Роберт Смит - История психологии Страница 82

Приход к власти нацистов имел тяжелые последствия для психоаналитического сообщества. Фрейд и многие его последователи были евреями, по понятиям нацистов, и поэтому психоаналитическое изображение негативных сторон человеческой натуры было легко заклеймить как «еврейскую науку». Очень многим немецким, австрийским и венгерским аналитикам пришлось эмигрировать, в основном в США; они привезли с собой интерпретацию общественной жизни с психологической точки зрения. Однако и во владениях Третьего рейха психоанализ не исчез. Двоюродный брат фельдмаршала Геринга Матиас Генрих Геринг (Matthias Heinrich Goring, 1875–1945) возглавлял Немецкий институт психологических исследований и психотерапии в Берлине, переименованный в институт Геринга, и предлагал представителям партийной элиты услуги по психологическому консультированию. В этой дикой ситуации аналитик пытался переформулировать созданные для терапии неврозов понятия так, чтобы они подошли для работы с героями, остававшимися в Берлине во время войны.

У психоанализа были последователи и в России. На протяжении двух десятилетий, предшествовавших Первой мировой войне, в России сложилось сообщество психиатров, близко знакомых с работами их коллег из Германии, Австрии, Швейцарии и Франции. Многие из этих врачей резко критиковали царский режим, связывая страдания и трудности отдельных людей с недостатками государственной власти. Их интересовали и психологические методы лечения. В этих обстоятельствах Николай Евграфович Осипов (1887–1934) и его коллеги развернули обсуждение идей Фрейда. Осипов впоследствии переписывался и встречался с Фрейдом и Юнгом. Он работал в первой амбулаторной службе для невротиков в психиатрической клинике Московского университета (с 1906 по 1911 гг.) и в 1910 г. вместе с другими молодыми терапевтами основал журнал «Психотерапия», довольно эклектичного содержания. Уже в 1909 г. психиатр Николай Алексеевич Вырубов (1869–1918) практиковал в качестве психоаналитика и проводил обучение аналитиков. Многие из этих врачей во время войны работали психиатрами в армии и приходили в ужас от отсутствия скоординированной медицинской службы. Они поэтому приветствовали новое большевистское правительство в надежде на то, что оно сможет организовать эффективную и современную медицинскую службу, предусматривающую ассигнования на психотерапию. Сам Осипов, однако, эмигрировал в Прагу и способствовал распространению психоанализа в Чехословакии. Психоаналитик Моисей Вульф (1878–1971) уехал из России в Палестину. И все же в революционной России психоанализ продолжал вызывать интерес. В начале 1920-х гг. в Москве был создан Психоаналитический институт, финансировавшийся государством, аналогов чему тогда в мире не было; его наиболее квалифицированным сотрудником был Иван Дмитриевич Ермаков (1875–1942). Молодой Лурия был секретарем Московского психоаналитического общества. В стране, где шли эксперименты по переустройству жизни, психоанализ был воспринят как один из них; казалось, он указывал на истинные, материальные потребности человека, которые в буржуазном обществе подавляются. Но он разделил судьбу почти всех новых интеллектуальных течений, уничтоженных Великим переломом — решением в 1927 г. провести индустриализацию и коллективизацию любой ценой и последовавшей за этим сталинской «культурной революцией». В отличие от психотехники, по поводу психоанализа не выходило никакого официального распоряжения. Однако легко представить себе антагонизм людей, твердо решивших изменить мир коллективными действиями, по отношению к психоанализу — буржуазному образу мышления, уделявшему внимание исключительно индивидуальным чувствам и личным проблемам.

В ранней психоаналитической теории инстинктам придавалось большое значение. Разработав структурную теорию Я и Оно, Фрейд приписал движущую силу последнему. Интерес общества к психоанализу накануне и после Первой мировой войны отражал, таким образом, волнение, возбуждаемое способностью психологии обнажать в природе человека глубоко запрятанную примитивность, сексуальную активность и агрессивность доисторических предков. Быстрая популяризация психоаналитических идей была частью более широкой реакции против викторианской культуры и лицемерного отрицания на публике того, что втайне знал каждый. В пьесе, написанной в 1927 г., молоденькая девушка говорит: «Разве вы не знаете, мама, что мысли всех людей непотребно бесстыдны? Это психология». В 1917 г. статья, также вышедшая в США, была озаглавлена «Является ли обнаруженное психоанализом Я клеветой на род человеческий?» [цит. по: 51, с. 130]. Хотя Фрейд делал все возможное для того, чтобы дистанцировать свое движение от такого рода популяризации, его собственный стоический пессимизм не опровергал складывавшееся убеждение в том, что внутри человека скрывается зверь.

То, что консервативное мнение считало «непристойностью», постепенно стало уходить из психоанализа, в особенности благодаря работам эмигрировавших в США Хорни и Хайнца Хартманна (Heinz Hartmann, 1894–1970) и американского психиатра Гарри Салливана (Harry S.Sullivan, 1892–1949). Они создали так называемую эго-психологию — теорию Я как особой психической структуры со своими собственными позитивными силами. В тон американским установкам на возможность улучшения жизни они оптимистически утверждали, что в основе личности лежит способность к интеграции природных влечений с социальными требованиями и к взрослению как подлинной самореализации. Хорни выступила с серьезной критикой взглядов Фрейда на фемининность и создала положительный образ женского Я, которое отличает способность к заботе и воспитанию. Салливан, чьи теоретические разногласия с Хорни разделили американских аналитиков и повлияли на организационное развитие этой области в США, решился на работу с психотиками. В свое время Фрейд пришел к выводу, что перед психозами психоанализ бессилен, поскольку психотикам не хватает способности к речевой коммуникации, необходимой для процесса анализа. Однако Салливан предложил способы, с помощью которых терапевт может взаимодействовать даже с глубоко нарушенной психикой и искать ее интегративное ядро. Хартманн в своей книге «Эго-психология и проблема адаптации» (Ego Psychology and the Problem of Adaptation, 1939) доказывал, что существует «сфера Я, свободная от конфликта», которая отвечает за сознательные психические функции — такие как восприятие, научение и память, осуществляющие нормальную активность по адаптации Я к социальному окружению. Его взгляды стали влиятельными в том числе потому, что наводили мосты между психоанализом и академической экспериментальной психологией, изучавшей процессы научения и приспособления. Хартманн также делал акцент на социальных условиях, которые, как считали многие критики, Фрейд игнорировал. «Мы не верим, что возможно полностью объяснить поведение индивида, исходя только из его инстинктов и фантазий… Ни при каких условиях нельзя игнорировать или отрицать ту роль, которую играют экономические или социальные структуры как относительно независимые факторы» [цит. по: 94, с. 136]. Это вызвало в 1950— 1960-е гг. попытку объединить психоаналитическое понятие психических энергий с обществоведческим понятием социальных сил и создать единую теорию как основу для совершенствования человеческой жизни. Первый важный шаг сделал сам Хартманн в статье «Психоанализ как научная теория» (Psychoanalysis as a scientific theory, 1959). Психоаналитик Давид Рапапорт (David Rapaport, 1911–1960) построил естественно-научную модель психики, в которой сопоставил психические энергии с физическими, и систематически призывал к интеграции аналитических концепций с другими психологическими подходами.

Другой психоаналитик — эмигрант из Европы, Эрик Эриксон (Erik Erikson, 1902–1994), также подчеркивал существование автономного независимого Я — свободной от конфликтов зоны личности. В ее существовании он убедился, изучая, как ребенок становится самостоятельным, и каковы те условия, которые этому способствуют или мешают. Родители Эриксона были датчанами, но воспитывался он в семье немецкого педиатра еврейского происхождения. Он прошел обучение детскому анализу у Анны Фрейд, а в 1930-е гг. эмигрировал в США. Его работа о жизненном цикле, получившая широкую известность, развивала идею о существовании естественной схемы развития Эго. В книге «Детство и общество» (Childhood and Society, 1950) он популяризировал представления о психологической идентичности и подростковом кризисе идентичности. В книге защищалось мнение о том, что существует нормальная модель развития подростка, которая завершается естественным приспособлением к обществу, когда ребенок достигает зрелости. Эриксон сосредоточил свое внимание на обществе и на тех условиях, которым делают молодое Эго сильным и цельным. К тому времени, когда Эриксон опубликовал книгу «Идентичность: юность и кризис» (Identity: Youth and Crisis, 1968), между психоаналитическим и психологическим подходами к развитию уже установились тесные связи в рамках академической науки. А за ее пределами сближение психоанализа и психологии происходило благодаря стремительно растущему интересу к психотерапии. Этот род деятельности пользовался признанием как относящийся скорее к компетенции психологии, а не к сфере медицины. В то же время американские аналитики и идеи психоанализа завоевали прочные позиции в медицинской психиатрии, чего в других странах не наблюдалось, и это продолжалось до 1970-х гг.