных карт коры головного мозга. Метафора Платона о колеснице, к прискорбию, устарела.

Однако современная наука вскоре нашла новую метафору: мозг — это компьютер. Согласно когнитивной психологии, внутри каждого из нас есть набор компьютерных программ, работающих на полутора килограммах нервной аппаратуры. Хотя компьютерная метафора стимулировала несколько важных научных прорывов — среди прочего, привела к появлению искусственного интеллекта, — она также привела ко многим заблуждениям — по крайней мере, в одном отношении. Проблема, возникающая, если рассматривать мозг как компьютер, состоит в том, что у компьютеров нет чувств. Поскольку эмоции не могут быть сокращены до битов информации или логических структур на языке программирования, ученые предпочитали их игнорировать. «Когнитивные психологи выбрали неверный идеал рациональной, логической мысли и таким образом преуменьшили значимость всего остального», — говорит Марвин Мински, профессор Массачусетского технологического института и один из первопроходцев в сфере искусственного интеллекта. Когда когнитивные психологи задумывались об эмоциях, они обычно усиливали разделение Платона: чувства мешали мыслительной деятельности. Они противостояли рациональности и мешали работе машины. Такую модель мозга предлагала современная наука.

Простая идея, соединяющая философию Платона с когнитивной психологией, состоит в превосходстве разума над чувствами. Легко понять, почему подобная точка зрения просуществовала так долго. Она возвышает Homo sapiens над другими животными: человеческий мозг — рациональный компьютер, бесподобно обрабатывающий информацию. К тому же нередко это позволяет нам оправдывать собственные недостатки: так как отчасти мы все еще остаемся животными, рассудку приходится конкурировать с примитивными эмоциями. Возница должен держать этих диких лошадей в узде.

Из этой теории человеческой природы следует закономерный вывод: если наши чувства мешают нам принимать рациональные решения, лучше уж мы обойдемся без чувств вообще. Платон, к примеру, неизбежно должен был представить себе утопию, в которой рассудок определял все. О подобном мифическом обществе — царстве чистого разума — с тех пор мечтали многие философы.

Однако эта классическая теория основана на критической ошибке. Слишком долго люди принижали значимость эмоционального интеллекта, виня чувства во всех своих ошибках. Истина же гораздо интереснее. Взглянув на мозг, мы обнаружим, что лошади и возница зависят друг от друга. Если бы не наши эмоции, нас бы вообще не существовало.

В 1982 году пациент по имени Эллиот вошел в кабинет невролога Антонио Дамасио. За несколько месяцев до этого из коры головного мозга Эллиота — рядом с лобной долей — была удалена небольшая опухоль. До операции Эллиот был образцовым мужем и отцом. Он занимал руководящую должность в крупной корпорации и был активным прихожанином церкви. Но операция изменила все. Хотя IQ Эллиота остался тем же — он продолжал набирать на тесте 97 баллов, — теперь у него наблюдался один психологический недостаток: он был не способен принимать решения.

Эта дисфункция сделала нормальную жизнь для него невозможной. Рутинные задачи, которые должны занимать десять минут, теперь требовали нескольких часов. Эллиот бесконечно размышлял над незначительными деталями: использовать синюю ручку или черную, какую радиостанцию включить, где припарковать машину Выбирая, где пообедать,

Эллиот внимательно изучал меню каждого ресторана, расстановку столиков и систему освещения, а затем отправлялся в каждое из этих мест, чтобы посмотреть, много ли там посетителей. Но и это в результате оказывалось бесполезным: он все равно не мог решить, где поесть. Его нерешительность была патологической.

Скоро Эллиота уволили, а затем наперекосяк пошла вся его жизнь. Он создал ряд новых предприятий, но все они потерпели неудачу. Его обманул мошенник, и он был вынужден объявить себя банкротом. С ним развелась жена. Налоговая служба США начала в отношении него расследование. Он переехал обратно к своим родителям. По словам Дамасио, «Эллиот стал мужчиной с нормальным интеллектом, который был не в состоянии принять необходимое решение, особенно если оно касалось личных или социальных аспектов жизни».

Но почему Эллиот неожиданно утратил способность принимать правильные решения? Что произошло с его мозгом? Первая догадка возникла у Дамасио, когда он завел с Эллиотом беседу о том трагическом обороте, который приняла его жизнь. «Он всегда был исключительно сдержанным, — вспоминает Дамасио. — Всегда описывал события как бесстрастный, отстраненный наблюдатель. В его речи не было даже намека на перенесенные им страдания, хотя он и был главным действующим лицом этой драмы… За многие часы разговоров с ним я ни разу не видел проблеска эмоций: ни грусти, ни нетерпения, ни раздражения». Друзья и семья Эллиота подтвердили наблюдения Дамасио: после операции он казался полностью лишенным эмоций, совершенно бесчувственным к тому трагическому обороту, который приняла его жизнь.

Чтобы подтвердить этот диагноз, Дамасио подключил Эллиота к аппарату, измерявшему активность потовых желез на ладонях. (Когда человек испытывает сильные эмоции, ладони начинают потеть. Детекторы лжи работают как раз на основе этого принципа.) Затем Дамасио показал Эллиоту разнообразные фотографии, которые в нормальной ситуации вызывают немедленный эмоциональный ответ: отрезанная нога, обнаженная женщина, горящий дом, пистолет. Результаты были очевидны: Эллиот не чувствовал ничего. Какой бы гротескной или агрессивной ни была картинка, его ладони оставались сухими. Он вел эмоциональную жизнь манекена.

Это открытие было совершенно неожиданным. В то время неврология предполагала, что человеческие эмоции иррациональны. Следовательно, человек, полностью лишенный эмоций — другими словами, кто-то, похожий на Эллиота, — должен принимать самые лучшие решения. Ничто не искажает его мыслительную деятельность, и возница полностью контролирует ситуацию.

Что же тогда случилось с Эллиотом? Почему он оказался не способен вести нормальную жизнь? По мнению Дамасио, патология Эллиота показывала, что эмоции являются ключевым элементом процесса принятия решений. Когда у нас отрубают все чувства, самое банальное решение становится невозможным. Мозг, который ничего не чувствует, не может ни на что решиться.

После общения с Эллиотом Дамасио начал изучать других пациентов с похожими мозговыми повреждениями. Все они казались умными и не проявляли никаких нарушений ни в одном из стандартных когнитивных тестов. И тем не менее все они страдали от одного и того же большого недостатка: так как они не могли испытывать эмоции, им было безумно сложно принять какое бы то ни было решение. В «Ошибке Декарта» Дамасио описал попытку назначить дату следующего приема одному из таких лишенных эмоций пациентов: