Алексей Рощин - О «дедовщине»: взгляд социального психолога Страница 5

Вспоминаю крайне показательный эпизод из одного моего интервью: респондента забрали в армию прямо из МГУ. Промаявшись в «учебке» положенные полгода, он попал в часть. И там ему сказали, что один из его теперешних сослуживцев — также, как и он, бывший студент МГУ. Больше вокруг студентов не было; респондент вспоминал, что жутко обрадовался: слава богу, он встретил «родственную душу», «своего человека», будет с кем поговорить… При первой же возможности он бросился к указанному сослуживцу знакомиться, радостно говоря, что — вот, я тоже из МГУ…

Сослуживец, однако, ни малейшей радости не выказал, но, наоборот, прорычал: Какое я тебе МГУ?! Я — ТВОЙ ДЕД!!» И потом все время их совместной службы всячески демонстрировал, какое именно отношение первично между ними.

Есть, впрочем, и еще одна существенная причина, почему главная солдатская "основа для самоидентификации" привязана именно к времени, а не к достижениям, личным качествам или происхождению. Дело в том, что само ТЕЧЕНИЕ ВРЕМЕНИ солдат срочной службы воспринимает совсем не так, как гражданский. Гражданский участник многообразнейших "групп добровольного членства" время, как правило, вообще не замечает. Фактор ТЕЧЕНИЯ ВРЕМЕНИ для большинства гражданских деятельностей не критичен и потому крайне редко осознается. А если и осознается, то чаще всего в негативном, неприятном контексте — в плане "Старения", осознания приближения смерти и т. д.

Для солдата же течение времени — это течение к избавлению! Вся служба для многих — это преодоление прежде всего именно ВРЕМЕНИ, огромного временного промежутка. Поэтому солдат, как правило, на времени зациклен. Значительная часть армейского современного фольклора "завязана" именно на переживании "медленности времени". От классического "солдат спит — служба идет" (с продолжением "но когда он бежит — она все равно идет"), в котором "идет" понимается именно во ВРЕМЕННОМ, а не пространственном аспекте. До прибаутки из солдатских альбомов "Масло съели — день прошел; съели яйца — прошла неделя. Что бы такого еще съесть, ЧТОБЫ СКОРЕЕ ПРИШЕЛ ДЕМБЕЛЬ?!" (масло в армии 90-х давали 1 раз в день — на завтрак, а вареные яйца 1 раз в неделю — в воскресенье).

Глава 5. ЗОНА свободы

Итак, мы подходим к главному. Посмотрим еще раз на существующую модель срочной службы как на своего рода «идеальную модель социального воспитания через принуждение». Недаром ведь именно образ КАЗАРМЫ столетиями используется как главный в теоретических и практических построениях самых разных утопистов и антиутопистов всех частей света! Собрать людей в одном месте (так удобнее) и ЗАСТАВИТЬ их вести себя «правильно» и ВСЕГДА — это ли не мечта самых разных по убеждениям «борцов за общечеловеческое счастье»?

Конечно, у российской (как и до того — у советской) армии таких далеко идущих амбиций нет. Цель армейской ОПЧ — всего лишь научить новобранцев-допризывников военному делу, сделать из них полноценных защитников Отечества. Сходство только в используемых механизмах — а именно в стремлении выстроить такую систему, которая «сделает бойца из г. на» НЕЗАВИСИМО от его желания. Так ведь и постулируется бесчисленными бабушками, отродясь не читавшими листовки ГлавПУРа: «Ничего, в армии из тебя сделают человека!» Имея при этом в виду — сделают, не спрашивая, хочешь ты того или нет…

И, рассуждая умозрительно, мы, собственно, и не найдем, что может помешать данному процессу! Солдат даже в нынешней «разболтанной», как принято сетовать, армии схвачен действительно со всех сторон. Все правила его «желательного» (с точки зрения ОПЧ) поведения расписаны в многочисленных Уставах; Казарма открыта для командиров всегда, никаких «зон уединения» в ней по определению нет и быть не может. Вся жизнь солдата ПОЛНОСТЬЮ под контролем офицера!

А за любые нарушения в тех же Уставах прописаны строгие наказания. Да, как мы уже отмечали, арсенал этих наказаний весьма узок и даже, можно сказать, примитивен, сводится к нескольким формам лишения солдата того немногого, что у него еще есть — часов сна, времени на отдых, пищи… Однако, смотря с другой стороны — разве примитивность наказания не придает ему столь же первобытную силу?!

Да, командир в в/ч не располагает знаниями (и даже не слыхивал никогда) о тех многочисленных формах поощрения/наказания, которым посвящены главы и разделы в корпоративных учебниках по менеджменту. Однако сложные формы наказания/поощрения и действуют избирательно; для кого-то — эффект потрясающий, а кому-то — что слону дробина. В то же время можно практически не сомневаться, что если человеку давать спать не больше 2 ч в день, все остальное время заставлять стоять «на тумбочке», а на прием пищи отводить не более 20 сек — такое подействует равно и на Сократа, и на неандертальца! Вот и эффективность…

Солдат загнан в столь жесткие рамки, что ему, по мысли военных, деваться некуда — он просто не может не стать «образцовым бойцом»: вставать по звонку, отдавать честь, четко докладывать, тянуть носок, трудиться не покладая рук там, где прикажут, бегом выполнять любое приказание вышестоящего командира… В любых выступлениях наших высокопоставленных «военных идеологов» по поводу «редких, пока неизжитых случаев дедовщины» можно при желании услышать этот скрытый стон, смешанный с искренним, почти детским недоумением — «Как же так?! Ведь там все схвачено, все под контролем! Приказа на «дедовщину» не было — откуда ж ей взяться?!»

И, подумав, все они всегда приходят к одному, утешительному для них выводу: «Все от командира зависит! Будет хороший командир — ничего плохого не будет!»

А теперь давайте внимательно проанализируем образ армейского «деда» — таким, каким он предстает из многочисленных воспоминаний отслуживших солдат. Начнем с внешнего вида.

Настоящего «деда», по словам отслуживших бойцов, всегда легко узнать по его «неуставному» виду. Устав предписывает, чтобы гимнастерка солдата и младшего командира срочной службы всегда была застегнута на все пуговицы и еще на «крючок» на воротнике. У «деда», напротив, гимнастерка ВСЕГДА расстегнута на верхнюю, а часто и на еще пару верхних пуговиц (о крючке для «деда», понятно, и речи нет).

Пилотка у образцового бойца должна отступать «на два пальца от лба»; у «деда» пилотка надета самым немыслимым образом и где-то на макушке.

Ремень бойца должен быть туго, молодецки затянут; у «деда» ремень максимально расслаблен и вообще чаще всего, говоря армейским языком (дамы, заткните уши!) «болтается на яйцах».

Устав запрещает солдатам надевать не предусмотренные в Уставах виды одежды; «дед» же щеголяет под гимнастеркой в футболке, а то и майке, а если на улице мороз — поддевает свитер.

Короче, «Дед» одевается не так, как того требует Устав, а так, как УДОБНО лично ему.

То же мы слышим во всех прочих вопросах «строгой армейской жизни».

«Дедушка» не ложится по команде «отбой» и не встает по команде «подъем», а уж одевается столько, сколько нужно (никаких пресловутых «40 секунд»!). Вообще, записанный в Уставе «Распорядок дня» — не для «дедушки».

Он вовсе не обязан «принимать пищу» в соответствии с установленным распорядком; нет, настоящему «деду», если он, не дай бог, проспал завтрак, верные «молодые», которым «положено», принесут его прямо в казарму. Есть и такие «деды», которые, став «дедами», в столовую вместе со всеми вообще не ходят.

«Дед» и ночью спать не обязан — и вообще «дед» спит, когда хочет. Ночью он может спать, а может развлекаться — «строить» «молодых», смотреть телевизор в бывшей «ленинской» комнате, жарить картошку в «каптерке». Кстати, о картошке: на «деда», конечно же, не распространяется вроде бы неизбежное в армии ограничение рациона питания — когда солдат никак не властен над своим меню, а должен то, что дают, и в том количестве, в каком оно выдано в столовой.

Нет, настоящий «дед» имеет доступ ко всем запасам столовой, ко всем продовольственным посылкам «молодых» и никакой тоски по разнообразию меню не испытывает!

Конечно же, «дед» в «нарядах» не выполняет никаких грязных работ типа мытья унитазов — а точнее, вообще никаких работ не выполняет: на это есть «молодые» (причем, конечно же, неважно, в «наряде» тот или иной «молодой» или нет). В хорошей, истинно «дедовской» части «деды» и в караул сами не ходят, предпочитая оставаться в теплом караульном помещении, играть в карты с начкаром и болтать «за жизнь»; за них «несут службу» с автоматом в руках «молодые», порой оставаясь на посту вместо «положенных по Уставу» двух четыре, а то и 6 часов (один из моих респондентов рассказал, что его личный рекорд в карауле в бытность «молодым» составил 8 часов непрерывной «охраны»; стоял мороз, и «дедам», конечно, не хотелось вылезать).

«Деды», понятное дело, совершенно не обязаны также заниматься какой-нибудь строевой подготовкой — так, чтобы по 2 часа непрерывно «тянуть носок». Максимум, что «дед» может себе позволить — это какое-то время поруководить строевой подготовкой «молодых». При этом, заметим, ему совершенно ни к чему формальные основания для таких «занятий» в виде, к примеру, сержантских «лычек»; нет, скорее рядовой «дед» будет руководить строем только что прибывших из «учебки» младших сержантов, заставляя часами стоять на одной ноге!