Игорь Калинаускас - Жить надо! Страница 6

Вы можете спросить: «Как очертить границы социально-психологического мира? Людей миллионы. У каждого свой социально-психологический мир».

Нет, этих миров гораздо меньше, чем вообще людей. Они очерчиваются очень просто: как только вы попадаете в чужой социально-психологический мир, так тут же начинаете понимать границы своего. Вот, например, мир бомжей-профессионалов. Надо сказать, он очень своеобразен. Меня в нем покорило совершенно иное восприятие территории. Они территорию бывшего Советского Союза воспринимали как одну большую квартиру. И передвигались в ней совершенно свободно и четко знали, когда куда лучше передвинуться. У них своя психология, своя система ценностей, свои непосредственные реакции.

Я разговаривал с бомжем, который до этого был совершенно в другом социально-психологическом мире. Он человек с высшим образованием, инженер, был главным механиком предприятия, потом спился. Разрушился полностью. Его бросили все, в том числе и близкие. Он должен был погибнуть. Но волею судеб попал в мир бомжей-профессионалов. И там прижился. Стал личностью, своеобразной, но личностью. Со всеми признаками личности, со всеми признаками целостного человека.

Но помните, в этом случае речь идет не о социальном мире, мире социального положения, это совсем другое. В социальном обществе есть слои. Скажем, номенклатура – это особый слой. Например, в театральном мире, если ты попал режиссером в республиканский театр, ты будешь в этом слое всю жизнь: из одного республиканского театра в другой. Попал ты, например, в областной – всю жизнь будешь по областным. Если попал в городской, то, чтобы переместиться, скажем, в круг областных, нужно пожертвовать тем положением, которое ты имеешь в городском театре. Но это не социально-психологический мир, это социальный слой.

А мы говорим о том, в чем человек живет психологически и в большинстве случаев просто не осознает этого. Как правило, человек всегда уверен, что так или почти так, как он, живут все. И любое резкое отклонение от этого – уже ненормальность.

Нам хочется принадлежать как можно к бо2льшему Мы. Поэтому нам хочется, чтоб все жили как мы. Или хотя бы похоже. И подсознательно мы уверены в том, что пусть одни менее, а другие более благополучны материально, морально, но, в принципе, все одинаково – любят, ненавидят, ссорятся, лгут и так далее. Но в том-то и дело, что нет. Лгут все по-разному. В зависимости от того, к какому социально-психологическому миру принадлежат. И правду говорят по-разному. И любят по-разному. И дружат по-разному.

Но везде все есть – и дружба, и доброта, и кодекс чести, в любом социально-психологическом мире, но они зачастую совсем не похожи друг на друга.

Вот конкретная ситуация.

Я в совершенно чужом городе Сальске, занесенный туда сложными обстоятельствами своей жизни, весь день бегал по делам. Вечером зашел в ресторан напротив гостиницы. Весь город знал, что там «малина», а я не знал. Я попал на ту «малину». Хорошо, что я актер и у меня оказался нужный запас знаний. Я правильно стал себя вести, и в результате меня приняли за своего, за вора, который случайно в силу неприятностей попал в эту дыру из какого-то крупного города.

Я говорил правду. «Ты кто?» – «Режиссер». – «Ну, такая кликуха, да?» Выдержал. Там есть такая проверка у них, в этом социально-психологическом мире, – на испуг. Я про нее знал, я ее выдержал. И дальше они все трактовали сами. Как только они определили: свой, – все. Я говорить мог что угодно, они все равно переводили на свой язык. И вот в этом Сальске мы сидим, пьем водку, а они мне рассказывают, как плохо тут, куда ты, говорят, приехал, что ты тут делаешь? Я говорю: «Ищу работу». – «Тут работы нет!» – отвечают они. Я говорю: «Ну вот, не повезло, ну ладно, завтра как-нибудь буду выбираться…» – «Ну, вообще мы тут кассу одну нашли… Ты хороший парень, ты мне понравился, – говорит, значит, шеф, – ладно, берем тебя в долю. Ну что ж ты будешь пропадать». Вы знаете, что это такое для них было? Это все равно как если б вы, имея в кармане тысячу рублей, взяли и отдали мне сотню. Просто так. Даже не сотню, больше. Взять в долю! Это ли не благородство, это ли не взаимопомощь, это ли не забота о человеке, это ли не доброта? Еще какая! С трудом я заставил их взять от меня десять рублей в общий котел, хоть я выпил и съел там на тридцать. Понимаете? Но это внутри этого мира!

А если мы снаружи туда посмотрим – это что? Я пришел в гостиницу, говорю: «Мужики, спасайте, я вот тут зашел в ресторан…» Все говорят: «Как ты оттуда живой ушел?» Я говорю: «Будите меня на первый автобус». И упал. Они меня разбудили, и я первым автобусом в пять утра – побыстрей! Вы представляете, если я не пришел на «дело», легавый, значит. А легавому – один путь…

В каждом мире свои законы. Что можно, чего нельзя, что принято, что не принято. Есть социально-психологические миры, в которых понятие дружбы имеет такое конкретное содержание, что в другом мире – это просто мордобой.

Социально-психологические миры совсем не обязательно включают в себя людей из одной социальной плоскости, то есть места в социальной иерархии. Туда могут входить и люди «верхов» общества, и «низов». Есть такие миры, где спокойно совмещаются совершенно разные социальные пласты общества. Но социально-психологически они составляют один мир, и этот мир определяет в человеке так много, что невозможно отделить человека от этого мира.

В нашей жизни гораздо больше типического, чем мы все предполагаем, хоть это как-то и обижает нас. Как говорил Гурджиев: «Мы все, ребята, действительно разные, но совсем в другом месте».

Найти в себе место истинной уникальности, с одной стороны, невероятно трудно, а с другой стороны – надо ли? Смею вас уверить, что, обнаружив свою уникальность, вы особой радости не испытаете. Потому что, как только вы ее обнаружите, усилится чувство вашего одиночества. Потому что в этом месте, где ваша уникальность, вы действительно один.

Вы будете всю жизнь искать еще одного такого! С такой же уникальностью. Потому что нет большего наказания для человека, чем изоляция. А изоляция – не обязательно физическая, она может быть и психологической, и познавательной. Представляете ученых, у них такие бывают ситуации, когда кого-то из них могут понять только три человека в мире. Один живет в Новой Зеландии, другой в России, третий в США, а сам он где-нибудь в Англии, в Кембридже. Только они четверо могут друг друга понять в этом мире, и больше никто. Представляете, какую ценность для них имеют их контакты?

Или, скажем, люди на работе, – как мы говорим, люди, профессионально живущие в мире духовного сообщества. Когда мы встречаемся, вы не представляете, какое это счастье! Все равно, к каким традициям мы принадлежим. Просто можно пообщаться со своим человеком, нас же мало.

Так что вы подумайте, прежде чем открывать свою уникальность: а стоит ли? Мы все время в двойственности: с одной стороны, хотим выявить свою уникальность, обнаружить свою неповторимость, а с другой стороны – не дай бог!

Более того, большинству страшно даже выявить свой социально-психологический мир, понять, каков он на самом деле. А вдруг реально вокруг никого из этого мира не окажется? Не зря же говорят, что ничто человек так не хочет знать, как самого себя, и ничто человек так не боится узнать, как самого себя. Это инстинктивная защита.

Чем обусловлена защита от познания самого себя? Чем она обнаруживается? Защиту обусловливает самосохранение. А обнаруживается она социумом. Человек сделан из людей. Одинокие потомства не оставляли, как правило.

Спрашивается: как покинуть свой социально-психологический мир? С одной стороны, самый прямой путь – это путешествие по разным социально-психологическим мирам, там постепенно узнаешь, откуда ты сам. А с другой стороны, по мере накопления знаний можно путем саморефлексии сделать это, но для такого способа требуется большое мужество, потому что ты можешь оказаться совсем не оттуда, откуда хотел бы быть.

Ситуация все та же. Человек хочет и одновременно не хочет знать правду о себе. Есть старинное выражение: «То, что в нас ищет, и есть то, что мы ищем». Это томление духа.

У меня есть замечательный друг. Он время от времени исчезает, а потом приходит и говорит: «Я тут за это время два раза решил – все, никакой духовности… вообще надо делом заниматься, деньги зарабатывать, нормально жить, как люди живут, но, – говорит, – вот какое-то томление духа, вот опять я к тебе пришел, понимаешь!» Он замечательный человек, что он видит это. Он видит и то и другое: и то, что в нем не хочет, и то, что в нем хочет. Он не прячется от этой борьбы в себе самом и не списывает ее на внешние обстоятельства. Он уже видит, что это внутри него самого. И это очень важно.

Почему мы так тоскуем по своему детству? Потому что все бесплатно. Вся любовь – бесплатно. Нам все давали, а мы ни за что не отвечали. А теперь представьте себе, что вы вылупились из этого, остались один на один с миром. Это же за все отвечать надо. И никакого Мы.