Валентин Бадрак - Стратегии выдающихся личностей Страница 51
Валентин Бадрак - Стратегии выдающихся личностей читать онлайн бесплатно
Альберт Гор, лауреат Нобелевской премии мира и сорок пятый вице-президент США, после окончания столичной школы Сент-Олбенс поступил в Гарвардский университет, который окончил с отличием в 1969 году, получив ученую степень бакалавра. В 1971–1972 годах учился в школе богословия, в 1974—1976-м – в Школе права Вандербильтского университета. Родился он в семье сенатора-демократа от штата Теннесси Альберта Гора, известного в Соединенных Штатах политика, происходившего из семьи фермеров и самостоятельно добившегося столь высокого общественного положения. Мать Паулина окончила университет Вандербильта и была уважаемым юристом. Но опять-таки, Гор-младший начал активно проявлять себя лишь тогда, когда столкнулся с жестокой конкуренцией, иррациональную природу которой он не мог понять и не принимал во внимание. Однако только после проигрыша на президентских выборах Альберт Гор начал свое реальное восхождение к достижениям, к реализации миссии.
Противоречивой можно назвать учебу Уинстона Черчилля, которого боготворят многие британцы, считая его великим человеком. О нем сообщают шокирующие факты: «Уинстон был самым последним учеником. Его считали тупым и неспособным». Однако не все так просто. Как и Рузвельт, Черчилль был изнеженным ребенком, которого мать опасалась подвергнуть какому-либо серьезному испытанию. Воспитание личности она старалась заменять невообразимой свободой и столь же необузданной, слепой материнской любовью, предопределившей демонстративное поведение, дерзость и строптивость в его нетривиальном характере. Действительно, успехами в начальной школе Черчилль не блистал, но, скорее, потому, что всегда стремился действовать наперекор учителям, вопреки правилам. Он был патологическим нарушителем, хулиганом, нетерпимым к любой необходимости покориться. И мать во всем потакала сыну. Когда в первой престижной подготовительной школе (Сент-Джордж в Аскоте) его за нарушения дисциплины подвергли унизительной порке, мамочка тут же перевела любимчика в другое заведение (школу сестер Томсон в Брайтоне). Но и там из тринадцати учеников юный Черчилль замыкал чертову дюжину в аттестации поведения. За его бесчисленными эскападами и дрянными выходками проступало желание обратить на себя внимание, показать свою исключительность. Следующим местом учебы стала престижная школа Харроу – одно из лучших учебных заведений страны. Опять он вел себя вызывающе и учил лишь то, к чему испытывал неподдельную склонность. Заметно отставал в точных науках, что его ничуть не смущало. Зато прослыл непревзойденным гуманитарием (отклонившим, правда, мертвые языки – латинский и греческий). Объясняя отставание молодого Черчилля в школе безграничным упрямством, многие современники и биографы добавляют, что этот строптивец не упускал случая поправить преподавателя (за что его вряд ли могли бы любить). Но те же исследователи особенностей его характера обязательно вспоминают необычаймо феноменальную память будущего политика: «А однажды получил премию, без единой ошибки прочитав 1200 строк из книги Маколея о Древнем Риме». Процесс поступления в Королевский военный колледж в Сэндхерсте обнажил образовательные бреши. «После второй неудачной попытки поступить в колледж Уинстону пришлось прибегнуть к помощи «репетитора», знавшего все вопросы, которые могли быть поставлены абитуриентам, и вдалбливавшего их в головы подопечных», – сообщает Владимир Белов. Можно поражаться, но такое отставание никак не сказалось на его самооценке и растущем самомнении. Однако за поступлением последовало выравнивание позиций и упорное освоение неприступных бастионов малолюбимых дисциплин (по окончанию он был в учебе двадцатым из ста тридцати). Кажется, основной причиной этого стала отцовская драма, разыгрывавшаяся практически на глазах сына. Министр-отставник, он остро переживал прекращение своей политической карьеры. Это обстоятельство, а вовсе не желание учиться стало завершающим штрихом в образовательной эпопее будущего легендарного премьера.
Таким образом, классическое образование представляет собой солидные законсервированные возможности, реализация которых происходит преимущественно под воздействием внешних, нелицеприятных обстоятельств. Впрочем, бывают, конечно, случаи, когда воспитанники классического бразования являются гораздо бoльшими прагматиками, чем профессора-наставники. Они не принимают близко к сердцу все то академическое нагромождение, на которое порой так хочется навесить неприятный для теоретиков ярлык «научный хлам». Николай Гончаренко, первый советский автор, писавший о гениях, обратил внимание как раз на такую деталь в образовании Александра Блока: «Блока учили профессора. Кстати, одному из них на выпускном экзамене в университете Блок, уже будучи известным поэтом, не смог ответить на вопрос «из чего состоят стихи» (ответ – «из строф»)», что, по-видимому, в какой-то мере свидетельствует, что учеба у теоретиков приносит мало пользы.
Не стоит уповать на высокие оценки классического университетского образования, скажем, Михаила Горбачева, поскольку его качества как преобразователя опирались на знания реальных аппаратных методов, которые были получены в процессе терпеливого ожидания своей очереди к штурвалу власти. Не говоря уже о роли спутницы в его жизни и карьере, а также таких приобретенных в борьбе качеств, как терпение, гибкость натуры и исключительно ловкое умение жонглировать словами.
И даже те факты, что Мария Склодовская-Кюри окончила парижскую Сорбонну, а Джордж Сорос прошел через Лондонскую школу экономики, вовсе не означают, что эти именитые учреждения стали первопричиной появления у названных людей столь значимых реализованных ими идей. Хотя, кажется, как раз учебные заведения могли сыграть определенную роль катализатора, ускорителя в формировании жизненного уклада, стимулировать к более целенаправленному поиску и дополнительному обмену опытом. Но в любом случае самым действенным фактором для таких учеников в конце концов становилось самообразование. Шаги, предпринимаемые ими лично. Поэтому роль обучающего института сводилась к предоставлению или отсутствию дополнительных возможностей, в том числе активного взаимодействия с социумом. К слову, очевидно, следует обратить внимание, что упомянутые успешные выходцы престижных учебных заведений по большей части были неисправимыми интровертами, они вынашивали в себе важнейшие жизненные решения даже тогда, когда внешне легко общались с окружением. Небезынтересно, что та же Мария Склодовская-Кюри в зрелом возрасте весьма жестко и пренебрежительно высказывалась о средней школе, ориентированной на выработку ущербного послушания и бездумного поклонения стандартному набору знаний. Важно, что ее позиция сформировалась в процессе воспитания и уяснения в семье многих жизненных истин, противостоящих общепринятым фактам и дисциплинам. Ее первыми и основательными учителями стали родители, причем роль кудесника в оформлении контуров ее характера определенно принадлежит отцу.
Дополнением к сказанному могло бы стать упоминание об учебе фееричного спортсмена и философа Брюса Ли в университете Вашингтона в Сиэтле. На редкость целеустремленный парень посещал такое количество курсов, которое наверняка оказалось бы неподъемным грузом для менее мотивированного и не столь волевого человека. Английский язык, гимнастика, борьба, театральное мастерство, риторика, рисование, композиция, бальные танцы, китайская философия и китайский язык, культура Дальнего Востока и современная история, общая психология, психология приспособления и даже личная гигиена и искусство быть лидером. От такого количества векторов голова могла пойти кругом, если бы не понимание, что все это – вспомогательные знания для продвижения одной идеи.
Только личная мотивация и упорство становились первыми помощниками искателя успеха, и никакая блестящая университетская вывеска не стоила бы и ломаного гроша, если бы крупнокалиберные личности были лишены своих неуемных характеров. Никола Тесла, поступив в политехнический институт в австрийском Граце, включился в такой безумный режим, что позволял себе спать лишь четыре часа в сутки. Он осознанно отказался от светских развлечений, вытеснил всякие отвлекающие отношения, посвящал учебе все время без остатка и проявил столь заметное рвение в освоении наук, что в конце первого семестра сумел сдать экзамены по девяти предметам – вдвое больше положенного. Дело дошло до того, что один из профессоров написал отцу будущего светила науки письмо с настоятельной рекомендацией забрать сына из института, «поскольку непомерными нагрузками он может просто угробить себя».
Вообще, классическое образование оправдано лишь тогда, когда оно является органичной частью самой жизни. Как у Владимира Набокова, Николая Рериха или Нильса Бора. «Я был английским ребенком», – признавался Набоков в зрелом возрасте, имея в виду, что разговаривать на английском языке он начал одновременно с изложением мыслей на родном. «французским языком он владел практически также свободно, начиная с пяти лет, – указывает Алексей Зверев, добавляя: – Он всегда проверял французские переводы своих книг, восстанавливая места, с которыми не справились перелагатели». Но ключевая фраза у биографа – «Существенно, что полученное им воспитание ориентировалось на английский язык, культуру и даже бытовые привычки». Отрочество было приправлено оригиналами Конан Дойля, Честертона, Уэллса, а первые собственноручно начертанные слова были английскими названиями бабочек. Да и первое стихотворение, написанное по-английски, появилось в студенческие годы в Кембридже, в самом начале эмиграции, а не после переезда в Соединенные Штаты. «Череда англичанок-воспитательниц проходит через самые ранние воспоминания мальчика Набокова. А на смену гувернанткам спешат приходящие учителя». Кажется, именно приобщение Набокова к нескольким культурам одновременно создало уникальный для писателя феномен восприятия: «Нет одной вещи – хотя математически вещь одна, – а четыре, пять, шесть, миллион вещей в зависимости от того, сколько людей смотрит на нее».
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.