Марина Линдхолм - Анатомия глупости Страница 6

Сегодня получила письмо от мамы. На четырех страницах плотного текста мама учит меня жить. Припоминает мои старые грехи и ошибки, вспоминает, как она сама меня воспитывала, и как ей было тяжело. Наставляет меня, как вести себя с моими собственными детьми.

Приведу дословно одну ее фразу:

– Я, конечно, не должна вмешиваться в вашу жизнь, но мне кажется, мать может подсказать, посоветовать, и не просто может, а должна.

Вот такая логика у наших мам. Не может, но может, не должна, но должна. Письмо скучное, как лекция по марксизму-ленинизму. Или как история КПСС. Кто учил, тот помнит, а кто не учил – ничего не потерял.

Иногда я думаю – почему моя мама не говорит со мной? Не умеет? Не знает, о чем? Или просто я ей не интересна? Она пишет, что нехорошо говорить о себе, что ты умная. У людей может быть «другая» реакция. И дочке я не должна говорить, что она красивая. А то она, дочка то есть, испортится.

А, вспомнила, что мне это мамино письмо напоминает. Антон Павлович Чехов – «Человек в футляре». Лошади кушают овес и сено. Волга впадает в Каспийское море. Надо делать то, а другое не надо. Бедная моя мамочка. Всю жизнь она учит меня, что «как бы чего не вышло».

Когда родился мой сын, у моих соседей на три этажа ниже тоже родился сынок, и мы необыкновенно подружились. Я жила с родителями, а они жили одни, и я часто сидела у них дома, мы с Людочкой болтали и наблюдали за детьми. Мы вместе гуляли, проводили почти все время вместе.

Людочкина мама Алла Ивановна часто заходила к ним, чтобы помочь. Она мыла посуду или готовила, или убирала, или гладила – делала все, что придется, и всегда улыбалась, и всегда она была ласковая с Людочкой, и были они как подружки.

Я завидовала Людочке. Ее мама никогда не давала ей советов, никогда не критиковала, никогда не была раздраженной. Что бы Людочка ни сделала, все было хорошо, всем она была довольна. Стоит ли говорить, что я завидовала Людочке отчаянно.

Когда мне было лет двадцать, телевидение разродилось сериалом «Санта-Барбара». Довольно большая часть моей жизни прошла под звуки музыки из этой энциклопедии богатой жизни. Иногда я, сама смеясь над собой, зависала перед телеэкраном с надкушенным бутербродом в руке.

Почему смеялась? Да уже в то время наши юмористы потешались над домохозяйками, которые заняты уходом за детьми и ничего, кроме телевизора и телесериалов, знать не желают.

Телесериалы стали символом жизни обывателя, почти пошлости. В то время я училась в университете и считала себя прогрессивной и продвинутой. Тем не менее «Санта-Барбара» приковывала меня к себе вопреки моему слегка ироническому к ней отношению.

Помню, меня потрясали диалоги между матерью семейства и ее взрослыми дочерьми. Мать разговаривала с ними так, как будто это были не ее дети, а взрослые женщины, глубоко ею уважаемые. Она была вежлива с ними, шутила, очень деликатно спрашивала об их жизни, постоянно оговариваясь, что извиняется, если это может как-то повлиять на их, дочерей, самочувствие.

Иногда меня раздражали эти диалоги, я не могла поверить, что такое бывает в реальной жизни. Потом я подумала, что невозможно обмануть целую страну – Соединенные Штаты Америки, что если бы в этом сериале все было выдумкой, то никто бы не стал смотреть такой длинный фильм. Значит, все диалоги в фильме – правда. Это было так не похоже на мою жизнь, на мою семью.

Мои мысли скачут, но это только кажется, что все, о чем я рассказываю, – случайный набор событий и наблюдений. На самом деле все это о нас, о женщинах.

И история моей жизни, и другие истории, и первая любовь, и все остальное – о нас.

Истерическое воспитание

Говорят, у каждого народа, в каждой стране есть свой стиль общения. Итальянцы жестикулируют, японцы улыбаются и кланяются, англичане холодны и вежливы, шведы спокойны и приветливы. Русские раздражены.

Раздражены постоянно, непрерывно, перманентно, хронически.

Моя мама и многие мамы моих приятельниц, а также папы, бабушки, тети и дяди раздражены дома, на работе, в транспорте, в магазине. Быть вежливым и спокойным – это большая редкость.

Когда я переехала на постоянное жительство в Швецию, то мое первое впечатление от шведов было такое – блаженные. Всегда спокойные, всегда улыбаются, всегда приветливые.

Знаете, как здесь попадают к врачу на прием? Сначала вы ожидаете в небольшой приемной, а потом врач выходит к вам, называет вас по имени, пожимает вам руку, спрашивает, как дела, провожает в кабинет, усаживает и только потом начинает осматривать. Я это серьезно, это не шутка.

Когда вы входите в автобус через переднюю дверь – здесь так принято – и покупаете билет или предъявляете проездной, то водитель с вами здоровается и говорит «спасибо» за то, что вы вошли в автобус.

Кассиры в супермаркетах здороваются с КАЖДЫМ покупателем. Контролеры в метро улыбаются и очень вежливо, как бы извиняясь, просят предъявить билет, а потом говорят «спасибо» и «приятного пути».

Здесь принято называть свое имя, когда звонишь по телефону, да много всего другого здесь принято делать, когда вступаешь в контакт с другим человеком, чего не делают в России.

Мы, русские, – гораздо больше раздражены, чем все остальные люди. Русские женщины – это просто концентрированное раздражение.

В своей массе русские женщины говорят громче, плачут чаще, кричат резче, чаще, чем европейские женщины, бьют детей и даже мужей…

Лиля, 36 лет.

– Когда мне было 6 лет, я не могла написать цифру «2». Мама кричала на меня, что я сука и б…, и что она мне оторвет руки, если я не напишу эту б… цифру. Эти крики услышала наша соседка и зашла к нам. Она сказала маме, что Лиля устала, и что давай мы сходим с ней погулять, а она потом напишет все, что нужно. Мама стукнула меня по голове тапкой, крикнула, что у нее зла не хватает, и чтобы мы выметались из дома к едрене фене. Потом я ненавидела цифру «2» и всегда хотела в туалет, если получала двойку.

Сейчас Лиля живет со своим мужем здесь, в Швеции. Маме звонит часто, поскольку чувствует себя обязанной звонить. После звонка и разговора с мамой у нее всегда плохое настроение.

Марина, 43 года.

– Моя мама била меня ремнем за то, что я не сделала вовремя уроки. Она держала меня за руку одной рукой, а второй рукой хлестала по заднице. Я бегала вокруг нее, а она крутилась на месте и хлестала, хлестала, пока я не описалась.

Марина вышла замуж довольно поздно. Муж Марины пил и бил ее и маленькую дочку. Однажды он избил Марину так сильно, что пробил барабанную перепонку. После этого Марина с ним развелась, воспитывает дочку одна, глухая на левое ухо.

Алла, 38 лет.

– Когда мне было 7 лет и я получила двойку в школе, мой отец поставил меня на колени, зажал голову между колен и набил ремнем по заднице. Потом пытался меня бить еще несколько раз, но я научилась кусаться. Однажды он сломал мне 2 зуба, к счастью, зубы выросли.

Алла живет с мужем, который кричит на нее и называет дурой и уродкой.

Тамара, 44 года.

– Мама била меня по лицу, если видела, что я накрасила губы. Драла меня за волосы за плохие отметки, била за грязь в комнате, невымытую посуду, короткие юбки.

Тамарин первый муж пил и бил жену, разбивал в доме все, что попадалось под руку. Однажды столкнул ее с лестницы, она упала в погреб и сломала ногу. Второй муж не пьет и не бьет жену. Тамара говорит, что счастлива с ним.

Светлана, 36 лет

– Мама снимала с меня трусы и заставляла сидеть на диване без трусов. Она говорила, что это наказание, и чтобы я не могла пойти гулять без спроса, она отбирает у меня трусы. Мне было 7 лет.

Света развелась в третий раз, не может получить удовлетворение в сексе.

Это лишь несколько историй.

Все эти женщины – мои подруги или знакомые. А их мамы – ровесницы или почти ровесницы моей мамы. Военные дети, которые пережили войну, видели войну или почувствовали на себе ее ужасы и лишения.

Эти дети голодали, родители этих детей – наши бабушки – перенесли такие страдания и лишения, что это не могло не отразиться на их психике.

Все мы видели собак, все мы знаем, что такое забитая собака. Собака, которую били, никогда не подпустит к себе человека, никогда не будет вилять хвостом и радостно лаять, никогда не забудет боли.

Люди, которых унижали, которые испытывали страх или подавление со стороны других людей, в той или иной степени будут вести себя как эта побитая собака.

Люди, которые перенесли войну или просто видели войну, навсегда останутся ранеными эмоционально, психологически.

Наши бабушки и дедушки в своей массе кричали на своих детей, били их и унижали. Наши родители, которые видели войну или ее последствия и на которых кричали их родители, продолжали кричать на своих детей, бить и унижать их. Мы, поколение детей военных детей, тоже, и немало, подвергались подавлению и насилию со стороны своих родителей.