Аллан Фромм - Способность любить Страница 6

Иными словами, хотя мы используем термин «сексу­альный» для обозначения общего генитального удовлет­ворения, догенитальное физическое удовлетворение тоже может быть названо сексуальным, потому что представ­ляет собой неотъемлемую часть единого процесса роста и развития. Важно осознать эту связь, потому что, как мы очень скоро увидим, ребенок учится любить с помощью этих самых телесных удовлетворений, то есть он развива­ет привязанность к чему-то за пределами себя с помо­щью собственного догенитального, но сексуального по­ведения. С самого начала любовь и секс тесно связаны друг с другом. Они, в сущности, возникают одновремен­но. Насколько они остаются связанными друг с другом, зависит от удовлетворения или неудовлетворения, кото­рые индивид получает на протяжении всей своей сексу­альной истории. Различные фазы его догенитального и генитального развития могут сопровождаться проблема­ми, которые способны изменить и исказить любовь, по­строенную на основе этого развития.

Теперь посмотрим, как Фрейд связал эти младенческие наслаждения с опытом любви. Опять-таки он проследил от­ношения до их простейших форм в условиях младенческого мира с ограниченным опытом. Фрейд говорил, что, получая простое удовлетворение, ребенок научается различать раз­ные участки своего тела, находит те части, которые прино­сят ему удовлетворение и наслаждение, и все чаще пытается их использовать. У него возникает привязанность к ним.

Поскольку еда приносит удовлетворение, спасая от бо­лей голода, ребенок начинает использовать pot, потому что именно рот представляет начало удовлетворения. Он любит пищу, любит руку, дающую пищу, и, конечно, того, чья это рука, то есть мать. Ее голос, ее прикосновение, каждый аспект ее присутствия и контакта с ним становятся частью удовлетворения или обещанием его. Здесь мы видим лю­бовь в простейшей, самой примитивной форме, в новорож­денном состоянии.

Мир ощущений младенца

 Конечно, жизнь не остается такой простой, и любовь тоже. То, что начиналось как привязанность к чему-то, при­носящему удовлетворение, проходит через много перемен и в конце может превратиться в привязанность к тому, что приносит боль. Вскоре мы проследим ход этого развития.

А пока мы находимся в мире ощущений младенца, то можем заметить, что, если первые опыты удовольствия ре­бенку дает его организм, то он же приносит и первые боли. Весь его опыт ограничен телесными ощущениями. Вначале ребенок ощущает только собственное тело, больше ничего. Физический и социальный мир, находящийся вне его, для младенца не существует.

Поэтому следует предположить, что все привязанности, которые у него возникают, заключены в узких пределах этого крошечного мирка собственного тела. И именно это и про­исходит.

Младенчество — это время, когда маленькое человечес­кое существо проявляет крайний и исключительный инте­рес к своему телу. Младенец исследует его, как незнако­мый континент. Он обнаруживает руки, и его зачаровыва­ют разделения на краю рук, те самые, что мы называем пальцами. Он манипулирует пальцами и использует их для исследования других частей тела. Он обнаруживает отвер­стия по обе стороны головы и может несколько дней про­вести в исследованиях этой интересной странности.

Как мы уже заметили, первая его сильная привязан­ность — рот. Благодаря рту достигается удовлетворение в самом первом и тревожном переживании — в переживании голода и жажды. Ребенок настолько привязывается к этому оральному механизму удовлетворения, что вскоре пытается использовать его и для других целей. Он берет в рот самые разные предметы, используя его для распознания объектов. Некоторые дети продолжают использовать рот для удоволь­ствия, когда не голодны, и часами сосут пальцы, словно наслаждаясь едой. Как будто сосание пальца — второе по силе наслаждение в мире. Для младенца это так и есть, а если он не голоден, то и первое.

На другой стадии развития самое невинное человечес­кое животное обнаруживает, что органы выделения тоже могут доставлять удовольствие. А когда снимают пеленки, ребенок открывает и другие части своего тела — гениталии. Они тоже становятся источником физического удовольствия, причем чрезвычайно важным. Если вам встретится мастур­бирующий ребенок четырех-пяти лет, ребенок, которого никогда за это не ругали, не останавливали и вообще не привлекали внимания к его действиям, и вы его спросите, что он делает, весьма вероятно, что он ответит: «Я себя щекочу». Если вы спросите, почему, он ответит: «Потому что это приятно».

В этом раннем возрасте ребенок наслаждается своим те­лом без смущения и стыда. Он приходит к этому естествен­но, если только его не остановит вмешательство взрослых. Собственное тело для него — первый и очень долго глав­ный источник наслаждения. Как прихорашивающаяся кошка или гоняющийся за своим хвостом пес, ребенок использует тело для самоудовлетворения. На этой стадии у него такая же ментальность, как у собаки или кошки; он еще не обна­ружил удовольствия за пределами себя.

Рисунок закрепляется

Интенсивность этих ранних удовольствий и болей настоль­ко велика, что закрепляет реакции на них; иными словами, реакции становятся привычными. Интенсивность в сочета­нии с повторением составляют суть процесса обучения.

Именно поэтому Фрейд считал таким важным изучение первых этапов жизни ребенка. Младенчество и детство — это наше представление жизни, и последующее наше учас­тие в жизни находится под постоянным воздействием ха­рактера этого представления. Особенно ясно видно это у тех, кто в эти ранние годы испытывал трудности, особенно психологические.

То, чему мы научаемся в первые месяцы и годы, не от­носится к царству интеллекта; здесь участвуют наши внут­ренности. Младенцы и маленькие дети еще недостаточно цивилизованы, чтобы откликаться на идеи. В это время нами руководят основные биологические процессы. То, что мы узнаем вначале, мы узнаем при помощи организма. Младе­нец не отбирает сознательно то, что ему нравится или не нравится. Он беспомощен, и у него нет выбора. Его орга­низм просто реагирует удовольствием или неудовольствием на все, что с ним происходит.

А это означает, что организм отбирает и закрепляет мно­гие привычки задолго до того, как ребенок выработает со­знательный метод взвешивания и отбора. И даже позже в жизни мы не вполне способны делать свободный выбор, потому что привычки организма постоянно вмешиваются и делают выбор за нас. Если, например, у нас развилась силь­ная привязанность ко рту, или, используя специальный тер­мин, оральная фиксация, мы можем реагировать на это привычным перееданием. Самое сознательное и строгое решение сесть на диету уступает чисто физической при­вычке, выросшей на основе самой ранней привязанности в жизни. Мы не обязательно поступаем, как хотим, а если и поступаем, то это дается нам нелегко; скорее, мы стремим­ся делать то, что привыкли делать раньше.

Какие именно привычки, фиксации или привязанности разовьем мы на начальных этапах жизни, в основном зави­сит от случайностей нашей биографии. Фрейд предполо­жил, что то, каким образом родители удовлетворяют эти физические, или вегетативные, функции: функции еды, уда­ления, сна, — самым непосредственным образом определя­ет наши отличия друг от друга.

Шестимесячный ребенок, например, так быстро прикан­чивает бутылочку, что его потребность в сосании, которая существует независимо от потребности в пище, остается неудовлетворенной. И хотя мать гордится тем, что ее мла­денец хорошо ест, мы знаем, что происходит. Он заменяет сосок пальцем и снова и снова засыпает с пальцем во рту. Немного погодя начинают расти зубы, пронзая нежные дес­ны, и теперь сосание пальца доставляет дополнительное об­легчение. Ребенок начинает ассоциировать сосание пальца с удовольствием, с облегчением от боли, а немного погодя оно же приносит ему утешение во всем, что его тревожит или пугает.

Вначале мать считает это довольно невинным поведени­ем, но когда ребенок становится старше, она пытается оту­чить его сосать пальцы. Теперь он старается это делать не­заметно. Но когда нарастает давление, он даже не осознает, как легко палец вновь оказывается во рту.

Будущее этой привязанности к пальцам, разумеется, за­висит от многих других аспектов существования ребенка. Однако как только у нас возникла привычка, мы обычно подкрепляем ее, усиливаем, находим для нее новые выра­жения. Младенец, который сосал палец, может вырасти стра­стным курильщиком, сменяющим одну сигарету другой; он может непрерывно держать во рту трубку, кусать каранда­ши или каким-то другим способом продолжать выражать привязанность, которая первоначально сосредоточивалась на пальцах.

Где здесь место любви?